Марк вопросительно поглядел на Амира.
— Это и не понадобится, — явно довольный собой, улыбнулся Амир. — Это сделает для нас ООН.
И они с Мусой расхохотались.
— Хорошо, хорошо. — Натан положил фото на стол. — Каков ваш план?
Муса удобно расположился в кресле.
— Наш человек поставит взятый напрокат автомобиль на месте, обозначенном на снимке крестиком. Ключи он положит в почтовый ящик в пригороде Дамаска. Два человека из ООН, которых мы недавно завербовали для работы в Сирии и Ливане, отправляются туда завтра утром. Сегодняшнюю ночь они весело проведут с парой цыпочек в Хайфе, тем временем наши ребята установят в их джипе видеокамеру. Кажется, они хотят разместить ее в подголовнике, но это дело второстепенное, главное оборудование будет размещено под машиной. Оно может вести запись в течение семидевяти часов, этого больше чем достаточно. Что до ребят из ООН, то они должны забрать ключи от снятой напрокат машины и оставить на стоянке на другом конце города. Это будет сделано днем в четверг, через день после их прибытия в Дамаск. Свой же джип они оставят на том месте, где стояла снятая нами машина.
— А что, если они угонят обе машины? Ведь их двое.
— Их предупредят, чтобы их джип оставался на месте как свидетельство того, что снятый автомобиль перегнан куда следует.
— Но ведь лента рассчитана на семь часов записи, к тому времени, когда они доберутся туда, она уже кончится, — сказал Натан.
— Специалисты из отдела технологии решили эту проблему. Видео будет включаться по радио военным подразделением с горы Хермон. — Муса сделал паузу. — Как видишь, Натан, все уже организовано. У тебя нет никаких дополнительных предложений?
— Никаких. Продолжайте в том же духе.
— Вот и хорошо, сказал Муса. Я рад, что ты одобряешь наши приготовления. Конечно, нам еще надо подработать кое-какие технические детали; мы должны, например, подумать, как снять оборудование с джипа; если он окажется на стоянке ООН в Нахарии, это будет куда трудней сделать.
— Не засветится ли наш человек, когда найдут снятый нами автомобиль? — спросил Натан, медленно потягивая пиво.
— Возможно, но мы успеем отозвать его оттуда.
— И что будет с нашим человеком? — Натан повернулся к Амиру. — Ты сказал, что, выполнив задание, он выйдет из игры?
— Из Дамаска он вернется в Швейцарию чтобы забрать свои вещи и закрыть дело, которое у него там есть. Но во враждебную страну он больше не поедет. Через три недели он будет дома.
— Жаль. Я-то надеялся, что он проработает там полных четыре года, — сказал Марк, позевывая и потягиваясь.
— Почему? — спросил Натан.
— Марк ставит пистоны его жене, — пояснил Амир. — И насколько я знаю, — он улыбнулся Марку, — не прочь заниматься этим как можно дольше. Но, увы, все хорошее рано или поздно кончается.
— Вы шутите? — сказал Натан, стараясь не повышать голоса. — Вы же не можете говорить такое всерьез?
— Что с ним, какая муха его укусила? — сказал Марк, удивленный его реакцией.
— Так вы всерьез? — Натан с отвращением сплюнул. — Вы что, не понимаете, ублюдки, что эти люди рискуют своей жизнью, занимаясь самой опасной работой, какая только может быть? Они отважные патриоты, а вы, которые считаете себя выше их, платите им тем, что дерете их жен.
Он вскочил на ноги и стоял, глядя сверху вниз на Амира.
— А что бывает, если вы не хотите возвращать им их жен? Вы подстраиваете так, чтобы их бедные мужья покоились в безымянной могиле в какойнибудь далекой стране, чтобы вы могли продолжать вашу подленькую игру?
Муса повернулся лицом к Натану.
— Мне кажется, ты воспринимаешь это не так, как надо. Подумай сам. Женщине приходится оставаться одной по восемь месяцев. Если ей везет, то она проводит со своим мужем один-два уикэнда в году. А мы даем ей то, чего она хочет, более того, то, в чем она нуждается. Мы избавляем ее от необходимости обращаться черт знает к кому. Когда муж возвращается домой, он застает там жену. А ведь она могла бы убежать с молочником.
— Какая предусмотрительность! Скажите, вы поступате так со всеми женами? Никого из них не пропускаете? И эту работу исполняют только высокие начальники? Или вы нанимаете посторонних людей?
— Работы непочатый край, — смеясь, сказал Марк. — Кто-то же должен ее делать?..
— Послушай, — перебил Муса. — Может, это и в самом деле не очень хорошо, но так уж у нас повелось. Ведь ты же не в первый раз об этом слышишь.
— Нет. Но я всегда думал, что это просто треп, вроде этой истории о нашем нападении на Энтеббе.
— Тут нет ничего смешного. И ты идешь не в ногу со всеми.
— Все это омерзительно, — сказал Натан, направляясь к двери. — Если надо, ты можешь связаться со мной через базу. И он буквально выбежал из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь.
— Что с ним? — Изумленный Марк повернулся к Мусе. — Надеюсь, он не станет болтать об этом? Ты знаешь, что я имею в виду?
— Что он может рассказать? И кому? Послушай, Натан свой человек, просто у него собственный моральный кодекс, когда дело идет о замужних женщинах. А так с ним все в порядке. — Муса обеспокоенно посмотрел на часы.
— Надеюсь, ты прав, сказал Марк: Не дай Бог, он начнет распускать язык.
— Можешь не упоминать Бога, — улыбнулся Муса. — Я, слава Богу, атеист.
— Мне надо на пару минут зайти в свой кабинет, — сказал Амир. — Сегодня Натан был на высоте, я кое-что должен для него сделать.
Амир и Марк молча пошли к стоянке. Когда они были уже возле своих машин, Марк повернулся.
— Надеюсь, ты не собираешься свернуть операцию, Амир, чтобы отомстить Натану за его выходку. В конце концов, если подумать, он в какой-то степени прав.
— Я никогда не стал бы сворачивать операцию по личным причинам, Марк. Но в оперативных целях я могу коекого поприжать. И я не согласен, что он прав. Ты знаешь так же хорошо, как и я, что мы никого не насилуем. Если женщина откажется, воля ее. Они получают такое же удовольствие, как и мы, поэтому избавь меня от морали. Ступай домой, Марк. Будем надеяться, что ты не застанешь свою жену с каким-нибудь хахалем.
— Это не смешно.
— Я задел тебя за живое? Извини, — сказал Амир с грубым сарказмом.
Зло рассмеявшись, он захлопнул дверцу машины и насмешливо помахал рукой на прощание. Когда его автомобиль с шумом рванулся вперед, Марк подумал, что он замышляет чтото недоброе.

11 сентября. 21.30
Сильно озабоченный, Натан сидел со своей прежней женой на старой террасе таршишского рыбного ресторана в рыбацкой гавани в Старой Яффе. Ханна с ее овальным лицом, светлокарими глазами и копной длинных каштановых волос выглядела очень красивой. Она смотрела на него сочувственно, ибо хорошо его знала, и ей было больно видеть его таким взбудораженным. Но он отрицал, что у него какието неприятности.
— Послушай, сказала она наконец, наклонив голову и пытаясь перехватить его взгляд. Ты можешь рассказать мне обо всем, что бы там ни было. Хотя мы больше не муж и жена, я все еще болею за тебя. В чем дело?
— Обычная проблема взаимоотношений. Сегодня одно, завтра другое. Но суть все та же.
— Я не могу понять, почему ты не уходишь со своего вшивого места.
К ним подошел официант. Он зажег свечу в янтарного цвета блюдце и поменял пепельницу.
— Что будете пить? — спросил он.
Натан кивнул в сторону Ханны.
— Начинай ты, — сказала она.
— Я бы предпочел пиво.
— А я выпью кофе, — сказала она.
Они заказали маринованные овощи и пиццу. И как только официант выполнил их заказ, сразу же приступили к еде.
— Я не могу переубедить этих людей, — сказал Натан. — Они убеждены в своей полной правоте. А речь идет об элементарной порядочности. Неужели это такое сложное понятие? — Он задумчиво посмотрел на нее. — Как ты полагаешь?
— Я уже миллион раз говорила тебе, Натан. Ты выходец из другой среды. И никогда не приспособишься к здешним нравам. Ты родился и получил образование в Соединенных Штатах. Воспитан на тамошних ценностях и никогда не поймешь образа мыслей здешних людей. Они крутятся, как белки в колесе, и не очень раздумывают над моральными проблемами. Так уж они воспитаны, тут ничего не поделаешь.
— Это какое-то безумие, Ханна. Послушай, я бывал здесь ребенком. Почти каждое лето. Участвовал в молодежном движении. Мое место здесь. Я еврей. Где же мое место, как не здесь?
— Конечно, твое место здесь, но, чтобы жить здесь, ты должен стать таким же, как они все. Но в тот миг, когда ты попытаешься обратить их в свою веру, они подвергнут тебя остракизму, и ты будешь обречен на муки. Пойми же, игра не стоит свеч. Уезжай же, ты спокойно сможешь жить в какой-нибудь другой стране. Не то что большинство этих ничтожеств, которых ты зовешь своими друзьями. Все они, без исключения, пытались переспать со мной, когда мы еще были женаты. Я уж не говорю о том, как им хотелось утешить меня, когда мы развелись.
Он поглядел на нее широко открытыми глазами.
— Не волнуйся, — сказала она. — Никому из них это не удалось. Меня просто тошнило от этих подонков, которые считают себя избранными людьми. Какая ирония судьбы!
— На флоте все было по-другому.
— Там ты имел дело с лучшими людьми, так сказать, со сливками, к тому же ты был молод, как и все остальные. Ты был одним из настоящих фронтовиков. А это, как правило, лучшие люди. А вот те, кто управляет ими, посылает их на смерть, бывают сущими подонками. Ты стал одним из них, но не можешь с этим смириться.
— Я никогда не говорил, что не могу смириться. Ладно, — сказал он с натянутой улыбкой. — Прекратим этот разговор. Не так уж часто мне удается поужинать с такой прелестной женщиной, как ты.
— Перестань, Натан. Ты же знаешь, что я никогда к тебе не вернусь.
— Я знаю, знаю. — Он закивал головой, как бы желая сменить разговор.
— После того, как мой гнев утих, продолжала она, — я поняла, что ты мне по-прежнему глубоко симпатичен.
Он ласково взял ее руку, но она тут же ее отдернула.
— Дай мне закончить свою мысль, — сказала она хриплым голосом, и в уголках ее глаз блеснули слезинки. — Я хотела найти когото другого, но у меня ничего не вышло. Тогда я поняла, что пытаюсь найти второго Натана, а это невозможно. Вот и получается, — она вытерла слезинки салфеткой, — что мы всегда будем принадлежать друг другу, но в сущности никогда не будем принадлежать друг другу. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
— Да.
— Ты женат на своей вшивой работе, и другой жены тебе не надо.
Она задумчиво улыбнулась ему и отвела глаза в сторону.
Затем, их взаимными усилиями, разговор перешел в более безопасное русло, и они оба немного расслабились. Если Натан и надеялся найти утешение от томившего его чувства недовольства собой и другими, то он ошибся в этой своей надежде.
Высадив Ханну около дома, который он некогда называл своим, погруженный в раздумья, Натан поехал по спящему городу. Он давно уже обнаружил, что ему лучше всего думается по ночам, особенно за рулем. Ему еще удалось урвать несколько часов сна в его маленькой квартирке в северной части Тель-Авива. К восьми утра он уже вернулся на работу и поднялся в отдел связи.
— Доброе утро, мой друг, — сказал Натан пятому номеру. — Какие новости о Назире?
— Прошлой ночью мы сумели установить с ним прямой контакт. Все получилось просто замечательно. Он возвратился домой около трех часов вместе с нашей приманкой. Она и сейчас там. Скоро они должны встать. — Он улыбнулся.
— Возвратился домой? — вскинулся Натан. — Я же говорил тебе, чтобы ты известил меня о его возвращении. Какого черта ты этого не сделал?
Пятый номер был в явном недоумении.
— Вчера вечером, еще до того, как все вернулись на базу, позвонил Амир и сказал, что вы нуждаетесь в отдыхе, — заявил он в свое оправдание, — мы не должны вас будить, если не случится ничего непредвиденного. Ничего непредвиденного не случилось.
— Что еще сказал Амир?
— Велел первому номеру позвонить ему в кабинет. Хочет сделать какие-то перестановки личного состава.
— И первый номер позвонил?
— Не знаю. От меня требовалось только передать ему слова Амира, что я и сделал.
Натан вдруг осознал, что втягивает пятый номер в борьбу за власть. Надо взять себя в руки.
— Соедини меня, пожалуйста, с первым номером.
Я сниму трубку у себя в кабинете.
— Сейчас.
Но едва пятый номер протянул руку к телефону, из динамика послышался низкий голос Назира.
— Погоди, — сказал Натан. — Я переговорю с первым номером через несколько минут.
— Не хочешь ли ты кофе, мой маленький цветок? — произнес Назир по-английски.
— С удовольствием.
Едва заслышав голос девушки, Натан весь задрожал. Он нажал на переговорную кнопку и громко закричал в трубку номеру первому:
— Какого дьявола вы послали девятый номер? Почему именно ее?
— Что вы так взъерепенились? — зашипел первый номер, очевидно, он был не один. — Какая вам разница? Девятый, одиннадцатый, четырнадцатый? По-вашему, было бы лучше, если бы мы послали одиннадцатый номер? Она как раз здесь. Скажите ей об этом. — Разговор оборвался. Он слышал теперь только тихий и вкрадчивый голос девятого номера:
— Ты обещал приготовить кофе…
Послышалось шуршание простынь. Натан был в бешенстве. Он кинулся вниз по лестнице, бросив через плечо:
— Я буду говорить с первым номером из своего кабинета.
— Хорошо, приятель. — Впервые в голосе пятого номера зазвучала дружеская симпатия. — Войдя в свой кабинет, Натан несколько секунд смотрел на маленький желтый огонек, который мигал на его аппарате, и только потом взял трубку.
— Почему именно номер девятый? — холодно повторил он.
— Вначале я предполагал послать одиннадцатый номер, но вчера вечером мне позвонил Амир и приказал поменять ее на девятый номер.
— Я думал, что вы исполняете только мои приказания.
— Этот ваш приказ не имеет никакого отношения к задачам, которые вы перед нами поставили, поэтому Амир имеет полное право приказывать мне. К тому же он дал нам понять, что это соответствует вашим желаниям.
— Вы недолюбливаете меня?
— Это личный вопрос. А меня интересует лишь моя работа и мои люди. Я знаю, что мы просто пешки для вас и всех остальных, поэтому не будем продолжать этот разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37