раковины в ванную комнату со столешницей 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Снова тревожные мысли одолевают Женю. Завтра в карьер приедут на экскурсию дети. Они спустятся в котлован, разбредутся вокруг, и в это время от любого прикосновения сработает ударное устройство...
Туча закрыла луну, и в комнате вдруг стало так темно, будто задёрнули шторы. Потонули в темноте карлик-горбун, лошадь и чеченец в папахе.
Тихо... Только храп и тиканье часов.
"И всё это я выдумываю, настраиваю себя, накручиваю всякую чушь, подумал Женя. - Надо спать. Завтра утром пойду на карьер и во всём разберусь".
Женя говорил это себе, но как-то неуверенно, робко. Он подложил ладонь под щёку, чтобы скорее заснуть, и в это время на соседней кровати храп прекратился, зазвенели пружины, человек застонал и невнятно пробормотал сквозь сон:
- Второе орудие - огонь!.. Снаряды оттаскивай. Тащи... Огонь!
МИЛИЦИОНЕР ПОКАЗЫВАЕТ ДОРОГУ
Женя вскочил одним рывком и стал одеваться быстро, как по тревоге. Спустя пять минут он был уже на пустынной площади. Здесь по мокрому асфальту бежали только тени от туч, гонимых ветром перед луной.
Куда идти?
На мгновение Женя остановился. Неужели только позавчера он спокойно (пусть с костылём) поднимался по лестнице к себе домой? Каким-то мелким показался ему сейчас этот вывих ноги. Две бы ноги сейчас вывихнуть, только бы стереть начисто события этих двух дней. Жаль, что нет такого ластика, которым можно было бы в жизни стирать крупные огорчения и несчастья, как стираешь ошибки в тетради.
Перед Женей высилось облитое белым светом величественное здание Дома Советов. За ним - сторожевые башни кремля, звонница и золотой купол Софийского собора. Много неба было вокруг, и Жене показалось, что облака висят неподвижно, а луна быстро убегает от них.
"Что же делать?" - снова сам себя спросил Женя. Он знает только, что карьер называется Приозёрным, что расположен он где-то далеко за городом; ехал он туда с Региной Михайловной на такси довольно долго и дорогу совсем не запомнил. Вообще-то он знал со слов Володи, что ехать туда надо автобусом. Но ночью, конечно же, никаких автобусов нет.
- Всё это так, - говорил себе Женя, - а всё-таки мне надо быть на карьере до того, как там начнётся работа. Первый же удар лопаты, механический или простой, всё равно, и может быть взрыв - гибель многих людей. А уж если это произойдёт днём, во время экскурсии школьников...
Женя торопливо зашагал через площадь. Что это там в тени здания? Человек? Да, конечно, человек. Он ходит маленькими шажками, будто пританцовывает. Странно. А вокруг ни души.
Женя подошёл к этому человеку. И, когда оказался совсем близко, разглядел, что это милиционер.
- Добрый вечер! - сказал Женя.
- С доброй ночью вас. Поздненько прогуливаетесь. Три часа пробило. Скоро половину четвёртого пробьёт.
В голосе милиционера Женя уловил подозрительность и настороженность. Неудивительно: странные это прогулки в четвёртом часу ночи. Есть чему удивиться, особенно милиционеру.
Почувствовав это, Женя начал говорить, говорить быстро, не думая, и сам при этом удивлялся, как это у него складно получается, без сучка без задоринки. Он инженер-практикант, ездил сегодня, видите ли, на Приозёрный карьер, а вернувшись, вдруг ночью в гостинице обнаружил, что у него нет документа. Важного документа. "Но не будем уточнять какого", многозначительно сказал Женя. Документ этот он мог обронить только на карьере, больше нигде. Там он его вынимал. И, конечно же, обронил. А утром кто-нибудь может найти, и тогда ему, инженеру-практиканту, неприятностей не обобраться. И вот теперь он не знает, каким путём ему добраться до карьера.
Похоже, что милиционер ему поверил. Да, в самом деле, ведь Женя не походил ни на преступника, ни на какого-нибудь ночного пьяницу-забулдыгу. И говорил он гладко, правдоподобно.
- Вы через мост ехали на карьер? - спросил милиционер?
- Кажется.
- Другой дороги туда нет. Только через мост. Но до самого карьера будет километров десять. Не меньше. А сейчас транспорта никакого. Подождите хотя бы до пяти утра. Машины выходят из автобаз. Остановите подбросят.
- Нет, - сказал Женя, - мне надо сейчас. Значит, вон там через мост. А дальше как?
Милиционер рад был поговорить - ночь, тишина, скука. Он даже проводил Женю до моста и подробно растолковал, как лучше добраться до озера. Дорогой он расспросил приехавшего инженера, бывал ли он раньше в Новгороде, и, узнав, что не бывал, рассказал, какие были здесь разрушения, сколько бед натворили фашисты.
- До сих пор находят неразорвавшиеся снаряды и мины, - сказал милиционер в заключение.
- Да, да, благодарю вас! - Женя попрощался с разговорчивым милиционером и торопливо зашагал по мосту.
ДРЕМЛЮЩАЯ СМЕРТЬ
На всём десятикилометровом пути к карьеру Женя не встретил ни одной автомашины, кроме молочной цистерны. Шофёр нёсся на бешеной скорости и не обратил или не захотел обратить внимания на Женину руку.
Женя подошёл к карьеру, когда рассветало. В суматохе последнего дня он забыл завести часы и с грустью обнаружил, что они остановились на без пяти минут четыре.
Ветер выпил лужи, подсушил землю.
На горизонте из-за тёмных волн озера, будто вылепленных из глины, поднималось малиново-вишнёвое солнце.
Женя устал. Снова начала побаливать повреждённая нога. Он чуть прихрамывал, но шёл быстро. Теперь он не искал на дороге грузовиков, а боялся, что какая-нибудь машина обгонит его и он, Женя, не успеет её остановить. Затем самосвал этот спустится в карьер, и через полминуты раздастся оглушительный взрыв. При мысли об этом Женя чувствовал, как его сердце делало несколько лишних ударов.
Торопиться, торопиться, пока никого нет, пока не начались работы на карьере...
Вот уже Женя спустился вниз по скользкой и крутой дороге в карьер. Он оглядывался, искал место, где Костя присыпал землёю жёлтый металл.
"Какой металл? - думал Женя. - Золото или медь?"
До чего же скользко в этом котловане! Женя балансировал руками и продвигался вперёд маленькими-маленькими шажками.
Земля. Лужи. Грязь.
А наверху уже стелились по земле розовые лучи солнца.
Женя зачерпнул ботинком воду из лужи, поскользнулся и чуть было не упал.
Ох, и злился же он на себя и ругал себя - шляпой, мальчишкой, оболтусом... Ему уже казалось, что он обшарил ногами весь котлован, что поиски его ни к чему не привели. И в это время солнечный луч, наработавшись поверху, проник вниз, в котлован, и сразу же в земле что-то заблестело. Да, сомнений не могло быть - в одном месте неуклюже присыпано. Дождь размыл землю, но всё равно не мог скрыть Костину работу.
Женя взял воткнутую в землю лопату и осторожно снял верхний слой. Нет, так нельзя - опасно. Он опустился на колени и начал разгребать землю руками. Потом достал из кармана ножик, и со стороны могло показаться, что он колдует над этим холмиком земли, проделывая ножиком какие-то странные движения.
Капельки пота проступили у Жени на лбу. А ведь утро было совсем не тёплое. Руки у Жени закоченели, а лицо горело. Да, к этому времени он уже точно знал, что тут, в земле, притаилась дремлющая смерть. Недаром говорят: не всё то золото, что блестит. Женя докопался до жёлтого металла, который Костя принял за изваяние Перуна. И хотя студент Замараев не был на войне, он сразу определил: перед ним артиллерийский снаряд. И вряд ли только один. Здесь должен быть склад. А там, где снаряды, там могут быть и мины и бомбы. Тронь только взрыватель - капсюль, и в небо взметнётся огромный фонтан земли и тебя разорвёт на куски.
КРАСНЫЕ ФЛАЖКИ
Борис Сергиенко работал в тот день в первой смене. По дороге из автобазы он заехал за учётчицей и вот сейчас на большой скорости вёл свой самосвал по дороге к карьеру. Здесь он знал каждый подъём и спуск, даже самый малый, каждый бугорок и ямку. До карьера оставалось ещё минут пятнадцать езды, а часы показывали без десяти шесть. Борис выжимал из машины всё, что мог, чтобы учётчица ровно в шесть ударила в свой рельс, а он, Борис, в эту самую минуту начал бы грузить свой самосвал.
Но получилось по-другому. У самого карьера на дороге стоял молодой человек в распахнутом плаще и в клетчатой рубашке. Он широко расставил ноги и поднял вверх обе руки. Высокий. Худой. Розовощёкий.
Кто это? Сумасшедший? Зачем он стал посередине дороги так близко от поворота? Хотел остановить машину - стал бы сбоку и поднял руку. И зачем останавливать? Дорога-то тупиковая - в карьер.
Думая так, Борис переставил ногу на педаль тормоза, а руками вцепился в баранку. Буксуя и виляя, машина остановилась в трёх шагах от человека в клетчатой рубашке. Борис сигналил ему, а тот всё равно не сходил с дороги. Наезжай на него, и всё тут. Дорожка узкая, с боков кюветы, полные воды: вывернуть машину - опрокинешься.
- Ты что, псих? - крикнул Борис, высунувшись в дверцу машины.
Человек ничего не ответил, только, рванув на себя дверцу, вскочил в машину.
Борис уже понял каким-то внутренним чувством, необъяснимым, что происходит что-то очень страшное и человек этот никакой не сумасшедший и, конечно же, не шутник.
Машина рванула вперёд, как это бывает только у шофёров-новичков. Но в этот раз произошло так потому, что очень уж заторопился Борис.
Парень в клетчатой рубашке сидел рядом на сиденье и молчал.
- Говори! - сказал Борис, ловко вертя баранку, как оно и положено при быстрой езде по ухабистой дороге.
Через минуту всё выяснилось. Женя Замараев говорил торопливо, волнуясь, но Борис его сразу понял.
На дне котлована неразорвавшийся снаряд. Женя сразу же вспомнил и пересказал всё, что произошло с ним этой ночью, что слышал он в общежитии гостиницы. Он был взволнован и, как это бывает в таких случаях, говорил быстро, много и бестолково...
Борис не дал Жене окончить. Он понял, что надо ехать за сапёрами, и, главное, как можно скорее. Борис быстро развернул свой самосвал у карьера и спустя две минуты мчался на нём обратно в Новгород. Женя сидел рядом. Он держал записку с адресом лейтенанта-сапёра. А в это самое время учётчица рвала зубами свою красную косынку и красный флажок, которым она регулировала движение. Теперь она накалывала на прутики кусочки красной материи, делая маленькие флажки. И флажки эти учётчица втыкала вокруг котлована. Что с того, что она стоит у дороги, регулируя движение машин, ведь котлован открыт со всех сторон. И разве увидишь, если кто-нибудь из рабочих спустится с другой стороны? И где гарантия, что в котловане этом только один снаряд? Их может быть много - целый склад. Размышляя так, девушка-регулировщица вспоминала Бориса и этого совсем молодого парня, что остановил машину: "Ой, честное слово, какие же вы молодцы, что бросились спасать людей от такого несчастья!"
ДОРОГА К КАРЬЕРУ
Регина Михайловна верила сыну и не верила. Она чувствовала, что происходит что-то необычайное: и это неожиданное исчезновение Кости, и появление Жени, а вечером - Володи Замараева...
Какой-то клубок запутывался вокруг Регины Михайловны, а распутать его она не могла. Это было как в детективном романе, который прочитан ещё только до половины.
"Ничего, - думала она, - утро вечера мудренее. Пусть мальчики поспят. Они ведь устали, москвич - с дороги, а мой - неизвестно отчего. Завтра я у моего Кости с глазу на глаз всё выведаю... Да, - говорила она себе, - два мальчика - это ведь не два, а дважды два и даже больше того.
А когда мой Костик будет один, я с ним справлюсь".
Мальчики спали в одной кровати. Спали - это, конечно, не совсем точно. Они лежали как мёртвые и, не сговариваясь, прислушивались в темноте к дыханию Регины Михайловны.
- Слышь, мама спит, - прошептал Костя.
- Слышу. Не молоти меня пятками.
- Володька, а что, если до нас Перуна откопают? Нам доли не дадут? Слышь, Володька?
- Отстань! Опять ты бьёшь меня пятками по животу! Отстань!
- Не отстану. Это всё ты придумал. А теперь, как мама свет погасила, я сразу подумал - ничего не выйдет. Будет нам капут.
- Надоел ты со своим капутом! Помалкивай, а то мать разбудишь. Спи...
Но разве можно уснуть, когда человека ожидает то, о чём думалось и мечталось столько времени! Сну не прикажешь. Он иногда приходит, когда совсем не надо, и бежит прочь, когда ты зовёшь его.
Костя помолчал недолго, а потом снова стал шёпотом канючить:
- Да, надоел! А кто Перуна откапывал? Кто, скажи! Кто целый день без маковой росинки во рту? Кто?
- Замолчи ты, Костя! Так мы не выспимся и Перуна прозеваем. Спи, тебе говорят!
- Сплю.
Костя уснул. Уж слишком тяжёл был для него сегодняшний день. Но проснулся он первым, чуть только рассвело.
- Слышь, Володька, вставай, а то без нас там найдут.
- А... что? - Володя говорил это, вскочив уже с кровати и быстро сорвав со стула свою куртку. - Пошли давай!
- Тише ты, маму разбудишь!..
К озеру они шли быстро, стараясь не опоздать, поспеть на карьер до начала работ. Шли молча. На тихой, пустынной улице гулко раздавались их шаги. Мальчики и не заметили, что шли в ногу, как солдаты. Володя раза два спрашивал:
- Ещё далеко?
И Костя отвечал:
- Далеко.
А потом Костя сказал:
- Ой, Володька, боюсь я, что ничего у нас не выйдет. Оцоздаем. Придёт туда эта тётка с красным флажком - она там самосвалами командует, кому куда ехать, - она нас ни за что к карьеру не подпустит. И тогда капут. Приветик от Перуна.
- Брось хныкать! - Володя шёл на полшага впереди и говорил, не оборачиваясь: - "Капут и капут"! Надоел! Что нам тётка с флажком? Обойдём. По-пластунски сползём в карьер. Добудем Перуна. Факт. Лишь бы работы не начались.
- Да, - заскулил Костя, - тебе хорошо, ты храбрый. А что мне делать, если я не храбрый? А? Володя, ты погоди. Знаешь, чего я тебе скажу? Я тебе, Володька, вот чего скажу...
- Отстань! - как отрезал Володя.
И Костя ненадолго приумолк.
...Когда Женя и лейтенант Каляга возвращались на карьер, Борис Сергиенко словно прирос к баранке.
"ЧЕРТИ БОЛОТНЫЕ"
Женя думал о брате. Мысленно он шептал: "Что будет? Что будет?"
Несколько минут тому назад у него был короткий разговор с Калягой. Лейтенант спросил:
- Место болотное?
- Да, - сказал Женя.
- Поверхность металла гладкая, отполированная, но как бы покрытая плёнкой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18


А-П

П-Я