https://wodolei.ru/catalog/podvesnye_unitazy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

- Ни один человек. Всем я до лампочки.
Эра отложила книжку и с сомнением посмотрела на Чеснокову.
- Ну, ладно... Потому что ты вешаешься на всех, как гиря. Пойми, тебе никто ничего не должен. С тобой не то что трудно, а... уныло. Ты слишком правильная.
- Это... плохо?
- Не очень хорошо. Ты ходила и ныла, чтоб не забыли прийти, пока у всех не появилась оскомина.
- И у тебя?
- У меня первой.
- А что мне делать?
- Нужно иметь свою жизнь.
- А если у меня нет... своей?
- Заведи.
- Я не умею.
- О господи! Ну вот: что ты любишь? Или чего ты хочешь?
- Собачку хочу.
Эра фыркнула.
- Что такого смешного я сказала? - обиделась Чеснокова.
- К тому же у тебя совершенно нет чувства юмора.
- Нет?..
- Ни капли.
- А где его взять?
Эра разглядывала Чеснокову, не в состоянии понять, шутит та или говорит вполне серьезно, но тут в класс вошла математичка, и, уныло вздыхая, Чеснокова поплелась на свое место.
На воспитательном часе Маргарита Викторовна раздала им листочки с вопросами (это были давно обещаемые ею анкеты, без которых, как известно, невозможно обойтись ни в исследовании коллектива, ни в изучении отдельной личности) и тоном заговорщика сообщила:
- Подпись не обязательна.
- А на кой это? - с ленцой бросил кто-то из обитателей Камчатки.
- Анкета... Правильно составленная анкета, - поправилась Маргарита Викторовна, - может дать очень многое. Лично я считаю, что она нужна и тому, кто читает, и тому, кто пишет. Второму, может быть, даже в большей степени. Иногда человеку, для того чтобы разобраться в себе, просто не хватает времени.
- А для чего это - разбираться?
- Для того, Будашкин, что человеку не пристало жить на манер растения. Человек должен задумываться о себе, хоть иногда. Подпись, повторяю, не обязательна.
Эра прочла первый вопрос: "Какая музыка нравится тебе больше всего?" Подумав, она написала: "Классический джаз". "Чем является для тебя школа?" - "Местом, где я получаю образование". "Какие книги любишь читать?" - "Современную прозу". "Твои планы на будущее?" - "Получить образование, иметь интересную работу". "На что бы ты предназначил(ла) большую сумму денег, выигранную в спортлото?" Тут и думать нечего: на путешествия по всему свету! "На что ты обращаешь внимание, знакомясь с новым человеком?" - "На характер". "Где ты больше всего любишь проводить время?" - "Везде". "Что любишь делать, когда остаешься один (одна) дома?" - "Читать, слушать музыку, смотреть телевизор". "Какую книгу возьмешь с собой в космос?" Эра написала: "Винни-Пух", потом густо зачеркнула и написала снова: "Толстой, "Война и мир". "Что ты делаешь, когда разочаровываешься в друзьях?"
Над этим вопросом Эра думала дольше всего. Так и не решив, что писать, она оставила место, чтобы снова к этому вернуться, и стала читать дальше. "Чего, по-твоему, недостает твоим родителям?" Это Эра знала совершенно точно: им всегда недоставало времени! "Что ты делаешь, когда родители отказывают тебе в покупке дорогой модной вещи?" - "Сначала злюсь, а потом надеюсь, что они мне ее все же купят". "Нуждаешься ли ты в других людях?" - "Очень!" "Хочется ли тебе изменить мир?" - "Да!!" "Таков (такова) ли ты, каким (какой) хочешь быть?" - "Не совсем". "Для чего, ты считаешь, дана человеку молодость?"
Над этим вопросом Эра тоже немного подумала, написав в конце концов: "Чтобы жить". Так и забыв ответить на вопрос о друзьях, она положила анкету на учительский стол.
Не успела Эра сложить в сумку книги, как Мурашов уже исчез. Но Эра знала, где его искать - у лотка с пирожками. Похоже, это была их с отцом основная еда.
Мурашов отошел от лотка, жуя пирожок.
- Интересно, чего ты ко мне пристаешь? - проговорил он с набитым ртом и, прищурясь, глянул на Эру. - Может, влюбилась?
Эра покраснела.
- Вот, держи деньги. Продали твой свитер.
- Ну, спасибочки.
- Ладно, я пошла.
- Иди.
Но отчего-то она продолжала идти рядом.
- Только не надо оправдываться. Вот уж чего терпеть не могу.
- Я не оправдываюсь. Честное слово, это было очень-очень важно...
- А я верю, - усмехнулся он. - Интересно, почему это порядочные люди всегда такие зануды? Обязательно подсчитают, что очень-очень важно, что очень важно, а что просто важно, и выберут, конечно, самое-самое важное. По велению, так сказать, совести, а не просто оттого, что хочется. У тебя в классе ведь нет друзей, правда?
- Почему ты так считаешь?
- Я не считаю, я вижу.
- Неправда. Я со всеми в совершенно нормальных отношениях.
- Кроме Курдюмовой. Она тебя не переносит. Почему?
- Понятия не имею, - уклончиво сказала Эра.
- Да?.. - с недоверием протянул он. - А почему ее дразнят Дипломатшей?
- Откуда я знаю.
- Хорошее отношение - это не дружба. С тобой неудобно.
- Почему?
- Потому что ты себе позволяешь то, чего не могут позволить другие.
- Например?
- Маленький пустячок: быть собой, - проговорил он с иронией и закончил нормальным тоном: - А тыщу один пример ты можешь привести без меня.
- Им тоже никто не мешает.
- Это ты так считаешь. А вот они считают, что совсем наоборот: все мешает. Кому интересно портить отношения? И ради чего? Сойдет и так. В сущности, всем все равно. Поэтому считают, что ты выпендриваешься.
- И ты тоже?
- Не-а. Я особстатья. Но я считаю, что твоей заслуги в этом нет, просто у тебя отсутствует чувство самосохранения.
- Это как?
- Да так. Раньше я страшно завидовал разным смелым людям: кто-то взобрался на Эверест, кто-то пересек на яхте Тихий океан... А потом понял, что завидовать бессмысленно: у этих людей просто отсутствует чувство самосохранения. Нет его, и все. Я спросил себя: смог бы и я так? И совершенно честно тебе отвечу: нет. Когда я представляю себе тонны воды над каким-нибудь суденышком... Бр-р... Не знаю, прав я или нет, но я так считаю. Ты, наверное...
Мурашов вдруг умолк и молчал так долго, что Эра удивленно повернулась к нему и проследила за его остановившимся взглядом. Впереди, заметно пошатываясь и косолапо перебирая худыми ногами в стоптанных кроссовках, семенила обтерханная фигура с отвисшей линялой авоськой в руке. Несмотря на неуверенность хода, в ее движении была настойчивая целеустремленность и упорство. Из-под пляжной кепки, в прошлом белой, во все стороны торчали неряшливые серые вихры. Фигура мельтешила перед ними совсем не долго нырнув в подворотню, она пропала из виду.
Эра снова глянула на Мурашова и увидела его побелевшее лицо. Она все поняла.
- Отоварился, - хрипло проговорил он и попытался выдавить смешок, но получилось что-то похожее на всхлип.
- Неужели нельзя ничего сделать?
- Не знаю. Я уже ничего не знаю, - повторил он устало. - Раньше я думал, что можно. А теперь... Чихать я на все хотел.
- Но ведь отец...
- Если бы ты знала, как я его когда-то любил... Ему можно было рассказать все, как самому настоящему другу. И он все понимал. Я тогда так гордился... У меня родители были не такие, как у остальных детей. Не помню, когда все это началось. Сначала были громкие голоса, потом какие-то скандалы, споры... Они затихали, когда заходил я или сестра, а потом начиналось снова. Зато хорошо помню, когда он впервые пришел пьяный. Тогда он меня ударил первый раз. На следующий день он просил прощения. Потом снова напился и снова просил прощения. Мама с сестрой уезжали к бабке, возвращались... В общем, пошло-поехало.
- Это страшно, - тихо сказала Эра.
- Представь себе, не очень. Но стыд... Я уже не помню ничего хорошего - одно только плохое. Знаешь, я все чаще чувствую себя старым-престарым дедом. Как говорится, все в прошлом. И вся эта ваша детская суета - какие-то вечера, какие-то собрания... Смешно.
- Ну, пусть тяжело, я согласна... Но ведь жизнь не кончена!
- Ах, ты согласна? - покривился он. - И вообще - почему ты ко мне прицепилась? Почему ты ко всем пристаешь? Тебе их жалко?
- Нет. Просто берет злость, что они не такие.
- Ах, не такие? Подумать только, людишки не такие, как хотелось бы нашей Эрочке Милосердия! А чего бы тебе хотелось?
- Мне бы хотелось помочь им сделаться другими! Что-то убавить, что-то прибавить. Ведь так видно! Неужели они сами не видят? Чуть доброты, чуть смелости, а этому - больше везения.
- Везение тоже слепишь?
- Все можно слепить! Человек может все. Просто он должен вести себя как человек, которому везет, и ему в самом деле начнет везти!
На них оглядывались прохожие: они не замечали, что перешли почти уже на крик. Опомнившись, наконец, не сговариваясь, умолкли.
- Чего ты больше хочешь: любить или чтоб тебя любили? - с непонятной улыбкой вдруг спросил Мурашов.
- Любить. А ты?
- А я хочу есть. Будь!
- Пока, - растерянно сказала Эра.
Она не сразу поняла, почему он пошел совсем не в ту сторону, где был его дом, а поняв, бросилась вдогонку. Он не обернулся, когда она начала его звать, лишь прибавил шагу, а когда Эра, догнав, схватила его за рукав, обернулся с такой злостью, что она отпрянула.
- Хватит за мной таскаться, поняла?
- Извини... я...
- Ну чего тебе? - спросил он уже мягче.
- Пошли со мной, а?
Он раздраженно дернул плечом.
- Твоя тетя, конечно, достойная старая дама, но ты понимаешь, у меня не такое сейчас настроение, чтобы выслушивать ее шпильки. И вообще... можешь ты понять, что человеку надо побыть одному?
- Могу... Но я не к тете. Мы пойдем... Короче говоря, ты сам должен увидеть. Ты должен со мной пойти. Я все понимаю, но ты должен. Именно сейчас. Я очень тебя прошу, а?
- К психиатру, что ли? - ухмыльнулся он. - Меня мама уже водила когда я запустил в папашку вазоном. И тот сказал, что я вполне нормальный, не веришь?
- С ума сошел? Это просто... ну, один человек. Я тебе по дороге расскажу. Идем. Да брось ты этот пирожок, я тебя обедом накормлю!
Вряд ли можно было найти людей более не похожих друг на друга, чем Валерий Павлович и тетя Соня. И все же Валерий Павлович зачастил к ним почти ежевечерне. (К ним - это значит, в первую очередь к тете Соне.) Обычно после звонка в дверь следовал его неизменный робко-деликатный вопрос: "Позволите на огонек?.." - точно он признавал за тетей Соней полное право захлопнуть дверь у него перед самым носом. И, мгновенно расцветая, тетя Соня распахивала перед Валерием Павловичем дверь, а сама бросалась на кухню и принималась лихорадочно собирать на стол. Теперь в духовке всегда находилось что-нибудь "обалдительно", по Эриному выражению, пахнущее.
После ужина тетя Соня гасила свет, включала искусственный камин, и, сидя у мерцающих лампочек, имитирующих тлеющие угли, они вели нескончаемый, продолжающийся от встречи к встрече, разговор. Сначала Эра пристраивалась рядом, свернувшись калачиком в кресле, но в какой-то момент вдруг поняла, что она здесь лишняя. У них появился какой-то особый язык, как у людей, проживших вместе длинную жизнь, когда о многом говорится вскользь, мимолетно, однако собеседники, прекрасно понимая друг друга, не нуждаются в подробностях; они перебрасывались им одним понятными намеками, а часто просто молчали, глядя на мигающие огоньки, и молчание это не было тягостным или пустым. Это получилось как-то само собой, упаси бог - ей вовсе не давали понять, что она мешает, наоборот, оба они искренне просили ее посумерничать с ними у камина, и иногда Эра так и делала, но чаще всего уходила в свою комнату, отговариваясь уроками: задавали им сейчас более чем достаточно.
Сегодня она тоже ушла к себе, сказав, что у нее куча уроков. И это была чистая правда. Волосы дыбом вставали, стоило лишь подумать, сколько нужно приготовить к завтрашнему дню: восемь задач по алгебре, два параграфа по физике, сложный текст по английскому... Однако Эра бесцельно сидела за столом вот уже полчаса, не прикасаясь к книгам, - все никак не могла отойти от впечатлений сегодняшнего дня.
Она все-таки увела Мурашова с собой. Демонстративно вздыхая, он плелся рядом, засунув руки в карманы. Со стороны - вихляющийся и развинченный балбес и лоботряс, великовозрастный баловень папы с мамой. Но теперь Эра знала, что отнюдь не всегда истина плавает на поверхности.
- Ну? Когда расколешься? - лениво поинтересовался Мурашов.
- Мы идем на нашу старую квартиру. - Эра не собиралась все ему выкладывать, пусть увидит сам, но кое-что, разумеется, сказать необходимо. - Раньше мы жили в коммуналке... ну, не такая уж чересчур и коммуналка - всего один сосед. В общем, я часто туда хожу. Каждую неделю. Я хочу, чтобы ты с ним познакомился тоже.
- Ясно, - хмыкнул Мурашов, - что ничего не ясно. Он что - передовик труда? Я так понял: он должен меня воспитывать?
- А зачем воспитывать? - искренне удивилась она.
- Ну, не знаю... - Он озадаченно помолчал.
Разговаривать, впрочем, и времени не было: они подошли к прежнему Эриному дому. По широчайшей лестнице бывшего купеческого особняка поднялись на второй этаж. Эра достала из кармана ключ, и они вошли в небольшую прихожую. Почти сразу дверь, ведущая в комнату, открылась, и на пороге встал высокий, до смешного похожий на папу Карло, каким его рисуют в детских книжках про приключения Буратино, человек.
- Привет, Эрочка, - сказал он, протягивая Эре руку. - Ты не одна? Кто это?
- Это мой одноклассник Игорь Мурашов, - сказала Эра, пожимая его руку. - А это Андрей Семенович.
В старом, помутневшем трюмо Эра увидела отражение Мурашова: побледнев, он растерянно смотрел на Андрея Семеновича. И Эра понимала, почему: пристально-неподвижный взгляд Андрея Семеновича, направленный выше их голов, в какую-то невероятную даль, странно контрастировал с его веселым и оживленным лицом.
- Слепые обычно любят ощупывать новому человеку лицо, - улыбнувшись, проговорил Андрей Семенович, - но, мне кажется, зрячий получает от этого слишком малое удовольствие, так что разрешите просто пожать вам руку. Может, я ошибаюсь, но по руке можно понять о человеке многое, хотя, разумеется, далеко не все. Прошу!
- Интересно, что вы поняли по моей руке? - кашлянув, неловко спросил Мурашов.
Вместо ответа Андрей Семенович крепко подхватил Мурашова - и вовремя: заходя в комнату, тот споткнулся о высокий порог, еле удержавшись на ногах.
- Проклятый купчина! Здесь, представляете, была его кладовка. Подозреваю, что он соорудил такой высоченный порог, чтобы о него спотыкались, удирая, воришки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11


А-П

П-Я