- Элена. И наш брак был бы таким же, как у них, разве нет?
- Боже упаси! - воскликнул он. - Просто я видел, через какие унижения пришлось пройти моей матери, и поэтому хотел быть уверен, что... - он замолчал. - Ну ладно, сейчас это уже не имеет значения. - Его лежавшие на руле руки сжались в кулаки. - Мистер Престон намекнул мне кое о чем, но только я до сего момента не придавал этому никакого значения, хотя наверное, он и был прав. Полагаю, что во время той поездки в Париж, на котором ты настояла...
- А откуда ты узнал об этом? - перебила она.
- Ну, конечно, же я все узнал. Он сам мне сообщил.
- У тебя нет никакого права шпионить за мной!
- Только что ты говорила, что твой дедушка рассчитывал на то, что я буду за тобой приглядывать, - напомнил ей Марк. - Постарайся все-таки быть последовательной, дорогая, ладно? Просто ты там познакомилась с кем-то и решила предпочесть его мне.
Это предположение оказалось столь неожиданным, что Дамарис потеряла дар речи и изумленно уставилась на него. Марк же принял ее молчание за подтверждение правоты своих слов и продолжал:
- Тот парень, с которым ты ходила гулять, когда я заезжал к вам... как там его зовут... кажется как-то на "Д". Кто он?
Дамарис глубоко вздохнула. Она мгновенно поняла, что безобидная шутка Мэри дает ей шанс отомстить ему за все то унижение, которое ей пришлось пережить по его милости, а заодно и за его шашни с Розитой. Если ему можно устраивать маскарад, то ей это тоже не возбраняется.
- Очень хороший мальчик, - скромно сказала она. - Он меня любит.
- А чем он занимается? - Этот вопрос прозвучал резко и неожиданно, словно пистолетный выстрел. Но она быстро нашлась, и вспомнив о Дике Эверетте, ответила:
- Он очень перспективный автослесарь.
- Вот как? А что он делал в Париже?
- Обычно люди едут в Париж для того, чтобы отдохнуть и развлечься, неопределенно сказала она.
- Ясно. А ты уверена, что он любит тебя, а не твои деньги?
- Он не знает о том, что они у меня есть. Большинство людей в Боскасле считают меня продавщицей из магазина Мэри Брук?
Он презрительно поджал губы.
- Какая пара! Продавщица и автомеханик!
- Но зато настоящие, искренние люди, - твердо сказала она. - Когда любишь человека, то уже не имеет никакого значения, кто он и чем занимается.
- Значит, ты признаешь, что любишь этого парня?
Подумав о Дэвиде, Дамарис просто ответила:
- Я его обожаю.
Он пристально вглядывался в ее погрустневшее лицо.
- Так почему же ты мне сразу не сказала об этом парне, с которым ты... эээ... до того, как мы устроили этот дурацкий цирк на твоем дне рождения?
- А как я могла тебе что-то сказать? Я же не видела тебя, и к тому же не считала себя свободной; то есть, тогда все представлялось совсем по-другому.
- Хочешь сказать, что тогда ты еще не знала, что твой кузен Марк это я?
- В некотором роде, - уклончиво ответила она.
- Ну а если бы я, как ты и ожидала, оказался бы почтенным джентльменом, тогда бы ты не дала отсупного?
- Не знаю я, не знаю, - истерично выкрикнула она. - Когда я увидела дом, то поняла, что все изменилось, все уже не так, как прежде...
Он грустно улыбнулся.
- Все в жизни меняется, Дамарис. Не имеет смысла пытаться ухватиться за прошлое.
Он молчал, в то время, как она задумалась над справедливостье его замечания. Она приехала в Рейвенскрэг, надеясь продолжить свою жизнь с того момента, где она остановилась годом раньше, найдя замену дедушки в лице кузена Марка, но дело все в том, что изменилось не только все вокруг, изменилась так же и она сама. Рейвенскрэг уже не имел для нее того же значения, что и раньше, и Дамарис была вынуждена признаться себе, испытывая при этом некоторое чувство вины, что даже если бы сэр Хью был жив и поныне, то она уже не смогла довольствоваться лишь его обществом. Только Марк ничуть не изменился, он был таким же отчаянным, властным мужчиной, которого она встретила в Вальмонде, стремящимся подчинить всех и вся своей воле. Но сказанная им в следующий момент фраза показала ей, как сильно она заблуждалась на его счет.
- Ты приехала сюда, ожидая встретить точную копию своего деда, - тихо проговорил он, - а вместо него обнаружила меня. Парадоксально, но я одновременно и слишком молод для тебя, и вместе с тем слишком стар. Молодость тянется к молодости, и двенадцать лет в этом возрасте представляют значительную разницу. Ты еще была совсем маленькой, а я уже жил собственной, саомстоятельной жизнью. Латиноамериканцы взрослеют очень быстро.
- Наневрное, в этом все и дело, ты слишком опытен для меня, печально проговорила она, прекрасно понимая в душе, что это совершенно не так. Ведь благодаря именно его взрослости, самоуверенности она и оюратила на него внимания. Ее никогда не привлекали сверстники, казавшиеся слишком грубыми, самовлюбленными и инфантильными. Однако, опыт Марка в делах амурных радовал ее куда меньше, тем более, что он все еще продолжал его набираться.
Он осторожно прикоснулася к ее лицу своими ладонями. Вздрогнув от неодиланности, девушка вскинула на него глаза, но не смогла выдержать его пристального взгляда, который как будто пытался заглянуть ей в самую душу, и опустила веки с длинными ресницами.
- Значит... после того приема ты поняла, что даже Рейвенскрэг не стоит того, чтобы жертвовать ради него своей любовью? - спросил он.
- Я поняла, что поместье не заменит мне... не заменит мне все, искренне призналась она.
Он опустил руки и вздохнул.
- Да уж, если нет любви, то ее не заменит никакое богатство, согласился он, и Дамарис подумала о том, а уж не Розита ли убедила его в справедливости этого тезиса, но ведь, с другой стороны, ему вовсе не обязательно уезжать из Рейвенскрэга. Она уже отказалась от всех своих притязаний на поместье, официально заявив о своем отказе выполнять то злосчастное условие из дедовского завещания.
- Тебе следовало бы рассказать мне обо всем сразу же, как ты приняла для себя такое решение, - упрекнул ее Марк, - вместо того, чтобы прятаться и вводить нас с мистером Престоном в заблуждение. Хотя, с другой стороны, оно и понятно - бегала ты всегда очень быстро... - В его голосе послышалась насмешка, и сердце Дамарис дрогнула. Ей вспомнился Вальмонд, и та волшебная ночь, когда она бежала от него по залитой серебристым лунным светом лужайке, испугавшись ее поцелуя, и как звенели над садом соловьиные трели, и то, как нагнав ее, он спросил, уж не думает ли она, что он позволит себе попытаться соблазнить невесту самого кузена Марка. Вспомнив, как он посмеялся над ее чувствами, изображая из себя влюбленного, в то время, как его сердце принадлежало другой, Дамарис решительно настроила себя против него.
- Я думала, что если уйду вот так, ничего тебе не сказав, то это избавит меня от бесполезных объяснений, - натянуто сказала она, - и так оно и вышло бы, если бы только ты не оказался столь... эээ... настойчив.
- Я бы не поверил..., - тут он осекся и криво усмехнулся, - но возражать бы не стал. Я достаточно самолюбив, чтобы суметь вовремя признать свое поражение.
И снова наступило неловкое молчание. Марк задумчиво разглядывал плывущие по синему небу белые облака. Дамарис уже начинала жалеть о том, что обманула его насчет Дэвида. Она бросила осторожный взгляд на неподвижное лицо Марка, и оно показалось ей немного грустным. Раздражение в ее душе несколько улкглось, и на смену ему пришло ощущение потери. Ее сердце все еще не было равнодушно к этому мужчине, как это обычно бывает, когда оно оказывается не в ладу с умом. Дамарис вдруг почувствовала горькую досаду. Неужели она столь глупа, что готова отказаться от всего, о чем так мечтала, идя на поводу своей непомерной гордости и уязвленного самолюбия? Ведь хоть он и не любил ее, но жениться все-таки не отказывался. Неужели она не воспользуется этим шансом и не примет его таким, какой он есть на самом деле? Ведь для этого нужно было лишь признаться в том, что у нее нит никакого автослесаря, согласиться не разрывать помолвку и надеяться на лучшее. Возвомжно, со временем он забудет Розиты, тем более, что у жены есть неоспоримое преимущество перед любовницей - постоянство брачных уз. Хелен уговаривала ее бороться за то, что ей дорого, и тогда она ответила ей, что Марк не достоин того, чтобы за него бороться. В глубине же души Дамарис прекрасно сознавала, что это было не так. У Марка были свои недостатки, но он был сильным, решительным человеком, а именно такой хозяин и нужен был Рейвенскрэгу. К тому же он был Триэрном, у них так много общего, и это наверняка должно помочь ей лучше понять его и привязать его к себе.
- Марк..., - Дамарис импульсивно тронула его за руку и вдруг оробела; признаваться в собственных ошибках всегда нелегко. Он обернулся к ней. В его голубых глазах больше не было ни злобы, ни раздражения. Взгляд его был спокоен, но теперь он казался каким-то чужим.
- Извини, я задумался, - непривычно тихо проговорил он. - Если бы ты только была откровенна со мной, то я никогда не стал бы досаждать тебе своим вниманием. Я не имею ничего против того, чтобы ты продолжала свои отношения с этим парнем, но только уж пусть наша помолвка останется в силе еще на некоторое время, пока не уляжется весь шум, - (Она предложила мистеру Престону то же самое) - а потом мы тихо ее аннулируем.
Она опоздала, он уже принял решение и смирился с ее ложью. Примерение стало невозможным, и теперь, когда его гнев несколько утих, он и сам был уже как будто рад поскорее отделаться от нее.
- А как же Рейвенскрэг? - обеспокоенно спросила она.
Его лицо посуровело.
- Я продам его.
- Нет! - запротестовала Дамарис. - Нет, Марк, это невозможно.
- Это единственный выход. Одна ты там жить все равно не сможешь. С таким обширным хозяйством тебе в одиночку не управиться, тем более, что твой возлюбленный автослесарь, а не фермер.
- Но ты же Триэрн, - пролепетала она, - последний из рода...
- Для меня это никогда не играло большого значения. В Южной Америке меня называют "сеньор Терерно" - у английских согласных слишком трудное произношение. Так что я навсегда вернусь в Аргентину.
- И женишься на Розите? - упавшим голосом спросила она.
- Может быть.
Вот оно, значит, как. И тогда, собравшись с духом, она задала последний вопрос.
- А если бы ты женился на мне, ты остался бы в Корнуолле?
- Но ведь я на тебе не женюсь, а раз так, то необходимость обсуждать подобный вариант отпадает сама собой, - холодно проговорил он.
Она замолчала. Марк завел мотор, и внутри у нее все похолодело. Она обрела свободу и могла теперь устраивать свое будущее вместе с Мэри и Хелен без каких-либо препятствий с его сторону, но только почему-то теперь это будущее уже не казалось ей таким радостным и безоблачным, как прежде. Он развернул машину, и в то время, как они отправились в обратный путь, продолжал развивать свою мысль.
- Половина вырученной от продажи суммы, разумеется, причитается тебе. Мистер Престон сказал мне, что ты хочешь забрать из поместья свою лошадь. Можешь не беспокоиться, я немедленно переправлю ее к тебе. И вообще, можешь взять из дома все, что сочтешь нужным. Только скажи, и вещи будут тебе доставлены. Мы с тобой будем видеться время от времени, и когда я найду запрятанное тобой кольцо, то тоже отошлю его тебе. Уж будь добра, носи его должным образом до тех пор, пока эта идиотская помолвка не будет расторгнута. Надеюсь, твой парень поймет, если, конечно, тебе самой моя просьба не покажется слишком обременительной.
- Нет, - прошептала она, чувствуя, что больше не может ни секунды обманывать его, - но, Марк, я...
Он продолжал говорить, не обращая никакого внимания на ее робкое возражение.
- С твоего позволения, бриллианты я увезу с собой. Они не имеют никакого отношения к фамильным драгоценностям Триэрнов. Это колье моей матери.
Он хочет передарить его Розите, в отчаянии подумала Дамарис. Так что признаваться ему в чем-либо без толку; похоже, у него уже все было решено заранее.
- Спасибо, Марк, - чуть слышно проговорила она. - Конечно же, можешь взять бриллианты, ведь они твои. Ты и так был слишком щедр.
- Вовсе нет. Все, что я дал тебе было твоим если не по закону, то по справедливости.
Значит, он задумал просто откупиться от нее, как будто деньги могли стать компенсацией за душевные страдания. Дамарис думала о бескрайнем океане, который отныне будет разделять их, о Розите, дожидающейся его на другом конце земли, и о том, что это она сама, своими руками погубила свое счастье, пойдя на поводу у своей дурацкой гордости.
На обратном пути в Боскасл он вел машину гораздо медленее, чем когда они выехали из города. По обеим стороным от узкой дороги тянулись бесконечные живые изгороди, из-за которых виднелись усыпанные красными ягодами ветки жимолости. На все это Дамарис глядела сквозь пелену слез; она украдкой смахивала их, надеясь, что Марк не заметит, но, похоже, ей нечего было опасаться. Он сидел рядом с каменным выражением лица, неотрывно глядя на дорогу перед собой.
Доехав до автостоянки, он остановил машину.
- Ты не обидишься, если я высажу тебя здесь? Просто здесь мне будет удобнее развернуться.
- Конечно, - проговорила Дамарис, открывая дверь.
ЗАтем он все же взглянул на нее, и его глаза были похожи на голубые льдинки.
- До свидания, Дамарис. Я еще позвоню тебе.
- До свидания, Марк.
Она медленно пошла прочь, а он развернул машину и поехал обратно подороге, по которой они только что проезжали. В эти последние мгновения, когда он говорил о том, что и как будет дальше, он оказался именно таким, каким она когда-то представляла себе кузена Марка: добрым, заботливым и отчужденным. От той страсти, вспыльчивости и темперамента, которые она время от времени замечала за ним, теперь не осталось и следа. Он без лишних споров и уговоров отпустил ее, и, возможно, даже сделал это с огромной радостью. И при одной только мысли об этом она чувствовала, как разрывается от тоски ее сердце.
* * *
Как Марк и пообещал, он продолжал время от времени напоминать о себе Дамарис. Перед каждым своим приездом он звонил ей, чтобы убедиться, что она сможет уделить ему немного времени, и их встречи проходили на все той же автостоянке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29