Так оно и случилось. Вскоре пришел приказ об отстранении от занимаемой должности подполковника А. С. Белова и его заместителя по политической части капитана Б. И. Адамидова. Принять командование полком было приказано мне. И не только принять, но и в самые кратчайшие сроки подготовить его к повторному взятию Горшечного.
Что и говорить, задача, поставленная передо мной, была не из легких. К счастью, в эти дни судьба свела меня с замечательным человеком, коммунистом капитаном Максимом Алексеевичем Храмовым, назначенным в полк заместителем командира по политической части. Мы оказались с ним земляками: он тоже был родом из Егорьевска. Но не только это сразу же сблизило нас. Главное, что в М. А. Храмове я нашел опытного помощника, умного и доброго советчика. Он умел ладить с людьми. Никого не подменяя, очень тактично, капитан приходил к ним на помощь в самую, казалось бы, трудную минуту. Он был из тех комиссаров старой закалки, слово и дело которых заставляли сильнее биться сердца бойцов, вливали в них новые силы, звали к победе.
Вот и в те дни, что предшествовали повторной атаке на Горшечное, Храмов помог мне наиболее целесообразно расставить людей, зажечь их уверенностью в успехе дела. Кстати, это не без его совета был назначен на должность командира 1-го батальона старший лейтенант Я. М. Агафонов. До этого он был заместителем у Головина, за мужество и отвагу в боях получил орден Красной Звезды. Очень скромный, даже застенчивый, старший лейтенант был из тех людей, которые почему-то предпочитают оставаться в тени, как бы на втором плане. И кто знает, не разгляди его замполит полка, не пойми, не порекомендуй, Агафонов, может быть, еще долго оставался бы неприметным замом. Но этого, к счастью, не случилось. Старший лейтенант был назначен комбатом, воспринял это как вторую награду и впоследствии стал достойным преемником своего погибшего боевого друга и командира капитана А. П. Головина.
Но вернемся к подготовке повторного взятия Горшечного. Следует сказать, что оперативная обстановка к тому времени несколько улучшилась. Войска Брянского фронта уже нависли над Курском с севера, а 60-я армия Воронежского фронта, прорвав оборону противника на реке Тим и разгромив противостоящую ей группировку врага, освободила город Щигры. Войска 38-й армии овладели городом Тим. А наша, 40-я армия развивала успешное наступление на белгородско-харьковском направлении.
В этой обстановке создалась возможность буквально в два дня пополнить наш полк людьми и огневыми средствами, придать нам подразделения усиления, и уже 4 февраля мы были готовы к штурму поселка. Добавлю, что благодаря неутомимой деятельности начальника штаба полка капитана А. Н. Потемкина, начальника разведки дивизии майора И. О. Попова и его полкового коллеги капитана А. И. Степанова у нас имелись достаточно полные сведения о противнике, засевшем в Горшечном. Там находился полк из состава фашистской 377-й пехотной дивизии, численностью около тысячи человек. Знали мы и расположение огневых точек противника, который наиболее густо усеял ими центр и южную окраину поселка.
Итак, перед нами все то же Горшечное, уже стоившее полку немалых жертв. И хоть мы знали этот поселок не только, образно выражаясь, снаружи, но и изнутри, все же было решено перед началом общей атаки провести разведку боем. Эту задачу возложили на роту автоматчиков старшего лейтенанта А. В. Юрина. Причем свой удар она должна была нанести по Горшечному не с фронта, а со стороны деревни Сомовка, потому что именно та окраина поселка была для нас некоторого рода загадкой.
И наши опасения подтвердились. Едва рота начала разведку боем, как по ней тут же открыла огонь ранее не выявленная нами артиллерийская батарея противника. Правда, нервы у гитлеровских артиллеристов не выдержали в самый последний момент, что позволило нашим автоматчикам почти вплотную приблизиться к их огневым позициям. И достаточно было короткого рывка, чтобы бойцы ворвались на батарею, в рукопашной схватке уничтожили расчеты, захватили пленных и четыре исправных орудия.
И вот уже первые доклады: на юго-восточную окраину Горшечного ворвались рота лейтенанта Петрова и автоматчики уже знакомого читателю старшего лейтенанта Юрина. Успешно продвигались и другие подразделения полка. К утру 5 февраля сопротивление противника в поселке было сломлено. Мы вновь освободили Горшечное, и на этот раз навсегда.
В поселке нами было захвачено немало пленных. И тут-то мы и стали свидетелями одного запомнившегося инцидента. В одной из колонн, которую конвоировали наши автоматчики, вдруг возник какой-то шум. В чем дело? Оказалось, гитлеровцы не хотели идти, даже в плену, в одном строю с венграми.
Вот они, "союзнички"!
* * *
В окрестностях Горшечного еще шли бои - некоторые наши подразделения преследовали разрозненные группы отходящего противника, - а в освобожденном поселке уже появились первые его жители. Старики и женщины с детьми выбирались откуда-то из подвалов, шли из ближнего леса, из оврагов, таща на себе свой немудрящий скарб. Худые, изможденные, одетые, несмотря на морозы, в ветхие лохмотья, эти люди со слезами радости на глазах бросались навстречу нашим бойцам и командирам, обнимали, целовали, плакали, вспоминая все то, что пришлось им пережить за время фашистской оккупации.
В то утро в штаб полка прибыла делегация односельчан. Возглавлял ее высокий и худой, но все еще крепкий седобородый старик. Обращаясь ко мне, он сказал:
- Земной поклон тебе, товарищ командир, и твоим красноармейцам за то, что избавили нас от лютого ворога. Вы возвратили нам свободу и нашу родную Советскую власть. За нее, эвон, сколько краснозвездных героев пало. Клянемся, что мы до последних дней своих будем хранить о них благодарную память...
Старик говорил хотя и взволнованно, но не торопясь, будто взвешивая каждое свое слово. То и дело оглядывался на стоящих рядом остальных делегатов, как бы спрашивая их: мол, все ли так говорю, не упустил ли чего? Те в ответ согласно кивали головами: так, все так.
- Так вот, дорогие сынки, - ободренный молчаливой поддержкой односельчан, продолжил старик, - спасибо, стало быть, за ваше геройство. Вы свое дело справно сделали, а теперь наш черед наступает. Нужно и поселок, и район к жизни поднимать. Чтобы, значит, и самим жить, и фронту чем-нибудь помогать. Но только... - Тут он снова запнулся, посмотрел на пришедших вместе с ним. Те тоже неуверенно затеребили в руках свои видавшие виды шапки. И старик решился, махнув рукой, сказал: - Э, да что уж там! Не к чужим, чай, обращаемся! К своим! А они поймут наше бедственное состояние... Так вот, сынки. Начинать-то строить жизнь надо, а с какого краю? Сами ведь видите, фашист все пограбил, одна беда только и осталась. Так что... не поможете ли нам на первых порах? - Что-то подметив в моих глазах, заторопился, пояснил: - Не, товарищ командир, солдатских рук мы не просим. Им ведь еще воевать да воевать... А вот ежели у вас какая-нибудь скотинешка сыщется али машины трофейные... И еще. Тут людей у нас много болеет, особливо детишек. Оно и понятно: намерзлись в землянках-то да оврагах. А еще голодуха. Так что помощь и медицинская требуется. Уж ты, сынок, не откажи, пособи.
Слушал я старика, а в груди все клокотало от ненависти к гитлеровцам. Это ж надо так издеваться над мирным населением! Ни кола ни двора не оставлять. Детишек голодом морить. Женщин раздетых на лютый мороз выгонять. Звери! Бешеные звери! Их в уничтожать-то надо, как зверей. Без пощады!
Сказал старику:
- Хорошо, отец, мы вам поможем, поделимся трофеями. И медицинскую помощь окажем.
Делегация односельчан ушла. А я тут же вызвал к себе замполита М. А. Храмова, начальника тыла полка Г. С. Боженюка и старшего врача О. С. Саркарова. Передал им просьбу местных жителей, не приказал, а попросил оказать всяческое содействие.
В тот же день мы передали жителям Горшечного две автомашины, около полусотни лошадей и почти всех коров, что отбили у противника. Кроме того, из трофейных складов выделили поселянам часть продуктов питания, одежды. А медики во главе с Саркаровым осмотрели всех больных, снабдили их медикаментами.
Так возвращался к жизни еще один советский населенный пункт, освобожденный нами от немецко-фашистских захватчиков.
А мы снова пошли на запад. Впереди нас ждала Украина, стонущая от фашистского рабства.
Глава четвертая.
На земле Украины
Поздно вечером 5 февраля в штаб полка прибыл помощник начальника оперативного отделения дивизии старшин лейтенант М. С. Иванов. Мы с ним не виделись довольно продолжительное время, точнее, с момента моего ухода на новую должность, поэтому очень обрадовались этой встрече. Начались взаимные расспросы, рассказы.
Чувствовалось, что Михаил страшно устал, но тем не менее был, как всегда, подтянут и энергичен. Поздравив меня со взятием Горшечного, он одновременно сообщил, что армия в настоящее время успешно развивает наступление на харьковском направлении, а главные силы дивизии ведут упорный бой под Старым Осколом. В заключение передал боевое распоряжение полку, в котором было сказано, что ему, действуя во втором эшелоне дивизии, к вечеру надлежит выйти в Скородное, а 10 февраля быть в районе Белгорода.
Я в свою очередь более подробно ввел Михаила в события прошедших дней, высказал слова искренней благодарности некоторым работникам штаба и политотдела дивизии, оказавшим во время взятия Горшечного большую помощь как мне лично, так и моему штабу. В частности, это в первую очередь относилось к начальнику политотдела майору П. И. Гречко, который после снятия нашего прежнего замполита буквально не выезжал из полка, вводя капитана М. А. Храмова в курс дела. Немало теплых слов было сказано мной и в адрес начальника разведки дивизии майора И. И. Попова, начальника строевого отделения дивизии капитана В. М. Дмириева и многих других. Кто знает, смог бы я, только что принявший измотанный в боях полк, без их помощи справиться с такой сложной задачей, как повторное взятие Горшечного. Вряд ли.
Мы проговорили с Михаилом чуть ли не всю ночь. А утром, передав оборону Горшечного частям из резерва фронта, наш полк начал стремительное движение на Старый Оскол. Преследуя противника, не давая ему возможности закрепиться на новых рубежах, мы с ходу ворвались в деревню Котово, а 7 февраля уже были в Скородном.
Здесь и произошла моя встреча с известным всей дивизии разведчиком капитаном А. И. Дровалем. Оказалось, что это бойцы его группы, накануне овладев Верхней Атамановской, создали условия для столь быстрого продвижения нашего полка на Скородное и захвата его с ходу. По моей просьбе капитан ввел меня в некоторые подробности смелого налета на Верхнюю Атамановскую.
...Ночь тогда выдалась на редкость вьюжной. Разведчики Дроваля, пробираясь к этому населенному пункту, неожиданно наткнулись на отходящую колонну противника и, не долго думая, незаметно пристроились к ней. Так вместе с гитлеровцами и втянулись в деревню. И только там открыли внезапный огонь по противнику. 38 наших воинов уничтожили 80 фашистов и 102 взяли в плен. А саперы старшего лейтенанта К. П. Миткалева подорвали 2 железнодорожных моста и несколько складов с боеприпасами.
Но на этом дерзкие дела группы далеко не закончились. На обратном пути разведчикам капитана А. И. Дроваля удалось, как выразился сам Александр, "пошуметь" еще в нескольких деревнях, захватить и раздать местным жителям хлеб и скот, предназначавшиеся для отправки в Германию, а в районе Старого Оскола отбить и спасти от угона в фашистское рабство большую колонну советской молодежи.
С тех пор я внимательно следил за дальнейшей судьбой этого лихого разведчика. Знаю, что он с боями дошел до венгерской столицы, отличился там при взятии здания парламента. Был несколько раз ранен. С войны вернулся с осколком в легком. Позднее эта рана сказалась: у Дроваля развился туберкулез. Он умер в городе Пирятине - на, родной Украине, о которой он так часто вспоминал на воронежской земле.
...В Скородном нас пополнили, мы смогли довести свои батальоны почти до их штатного состава. Из этого сделали вывод: не за горами еще более серьезные дела.
И не ошиблись. 9 февраля до нас дошло волнующее известие о том, что 40-я армия вошла в Белгород, а днем раньше войска генерала И. Д. Черняховского освободили Курск. Приехавший в Скородное начальник штаба дивизии подполковник Н. Н. Петренко доверительно сообщил мне, что в соединении уже получен приказ через Казачью Лопань и Прудянку наступать на Харьков.
- Так что скоро, Штыков, - закончил подполковник, - мы вступим на землю моей ридной маты Украины!
И действительно, пройдя утром 11 февраля по еще дымящимся улицам Белгорода, мы вскоре оказались уже на украинской земле. Сразу было видно, что здесь совсем недавно гремели жестокие бои. На обочинах шоссе, ведущего к Харькову, густо чернели остовы сгоревших вражеских танков, валялись искореженные орудия и вездеходы. В стороне тянулись снежные валы брошенных врагом позиций. Рядом с шоссе, уступая дорогу войскам и технике, шли, волоча санки, а то и толкая впереди себя двухколесные тележки с пожитками, женщины, старики и дети - местные жители, возвращающиеся в освобожденные советскими войсками города и села. Все чаще слышалась напевная украинская речь.
Где-то в районе Прудянки, на пути к Дергачам, нас встретил начальник оперативного отделения дивизии капитан А. П. Мелентьев. Вдвоем с ним зашли в какую-то придорожную заброшенную хатенку. Здесь Мелентьев развернул свою видавшую виды карту и вкратце ознакомил меня с последними данными обстановки. Оказалось, что первый эшелон дивизии - полки Билютина и Казакевича, овладев Прудянкой, захватили было и Дергачи. Но вскоре были выбиты оттуда контратакой противника. Задача нашего полка - разгромить фашистов в южной части Дергачей и закрепиться там.
Приказ есть приказ. Только вот очень уж он трудно выполнимый. Дело в том, что из-за плохих дорог у нас отстала полковая и приданная артиллерия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23