Но я уже произвел расследование. У лорда Листердейла было много собственных домов. В последние два дня я открыл, что практически все эти дома за последние 18 месяцев были сданы людям, похожим на нас, практически за номинальную плату – и с условием, что слуги должны оставаться в доме. В этом случае сам Квентин, вернее, человек, называющий себя Квентином, – служил в этих домах некоторое время в качестве дворецкого. Все это наводит на мысль, что в одном из домов должно было что-то остаться – драгоценности или бумаги, спрятанные лордом Листердейлом, а вся эта шайка не знала, в каком именно. Я имею в виду шайку, но, может быть, этот малый Квентин работает в одиночку. Это…
Миссис Сен-Винсент твердо оборвала его:
– Руперт! Подожди хоть минутку. У меня от тебя голова пошла кругом. Во всяком случае, все, что ты говоришь, – чепуха: и шайка, и спрятанные бумаги.
– Может быть и другая версия, – согласился Руперт. – Этот Квентин мог быть человеком, которому лорд Листердейл чем-то навредил. Настоящий дворецкий поведал мне длинную историю о человеке, которого зовут Самуэль Лоу, он был садовником, примерно такого же роста и сложения, как и сам Квентин. У него был зуб на Листердейла.
Миссис Сен-Винсент вздрогнула.
«Не считался с другими людьми». Эти слова возникли в ее сознании во всей их непривлекательности, усугубив подозрения. Слова скупы, но что должно за ними стоять?
В тяжелой задумчивости она с трудом слушала Руперта. Он быстро объяснил ей что-то, чего она не поняла, и вышел из комнаты.
Потом она словно очнулась. Куда пошел Руперт? Что он собирался делать? Она не уловила его последних слов. Возможно, он пошел за полицией. В этом случае… Она резко поднялась и позвонила. Как обычно, Квентин незамедлительно явился.
– Вы звонили, мадам?
– Да. Входите, пожалуйста, и закройте дверь.
Дворецкий повиновался. Миссис Сен-Винсент некоторое время молчала и с серьезностью изучала его.
Она думала: «Он был добр ко мне – никто не знает, как добр. Дети никогда этого не поймут. Дикая история Руперта может целиком оказаться бессмыслицей, но, с другой стороны, может в ней что-то есть? Кто знает? Никто. И правда, и не правда. Я рискну, обязательно рискну собой за его доброе имя!»
Покраснев, миссис Сен-Винсент заговорила срывающимся голосом.
– Квентин, мистер Руперт только что вернулся. Он был в Королевском Чевиоте – это деревня недалеко отсюда…
Она замолчала, отметив, как он вздрогнул на мгновение и не смог этого скрыть, и подумала: «Он, кажется, знает. Да, он знает».
– Он видел там кое-кого, – продолжала она, выделив последние слова.
После мгновенной дрожи Квентин опять принял свою обычную невозмутимую манеру держаться, но его глаза остро и внимательно смотрели ей прямо в лицо, в них было что-то такое, чего она до сих пор не замечала. Это были глаза мужчины, а не слуги.
Поколебавшись с минуту, он произнес голосом, который тоже как-то неуловимо изменился.
– Зачем вы рассказываете мне это, миссис Сен-Винсент?
Она не успела ответить, так как в это время дверь распахнулась настежь и в комнату ворвался Руперт. С ним вместе вошел средних лет человек, полный достоинства, с небольшими бакенбардами, похожий на задумчивого архиепископа. Квентин!
– Он здесь, – сказал Руперт. – Настоящий Квентин. Я держал его на улице в такси. А теперь, Квентин, посмотрите на этого человека и скажите – это Самуэль Лоу?
Для Руперта это был момент триумфа. Но он не долго торжествовал, почти тут же почувствовав, что что-то не так. Некоторое время настоящий Квентин выглядел смущенным и, похоже, чувствовал себя в высшей степени неуютно, а второй Квентин улыбался широкой довольной улыбкой.
Он хлопнул своего смущенного двойника по спине.
– Все в порядке, Квентин. Я полагаю, кота когда-нибудь все-таки придется достать из мешка. Ты можешь рассказать им, кто я такой.
Полный достоинства незнакомец выпрямился.
– Сэр, это, – провозгласил он тоном, полным упрека, – это мой хозяин, лорд Листердейл, сэр.
В следующую минуту события развивались так. Во-первых, сокрушительный удар был нанесен петушиной самоуверенности Руперта. Он еще не понял, что происходит, и рот его еще был открыт под воздействием шока, но услышал, как его мягко выпроваживает из комнаты дружелюбный, но довольно-таки фамильярный голос:
– Все в порядке, мой мальчик. Хорошо еще, что кости целы. Но я хочу поговорить с твоей матерью. Ты хорошо потрудился – все выведал про меня.
Руперт вышел и встал перед закрытой дверью, ожидая чьего-нибудь появления. Настоящий Квентин стоял рядом с ним, и из уст его струился поток любезных объяснений. А в комнате лорд Листердейл стоял напротив миссис Сен-Винсент.
– Позвольте мне все вам объяснить, если я только смогу! Всю свою жизнь я был дьявольски эгоистичным человеком – и однажды я понял это. Я понял, что для того, чтобы изменить себя, я должен попытаться хоть немного быть альтруистом. Я представлял из себя совершенно необыкновенного дурака, поэтому свою карьеру начал тоже необыкновенно. Я делал ненужные подписки, но чувствовал, что мне надо совершить что-то… что-то лично. Я всегда сочувствовал классу обедневших дворян – классу, который не умеет просить и который страдает молча. Я был собственником многих домов. И у меня появилась идея – сдать все эти дома людям, которые в них нуждаются и которые бы ценили их. Молодые пары, начинающие свой жизненный путь, вдовы с сыновьями и дочерьми, которые тоже начинают самостоятельную жизнь. Квентин был для меня более чем дворецким – он был моим другом. С его согласия и при его помощи я в этом деле использовал его внешность. У меня всегда был актерский талант. Эта идея пришла мне в голову как раз в то время, когда я однажды ночью шел в клуб, я повернулся и пошел обратно для того, чтобы обсудить ее с Квентином. Когда же после моего исчезновения поднялась суета, я устроил, что от меня из Восточной Африки пришло письмо. В нем я давал подробные инструкции своему кузену Морису Карфаксу. Пожалуй, вот и все, но это очень длинная история.
Он кончил очень неуверенно и с мольбой во взгляде, обращенном к миссис Сен-Венсент. Она стояла очень прямо и встретила этот взгляд спокойно.
– Это была добрая затея, – сказала она. – Очень нужная. Она делает вам честь. Я лично – более чем благодарна. Но, конечно же, вы понимаете, что мы не сможем больше здесь оставаться?
– Я предчувствовал это, – сказал он. – Гордость не позволит вам принять то, что вы, возможно, называете про себя «благотворительностью».
– Разве на самом деле это не так? – спокойно спросила она.
– Нет, – ответил он. – Потому что я прошу нечто в обмен.
– Нечто?
– Очень многое. – Его голос зазвенел, голос человека, привыкшего повелевать.
– Когда мне было 23 года, – продолжал он, – я женился на девушке, которую любил. Через год она умерла. С тех пор я жил очень одиноко. Я очень хотел, чтобы судьба предоставила мне случай и я нашел бы женщину своей мечты…
– Я такая? – спросила она очень тихо. – Но я так стара и так поблекла.
Он засмеялся.
– Стара? Да вы моложе любого из своих детей. Нет, это я стар, если вы позволите.
Тут пришла ее очередь рассмеяться мягким, журчащим смехом.
– Вы? Да вы все еще мальчик. Мальчик, который любит маскарад.
Она протянула руки, и он взял их в свои.
Коттедж «Соловей»
– До свидания, дорогая.
– До свидания, любимый.
Аликс Мартин стояла, прислонясь к маленькой, грубо сколоченной калитке, и смотрела вслед мужу, который шел по дороге в деревню.
Вот он дошел до поворота и исчез из виду, а Аликс все стояла в той же позе, рассеянно поправляя красивые каштановые волосы, то и дело падавшие ей на лицо.
Глаза ее были задумчивыми и мечтательными.
Аликс Мартин не блистала красотой, даже и хорошенькой, строго говоря, ее не назвали бы. Но ее лицо, лицо женщины уже не первой молодости, светилось таким счастьем и нежностью, что ее бывшие сослуживцы едва ли узнали бы в ней прежнюю Аликс Кинг, опрятную деловую девушку, умелую, немного резкую, способную и лишенную фантазии.
Она с трудом окончила школу, едва сводя концы с концами. Пятнадцать лет, с восемнадцати до тридцати трех, она зарабатывала себе на жизнь стенографией, а в течение семи лет из этих пятнадцати содержала еще и больную мать. Эта борьба за существование ожесточила мягкие черты девичьего лица.
Правда, у нее было что-то вроде любовной истории с Диком Виндифордом, который работал вместе с ней. Как истинная женщина, она чувствовала, что нравится ему, хотя и не показывала виду. Внешне они были друзьями, не больше. Из своего скудного жалованья Дик с трудом мог выделить деньги, чтобы платить за учебу младшего брата. В то время он не мог и думать о женитьбе.
Совершенно неожиданно пришло к девушке избавление от ежедневного труда.
Умерла ее дальняя родственница, завещав ей все свои деньги – несколько тысяч фунтов, приносивших двести фунтов ежегодно. Для Аликс это означало свободу, жизнь, независимость. Теперь им с Диком можно было пожениться.
Но Дик повел себя неожиданно. Он никогда прямо не говорил Аликс о своей любви; теперь он, казалось, меньше всего собирался это сделать. Он избегал ее, стал замкнутым и угрюмым. Аликс быстро поняла причину: гордость и щепетильность не позволяли ему именно теперь просить Аликс стать его женой.
От этого он нравился не меньше, и она уже подумывала, не сделать ли ей первого шага, как вторая в ее жизни неожиданность обрушилась на нее.
В доме своей подруги она познакомилась с Джеральдом Мартином. Он страстно влюбился в нее, и уже через неделю состоялась их помолвка. Аликс, которая считала себя «не из тех, которые влюбляются», буквально потеряла голову.
Невольно она разбудила чувства Дика Виндифорда. Он пришел к ней и, заикаясь от гнева, выкрикнул:
– Он совершенно чужой тебе! Ты о нем ничего не знаешь!
– Я знаю, что люблю его.
– Как ты можешь знать, – ведь ты знакома с ним одну неделю!
– Не каждому нужно одиннадцать лет, чтобы убедиться, что он влюблен в девушку! – рассердилась Аликс.
Он побледнел.
– Я люблю тебя с тех пор, как впервые встретил. Я думал, что и ты любишь меня.
– Я тоже так думала, – призналась Аликс. – Но я думала так потому, что не знала, что такое любовь.
Дик просил, умолял, даже угрожал, – угрожал сопернику, занявшему его место. Аликс поразил взрыв чувств, скрывшихся под внешней сдержанностью человека, которого, ей казалось, она знала так хорошо.
И в это солнечное утро, прислонясь к калитке, она вспомнила тот разговор. Она была замужем уже месяц и чувствовала себя совершенно счастливой. Однако когда муж, которого она так обожала, уходил из дому, ее охватывало какое-то неясное беспокойство. И причиной этому был Дик Виндифорд.
За время своего замужества она три раза видела один и тот же сон: ее муж лежит мертвый, а рядом с ним стоит Дик Виндифорд, и она совершенно точно знает, что это его рука нанесла роковой удар. Но самое ужасное было в том, что она радовалась смерти мужа. В порыве благодарности она протягивала руки убийце, благодарила его. Сон всегда кончался одинаково: Дик заключает ее в объятия.
Она не рассказывала свой сон мужу, но он волновал ее больше, чем ей этого хотелось. Что он означал – предостережение? Предостережение против Дика Виндифорда?
Резкий звонок телефона, донесшийся из дому, отвлек ее от этих мыслей.
Она вошла в дом и взяла трубку.
– Как вы сказали? Кто говорит?
– Аликс, что с твоим голосом? Я тебя не узнал. Это я, Дик.
– О… Откуда ты звонишь?
– Из бара гостиницы «Герб путешественника». Кажется, так она называется? Или ты даже не знаешь о существовании этого бара? Я приехал только на выходной – немного порыбачить. Ты не против, если я навещу вас сегодня вечером?
– Нет, – резко ответила Аликс. – Ты не должен приходить.
Наступило молчание. Потом Дик заговорил снова, но голос его звучал по-другому.
– Прошу извинить меня, – холодно сказал он. – Конечно, я не буду тебя больше беспокоить…

Аликс торопливо прервала его. Должно быть, ее поведение показалось ему слишком необычным. Оно и было необычным: нервы у нее совершенно расшатались.
– Я только хотела сказать, что мы были… что мы сегодня вечером заняты… – Она старалась, чтобы ее объяснение звучало естественно. Приходи к нам поужинать завтра вечером.
Но Дик явно уловил неискренность в ее голосе.
– Очень благодарен, – все так же холодно ответил он, – но я, может быть, уеду. Это зависит от того, приедет сюда мой товарищ или нет. До свидания, Аликс. – И торопливо, совсем другим тоном, добавил:
– Желаю тебе счастья, дорогая.
Аликс положила трубку и облегченно вздохнула. «Он не должен сюда приходить, – твердила она себе. – Какая же я глупая! Неужели мне хочется, чтобы он пришел? Нет, все равно я рада, что он не придет!»
Она взяла со стола простенькую соломенную шляпу и вышла снова в сад, остановившись, чтобы посмотреть на слова, вырезанные над входом в дом:
«Коттедж „Соловей"“.
– Какое странное название, правда? – сказала она как-то Джеральду еще до замужества.
– Маленькая моя, – с любовью сказал он. – Я уверен, ты никогда не слышала соловья, и рад этому. Соловьи должны петь только влюбленным. По вечерам мы будем слушать их вместе, у нашего собственного дома.

Стоя в дверях своего дома, она вспомнила, как они слушали соловья, и зарделась от счастья.
Это Джеральд нашел коттедж «Соловей». Как-то он пришел к ней и возбужденно объявил, что нашел как раз то, что им нужно: дом необыкновенный, жемчужина – шанс, который может выпасть только раз в жизни. Увидев дом, Аликс тоже была очарована. Правда, местность, где находился дом, была довольно пустынной, – до ближайшей деревни было две мили, но сам дом, старинной постройки, с очень удобными ванными комнатами, горячей водой, электричеством, телефоном, был так прелестен, все в нем так нравилось ей, что она не могла уже думать ни о каком другом доме. Но тут возникло препятствие: владелец дома не соглашался сдавать его внаем, речь могла идти лишь о продаже дома.
Джеральд Мартин, хотя и имел хороший доход, не мог трогать свой основной капитал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26