В моем распоряжении будут секретарь, телефоны и прочее. Никакого фиксированного оклада. Я стану получать три процента комиссионных от сделки, еще три процента идут фирме.
– Что ж, условия вполне приличные, – отозвался ее собеседник.
– Беда в том, что нет никакой гарантии. Если я ничего не продам, то ничего и не заработаю. Не очень-то приятная перспектива. – Она на миг смущенно замолчала. – Меня зовут Камилла Робертс, а вас? Очень бы хотелось знать имя моего спасителя. Если бы не вы, страшно представить, что бы со мной было!
– Адам. Адам Лестер. Я рад, что оказался рядом… А вы, Камилла, смелая девушка, если решились отправиться одна в столь уединенный уголок. И у вас хороший вкус. В глубине леса есть небольшое озеро. Там удивительно живописно. Жаль, что вы не смогли нарисовать его.
Итак, это был первый комплимент, сделанный им. Во всяком случае, явный.
Камилла искоса взглянула на своего спасителя. Адам Лестер со вкусом одет, отметила она. И весьма хорош собой – ровный загар, надменное гордое лицо, на котором выделяются зеленые, яркие, слишком красивые для мужчины глаза. Конечно, назвать состояние, в котором она пребывала сейчас, умиротворенным было бы преувеличением, но ей было спокойно и уютно в обществе Адама. Все-таки жизнь непредсказуема и полна сюрпризов. Еще совсем недавно она мечтала о чуде, и вот, словно ее желание было кем-то услышано, испытала его.
– Вы любите рыбачить?
– Да как вам сказать… Не очень. Просто люблю сидеть с удочкой и смотреть на воду.
– А охотиться вам нравится?
– Я категорически против охоты! – с жаром заявил он. – Терпеть не могу насилия!
Совсем как я, мелькнуло у Камиллы в голове.
– А что именно вы пишите? – поинтересовался ее спутник, меняя тему разговора. – И в каком стиле?
– Вообще-то я с детства увлекаюсь импрессионистами. Обожаю Ренуара. И сама пишу пейзажи, предпочтительно осенние. Осень – мое любимое время года. Весну слишком перехвалили. Вечно идет дождь, и деревья стоят голые после зимы. Зима же тянется без конца, а лето, конечно, хорошо, но уж очень однообразно. Осень совершенно иная, такая изменчивая и очень меня волнует… Если хотите, в благодарность за чудесное спасение я подарю вам одну из моих работ.
Адам приложил руку к сердцу.
– Буду рад. Знаете, Камилла, у меня сегодня просто замечательный день. И я счастлив, что смог оказать услугу такой очаровательной даме.
Камилла улыбнулась.
– Вы очень скромны, Адам, если называете это услугой. Я перед вами в неоплатном долгу.
Он с удовольствием смотрел на нее.
– Вам говорили, что у вас необыкновенная улыбка?
Камилле было хорошо известно, что свойственная ей мягкая улыбка преображает ее лицо поистине волшебным образом. Не один мужчина уже говорил ей об этом, но только слова Адама заставили молодую женщину смутиться.
– Мистер Лестер, – сказала она с налетом шутливой строгости, – если вы будете смотреть на меня, а не на дорогу, то нам не избежать столкновения, и тогда ваш благородный поступок потеряет всякий смысл.
Адам рассмеялся.
– Не волнуйтесь. Я могу вести машину даже с закрытыми глазами, так что нам ничего не грозит.
Они замолчали, испытывая странное чувство близости и доверия друг к другу. Машина въехала в город, промчалась по сверкающим огнями улицам и наконец, остановилась впритирку к тротуару около дома Камиллы. Обычного многоквартирного, но довольно привлекательного дома – с небольшой лужайкой перед входом, растущей на ней дикой яблоней и выкрашенными белой краской металлическими скамейками.
Адам вышел из «мерседеса» и помог Камилле выгрузить вещи из своей машины.
– Спасибо, – тихо сказала она и протянула руку. Ее пожатие было твердым, решительным и одновременно теплым и дружеским. – Я очень благодарна вам за то, что вы для меня сделали.
– Уверяю вас, это доставило мне удовольствие, – произнес Адам, не сводя с нее глаз, затем взглянул на часы. – Мне пора. До свидания, Камилла.
Наверное, спешит на свидание с какой-нибудь красавицей, подумала Камилла, и эта мысль почему-то огорчила ее. Она поднялась в свою квартиру, включила в кухне свет и направилась в спальню. Прямо над кроватью висела картина раннего Ренуара. Маленький холст, писанный маслом, изображал двух молодых веселых женщин в голубых платьях и желтых шляпах среди розовых тюльпанов.
Эту картину приобрел в Париже ее дед, когда был совсем молодым, а Пьера Огюста Ренуара мало кто знал. Камилла не поддавалась ни на какие уговоры Ричарда, который просил перевесить ее в гостиную. Только спальню считала она единственным местом, где должна находиться картина. Когда Камилла смотрела на нее слишком долго, слезы всегда наворачивались ей на глаза. Они навернулись бы и в этот вечер, если бы в гостиной не зазвонил телефон.
Молодая женщина не слишком удивилась, услышав голос Ричарда. Во-первых, он каким-то шестым чувством угадывал, когда Камилла думала о нем, а во-вторых, ему наверняка не терпелось узнать, как она провела день.
– Бедняжка, – сочувственно произнес Ричарда. – Значит, на тебя обрушились тридцать три несчастья. Если хочешь, я немедленно приеду.
Камилла представила его в кабинете, возможно развалившегося в кресле, рядом поднос с чаем, булочки, фрукты. Современный, стройный, с ухоженными каштановыми волосами, с глазами цвета зимнего неба и с хорошо поставленным голосом. Она улыбнулась.
– Тебе нет никакой необходимости приезжать. Я просто валюсь с ног от усталости. Не сердись, у меня выдался трудный день.
– Но ты хотя бы скучала по мне? – спросил Ричард, чуть понизив голос.
– Конечно, особенно сейчас, когда у меня есть на это время.
Они поболтали еще несколько минут, прежде чем повесить трубку. После разговора Камилла долго сидела, продолжая держать руку на телефоне, и задавала себе вопрос: почему она продолжает оставаться с этим мужчиной? Правда заключалась в том, что, будучи семнадцатилетней девчонкой, она влюбилась в него, несмотря на то, что он был старше ее на десять лет.
Их близкие отношения и ее переезд в Балтимор были восприняты родителями Камиллы как нечто само собой разумеющееся, предопределенное свыше… или спланированное умудренными жизненным опытом людьми. Ричард, который всегда восхищался работами ее отца, известного художника из Нового Орлеана, поддерживал Камиллу в ее желании творить, но никогда не навязывал ей своего видения действительности. Им было удобно и легко друг с другом. От Ричарда исходило ощущение безопасности и дружелюбия. Камилла же была его протеже и его гордостью. А в постели он просто потряс ее своим искусством любовника…
И, тем не менее, хотя ей было трудно признаваться в этом даже себе самой, они с Ричардом так и остались чужими друг другу людьми. Нет, Камилла знала, что он обладает многими достоинствами. Он прекрасно разбирался в изобразительном искусстве, слыл знатоком музыки и театра. Обожал посещать выставки цветов и редких монет, был начитан, умел четко и красочно излагать свои мысли. Ему было известно множество разных вещей… И все же порой Камилле казалось, что она совсем не знает Ричарда.
Это было невероятно, прежде всего, для нее самой – совсем не знать и не понимать человека, с которым она уже довольно долго жила, для которого готовила, которому покупала нижнее белье и рубашки! Как получилось, что между ними так и не возникло взаимопонимания? Ведь она могла сидеть с ним за одним столом, смотреть ему в лицо и чувствовать, что перед ней незнакомец. Более того, мужчина, который больше не пробуждает в ней никаких эмоций. Видимо, чувства, которые она испытывала к Ричарду вначале, со временем постепенно слабели, пока не исчезли совсем, причем процесс был, очевидно, взаимным. Камилла не могла припомнить точно, когда они в последний раз занимались любовью.
Поэтому под предлогом, что ей необходимо подготовиться к новой работе и вообще собраться с мыслями, она сообщила Ричарду, что хотела бы немного пожить одна. Сначала он воспринял ее желание в штыки, но потом вдруг согласился. Для Камиллы до сих пор оставалось загадкой, почему он изменил свое мнение. Но, как ни странно, именно после ее переезда, он сделался особенно настойчивым и все чаще заговаривал о женитьбе.
Воспоминание об Адаме вызвало у нее легкую дрожь. Камилле почему-то казалось, что их сердца бьются в унисон и у них нашлось бы много общего. На миг она представила себя наедине с Адамом, и ей стало не по себе… Вот смешно! Вряд ли они когда-нибудь встретятся, не то, что останутся вдвоем. Ричард – ее прошлое и настоящее. А будущее принадлежит лишь ей одной. И все же картины, нарисованные воображением, исчезали с трудом, ведь воспоминания и мысленные образы изгнать из сознания труднее всего.
Камилла прошла в ванную и включила воду, чтобы наполнить большую ванну овальной формы, опирающуюся на четыре изогнутые львиные лапы. Ей казалось, что горячая вода с травами поможет избавиться от сковывающего ее напряжения.
И действительно в спальню молодая женщина вернулась успокоенная. Она легла в постель, приказав себе не думать ни о чем, и попыталась заснуть. Но ничего не получалось – воспоминания о сегодняшней случайной встрече упорно возвращались. Тогда Камилла стала считать слонов и верблюдов. Однако на каждом слоне сидело по Адаму, а верблюды тащили на буксире ее машину…
2
Высадив Камиллу, Адам с недозволенной скоростью помчался к своему дому. Хорошее настроение мгновенно улетучилось. Ему предстояла встреча с Джессикой. Он и так слишком задержался и теперь опасался, как бы в его отсутствие чего не произошло.
Вот уже три года как умерла при родах его жена, и он пытался найти успокоение и работе. Добросовестный и знающий работник, Адам в первый же год в «Балтимор продактс» стал практически незаменимым и произвел хорошее впечатление на руководство. Президент фирмы обратил на него внимание, а когда ушел в отставку, Лестера назначили вице-президентом, ответственным за финансы, что фактически делало его одним из самых влиятельных людей в компании.
До этого Адам занимал ответственный пост и крупной строительной фирме, владельцем которой являлся его тесть. После смерти Сузан он оставил работу, не желая, чтобы о нем говорили, будто он использует тестя для сохранения своего положения.
Его близкий друг Рей Паркинс вместе с ним перешел из строительной фирмы в «Балтимор продактс». Они дружили со времени учебы в университете и были партнерами по теннису.
Во время их встреч Рей всеми силами пытался разговорить друга. Как любой типичный американец, он свято верил в действенность психоанализа и утверждал, что боль нельзя удерживать в себе, ее нужно освободить, чтобы она исчезла раз и навсегда.
– Поверь, тебе сразу станет легче, – увещевал друга Рей, когда поздним вечером они сидели в квартире Адама и не спеша потягивали виски. – Дружище, тебе просто необходимо выговориться. Избавься оттого, что гнетет тебя, иначе оно разрушит тебя. Ведь прошло уже почти три года. Сузан наверняка не хотела бы, чтобы ты так страдал. А ты разве согласился бы, чтобы она так мучилась, если бы умер ты?
Адам смотрел прямо перед собой. Прошедшие годы не ослабили боли потери, и говорить об этом даже с другом ему было трудно. Их союз с Сузан был самодостаточным в гораздо большей степени, нежели у большинства супружеских пар. Слава Богу, что у него остался Рей.
– Но ты же знал ее. Знал нас обоих. Нашу жизнь. Как же можно зачеркнуть прошлое, воспоминания, все то, что делало человека счастливым? Она и сейчас рядом с нами, тебе не кажется? Прости, Рей, но я не в состоянии думать ни о чем другом. Только о ней. Рей схватил его за руку и крепко сжал.
– Я так сочувствую тебе, Адам! Так сочувствую! Но считаю, что тебе необходимо познакомиться с кем-нибудь. Такой, как Сузан, тебе, возможно, уже не встретить. Но хоть с кем-то ты должен начать общаться, и как можно скорее. Сейчас для тебя это звучит дико, но в этом заключен здравый смысл. Время лечит раны. Жизнь продолжается. Ты любил свою мать – я знаю, как сильно. Однако она умерла, и ты нашел Сузан. Ни матери, ни своего детства ты не забыл. Они и сейчас с тобой. Стали частью тебя. Но нельзя допустить, чтобы прошлое довлело над будущим.
Подойдя к окну, Адам устремил взгляд в темноту ночи.
– Все это я знаю. Но я не могу пересилить себя. Пытаюсь, но не могу. Заставляю себя есть, ходить, говорить. Может быть, в одно прекрасное утро я проснусь и обнаружу, что во всем этом есть какой-то смысл. Но пока этого еще не произошло, и у меня такое ощущение, что не произойдет никогда. – Его голос дрогнул от ужаса перед нарисованной им самим перспективой.
Он вернулся к дивану и сел, откинувшись на подушки и вытянув ноги. Свет от лампы падал на него, освещая грустные, задумчивые, глубоко посаженные глаза под нахмуренными бровями. Резким движением руки Адам взболтал виски в бокале, отхлебнул и пристально всмотрелся в янтарную жидкость, словно увидев в ней что-то. Потом посмотрел на друга.
– Ты прав, Рей. Мне нужно все начать заново, но я не знаю, как это сделать.
Внезапно он поник, осознав, насколько кощунственно даже помышлять о жизни без Сузан. Замены ей быть не может. Она всегда была неотделима от него.
Рей почувствовал, что момент настал. Он точно знал, что нужно Адаму. Ему нужно вновь научиться любить, найти женщину, обрести жену и семью. Адам всегда хотел быть отцом и мечтал о сыне. А сейчас, в его тридцать лет, ему особенно необходимо это.
– Дружище, положись на меня. Первым делом ты должен переехать отсюда, где тебя преследуют воспоминания. Понимаю, это звучит чертовски неприятно, но ты должен сделать это. Позволь помочь тебе.
– Ну что тебе сказать на это, Рей… Ты же знаешь, как много времени мне нужно, чтобы сойтись с человеком. Месяцы. А я теряю терпение уже через несколько минут, если не секунд. Для меня важно, о чем человек думает. Прочих же интересует лишь то, что он делает. Сузан была идеальной женой для меня, и теперь мне кажется, что остальные женщины при более близком знакомстве будут лишь раздражать меня.
Рей Паркинс стал рассматривать совершенно белый потолок, чтобы друг не увидел отчаяния в его взгляде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17