— Мы едем в имение князя Титова отмечать Рождество Христово, — твердо ответил я. По крайней мере, мне самому об этом более ничего известно не было, а отказать такому влиятельному человеку, как протеже самого господина Румянцева, в таком сущем пустяке, как вождение хоровода кругом Weihnachtsbaum, то есть рождественского дерева, я не имел, впрочем, никакой возможности! О чем я тут же и записал в своем дневнике с бархатной обложкой, который надоумилось мне вести по совету Иоанна Масона, с целью исповедания.
— И все равно, — настаивал японец, — сдается мне, что здесь не обошлось без нашего благодетеля! — он усмехнулся.
Я пропустил его иронию мимо ушей, в конце концов, именно участие Ивана Сергеевича Кутузова и позволяло нам вести безбедное и, я бы даже сказал, блистательное существование.
После ужина я поднялся в свой кабинет, который располагался справа по коридору окнами в сад. Он представлял из себя небольшую комнату, выстроенную в готическом стиле, со сводчатым потолком и единственным витражным стеклом. Под стрельчатыми сводами этой кельи мерцал единственный миниатюрный фонарик, блики от которого ложились на стены, обитые нежно-розовым шелком.
Эту ночь я провел именно здесь, в ожидании визита моего мастера, который обычно входил через тайную дверь, скрытую с глаз темно-коричневым гобеленом. Однако Иван Сергеевич моих ожиданий не оправдал, и мне оставалось только гадать, что же нас ждет в имении Николая Николаевича Титова…
К вечеру следующего дня мы прибыли по месту своего назначния. Наши цуги, — упряжки, в которой лошади шли парами одна за другой, — остановились прямо у парадного входа в усадьбу. Освещенный подъезд предваряли темные ели, дремавшие в кружеве иния, застывшего на тяжелых ветвях прозрачными каплями серебра.
— Как красиво! — восхищенно проговорила впечатлительная индианка. От непогоды ее защищала длинная темно-лиловая тальма с пелериной и бобровая черная шапочка. На пальце поблескивал перстень с рубином — рождественский подарок Кинрю.
Японец не удержался и одарил нас всех накануне поездки. Лично мне он преподнес изящную часовую цепочку. Я же, в свою очередь, торжественно вручил ему исключительно модный галстук. Кинрю европейскую одежду не особенно уважал, но сделал вид, что доволен, соответственно случаю.
Мира получила от меня в подарок браслет из яшмы, который тут же спрятыла в свой ларец с драгоценностями.
Не успели мы выбраться из кареты, как здесь же остановился еще один дорожный дормез.
— Гости съезжаются, — глубокомысленно заметил Кинрю, вдыхая подвижными ноздрями аромат заснеженной хвои. — Русская зима! — проговорил он, потягиваясь.
Я внимательнейшим образом рассмотрел карету со вновь прибывшими и заключил, что она из себя ничего особенного не представляла. Я пообещал себе ничего из вида не упускать. В конце концов, мне ведь так до сих пор и не было понятно, зачем меня пригласили погостить у князя Титова.
Из дормеза выскользнула женщина лет тридцати и тут же нырнула в сугроб. Тогда ей на помощь бросился кучер.
— Барыня, да что же вы! Да как же!.. — причитал он, вызволяя ее из снежного плена.
По ее внешнему виду я заключил, что в самом ближайшем будущем нам предстоит, по-видимому, познакомиться с англичанкой.
Женщине наконец удалось выбраться из сугроба и встать на ноги.
— Спасибо, — коротко поблагодарила она по-русски с заметным акцентом. И я только лишний раз убедился в том, что моя догадка относительно ее происхождения, кажется, справедлива.
— А особа-то — оригиналка, — сострил Кинрю.
— Не вижу ничего смешного! — возмутилась сердобольная индианка и передернула плечами под тальмой.
Женщина была одета в зимнее бархатное пальто, пошитое на английский манер: с короткой талией и длинным, закругленным спереди поясом, заложенным складками и отделанным вдоль нижнего края плотными кружевами небесно-голубого оттенка. Она комкала в руках меховую муфту и то и дело поправляла маленький зимний капор на голове. Всеми силами женщина старалась побороть охватившее ее смущение. От внимания англичанки не ускользнуло, что у подъезда остановилась наша карета, и что какой-то незнакомый господин со странным разрезом глаз рассматривает ее из окна.
— Кинрю! — одернул я своего «Золотого дракона». — Барышне и так довольно неловко!
— Интересно, кто она, — не скрывая своего любопытства, протянул японец.
— Скоро познакомимся, — заверил я.
Англичанка скрылась в дормезе, но через несколько секунд снова выпорхнула из него и велела кучеру вынести наружу ее богаж. Потом она помогла выбраться из дормеза мальчику лет пяти.
— Сашенька! Быстрее! — приказала она. — Нас уже заждались! — взволнованно воскликнула англичанка.
— Гувернантка, наверное, — высказал я свое предположение.
— Настенька! — в этот раз англичанка обращалась к такой же маленькой девочке. — Я вас умоляю, поторопитесь!
Наконец-то и дети выбралась из дормеза и стали бросать друг в друга снежками.
Гувернантка возвела очи к небу и что-то пробормотала себе под нос на родном языке. Потом она вздохнула и тихонько произнесла, обращаясь к Богу:
— Oh my God!
— Еще те деточки! — заулыбалась Мира.
Все-таки англичанке удалось увести их в усадьбу. Тогда и мы покинули свои цуги и направились прямо к подъезду, где нас ожидал в парадной красной ливрее вышколенный лакей.
Николай Николаевич ждал нас в гостиной. Здесь же кружились дети со своей гувернанткой, которой никак не удавалось сладить с обоими. Однако князь смотрел на это сквозь пальцы и, казалось, был абсолютно доволен тем, что происходило вокруг.
— Знакомтесь, — проговорил он улыбаясь, — внуки!
— Очаровательные детки! — сказала Мира.
— О, да! — кивнул Кинрю.
— Ну-ка марш в детскую! — велел Николай Николаевич. — Елку еще не зажигали!
Как ни странно, дети деда послушались. Англичанка ушла вместе с ними, слегка прикусив губу.
— Француженку они уже выжили, — пояснил Титов, усмехнувшись.
— Не удивительно, — заметил я и представил брату-масону двух своих спутников.
— Charmante… — князь Титов низко поклонился и поцеловал индианке смуглую руку.
В этот момент в комнату вошла немолодая уже женщина в темно-вишневой атласной робе и пышном чепце, расшитом некрупным бисером.
— Ольга Павловна, — представил ее князь Титов. — Моя супруга.
— А почему вы не представите нам англичанку? — позволил себе поинтересоваться японец.
— Ну… — замялся князь, — это как-то не принято.
Я ткнул моего Золотого дракона в бок.
— Впрочем, — добавил Николай Николаевич, — вы еще познакомитесь с Мери-Энн… То есть, — он поправился, — с мисс Браун.
Ольга Павловна смерила своего мужа колючим взглядом темно-карих, почти что черных, глаз. Я заметил, что и с Мирой они, едва увидившись, не взлюбили друг друга. Княгиня показалась мне особой довольно высокомерной.
Через какое-то время лакей объявил, что прибыл еще один гость. Я ожидал увидеть индийского брахмана, о котором так много говорили в Петербурге. Но в гостиную вошел высокий мужчина лет пятидесяти — пятидесяти пяти, во фраке с серебряными пуговицами. Лакей снял у него с плеч медвежью шубу и скрылся в коридоре.
— Иван Парфенович Колганов, — отрекомендовал его хозяин имения. — Мой близкий друг.
— Яков Андреевич Кольцов, — проговорил он, указывая на меня. — Приятель Ивана Сергеевича Кутузова.
Я заметил, что имя моего покровителя произвело на Ивана Парфеновича неизгладимое впечатление.
Не успели мы с этим господином пожать друг другу руки, как на пороге неожиданно возник Лаврентий Филиппович Медведев.
— Какими же судьбами? — вслух удивился я.
Присутствие в имении квартального надзирателя, который время от времени оказывал мне услуги полицейского рода, еще больше убедило меня во мнении, что я оказался здесь неспроста, и что следует ожидать всяческих неожиданностей. Мне очень хотелось переброситься парой фраз с надзирателем наедине.
— Лаврентий Филиппович, — объяснил князь Титов, — приходится двоюродным племянником моей дрожайшей супруге.
— В самом деле? — картинно обрадовался я. — Какое совпадение! Ведь мы знакомы!
— О, да! — кивнул Лаврентий Филиппович, захлопав золотисто-рыжими ресницами. Одно я знал наверняка: он меня на дух не выносил, но терпел по долгу службы и из материальных соображений.
Мира устроилась на оттоманке, почти что у самого камина. Она очень любила смотреть на огонь, словно наблюдала в его пламени занимательные картины. Однажды индианка шепнула мне на ухо, что видит там наше будущее. Но я не стал пытать ее, что оно нам сулит.
Николай Николаевич, Колганов, Лаврений Филиппович и я устроились за ломберным столом. Должен признаться, что за игрой мне обычно везло до неприличия! В меру своих возможностей я старался этим не пользоваться… Если только в интересах нашего Ордена!
Княгиня Ольга Павловна присела к Мире на оттоманку.
— Говорят, вы предсказываете будущее? — зашептала она.
— Говорят, — подтвердила Мира, ничуть не изменившись в лице. Она чувствовала, что в вопросе княгини сквозила ирония. Однако индианка и вида не подала, что ее это каким-нибудь образом трогает. Выдержки моей Мире было не занимать. В этом мне пришлось убедиться еще у нее на родине. А светские страсти не шли ни в какое сравнение с тем, что нам пришлось вынести с ней на Востоке!
В платье, затканном золотом, с золотой диадемой на волосах, моя индианка выглядела восхитительно и всем своим видом походила на принцессу из сказки. Мирины зрачки сливались с черным бархатом ее глаз.
— Вы не похожи на гадалку, — заявила княгиня. — Хотя… — полагаю, она едва не сказала, что Мира вполне могла бы сойти за цыганку, промышлявшую ворожбой, но вовремя прикусила язычок. Если бы Ольга Павловна осмелилась на такое, то скандала с мужем было бы не избежать! А ей совсем не хотелось испортить себе весь праздник. К тому же князь оказался настолько щедр, что превзошел все ее ожидания…
Мира встретилась глазами с княгиней, и та невольно отвела взгляд. Глаза индианки завораживали, гипнотизировали, манили за собой в глубокую бездну…
Ольга Павловна отмахнулась от этого взгляда, словно от наваждения. Она с трудом поборола в себе желание перекреститься и три раза воскликнуть: «Чур меня!»
— Возможно, — промолвила Мира и снова устремила свой взгляд в камин, где мирно потрескивало пламя. За окнами завыла вьюга.
А я то и дело отвлекался от игры и проиграл два роббера.
— Что-то вам сегодня не везет, Яков Андреевич! — усмехнулся Лаврентий Филиппович Медведев и подмигнул мне заплывшим глазом. Я же никак не мог сосредоточиться на игре, все мое внимание привлекли к себе Мира с княгиней. Я почему-то переживал за индианку и не мог найти объяснения своей тревоге. Чувство мое скорее было иррациональным.
— Ну, так вы все-таки умеете предсказывать будущее? — спросила княгиня Титова напрямик.
— Иногда, — ответила Мира, не отрывая взгляда от пламени. Отсветы его плясали в ее глазах. — Вы хотите, чтобы я вам погадала? — улыбнулась индианка.
— Ну… — княгиня Титова замялась. — Ключнице нашей, Грушеньке, вздумалось тут, накануне, лить в воду воск. И я при этом присутствовала. Ну, словом…
— И что же привиделось вашей Грушеньке? — перебила ее Мира.
Ольга Павловна помедлила несколько секунд, прежде чем отважилась ответить на вопрос индианки.
— Ну же! — поторопила ее Мира, которой уже самой не терпелось узнать, что же такое увидела ключница в воде.
— Гроб, — наконец-то выговорила княгиня. — К чему бы это? — вслух удивилась она. — У нас вроде, слава Богу, все здоровы, — Ольга Павловна развела руками.
— Мрачное предсказание, — нахмурилась Мира. — Вы ведь и сами знаете, княгиня, что оно означает смерть, — в тишине, которая воцарилась вокруг, последние слова прозвучали особенно громко.
Все присутствующие переглянулись между собой, я и сам почувствовал холодок, пробежавший у меня по спине.
— Дамы, — укоризненно проговорил Николай Николаевич, — довольно городить всякие глупости!
В это время хлопнула какая-то дверь, и игроки все вздрогнули. Оставалось признать, что в гостиной не оказалось ни одного человека с крепкими нервами. Ввиду своей принадлежности к масонской ложе я должен был любить смерть, ибо это была седьмая заповедь Соломона. Однако я не мог не заметить, что предсказание Миры произвело гнетущее впечатление и на князя, который так же, как и я, имел самое непосредственное отношение к братству свободных каменщиков.
В гостиную снова вошел лакей, и все взгляды обратились к нему. Он объявил, что прибыл некто Станислав Гродецкий. Присутствующие вздохнули с облегчением, похоже, что все уже готовы были увидеть нечистого или саму костлявую старуху с косой.
В комнату вошел рафинированный молодой человек из высшего общества, одетый франтом, с высокомерным выражением холеной физиономии. У него были пронзительные ярко-голубые глаза, римский точеный профиль, белокурые волосы и тонкая линия губ, сомкнутых в тетиву. Воротник его рубашки был так накрахмален, что, казалось, грозился задушить своего хозяина.
Он поклонился с изяществом денди. Князь Николай Николаевич лично представил его. Он сказал, что познакомился с ним в Петербурге на приеме у императора. Позже Титов шепнул мне на ухо, что молодой человек имел негласные полномочия польского посла. Личность нового гостя весьма заинтересовала меня, тем более что я так до этого времени и не узнал, для чего меня пригласили в это странное общество. Квартальный надзиратель Медведев и Станислав Гродецкий — высокопоставленный представитель Царства Польского, наделенного, кстати, конституцией, играют за одним зеленым столом и вместе празднуют Светлое Рождество Христово!
Станислав Гродецкий присоеденился к нам за ломберным столом, неожиданно оказавшись довольно приятным собеседником и любезным в обхождении человеком.
В перерыве между робберами я вышел в коридор, через несколько минут здесь же появился Медведев.
— Яков Андреевич! — воскликнул он. — Извольте объясниться!
1 2 3 4