https://wodolei.ru/catalog/mebel/kitaj/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


- ...Пока за забором носятся с автоматами, торгуют, насилуют друг друга и грабят, устраивают, ничего не несущие ни уму, ни сердцу, вульгарные представления аля-запад, здесь идет поток сакральной информации, формируются новые коды культуры. А то, что в развалинах, в обломках, пыли, это уже не смущает. Это даже так символично, что получается лучше, живей, чем если бы было в подделке под приличные интерьеры Европы, потому как мы не Европа. Мы не итог, а вечное начало. Все зарождается здесь, культивируется там, а когда возвращается к нам, как культура запада, мы доводим свое живое начало, омертвленное их культивацией, до логического абсурда, освобождая тем самым путь новому этапу.
- ...Здесь всех привлекает динамика жизни и творчества. Динамичный процесс осознания. Человек может ничего не производить из того, что можно потрогать, чем пользоваться, но его прозвучавшая мысль подбирает себе подобных и тогда её производной становится целый мир. Надо научиться жить во всем мире сразу. Для тех, кому не хватает своих квартир, своих ячеек общества, это ход. Это возможность вертикально путешествовать по пластам. У нас здесь было все, выставки, музыкальные вечера, показ театрализированный показ мод прошлых десятилетий, пьесы... Искусство - это своеобразное зеркало, отражающее динамику жизни. Может один оторваться и творить свое искусство в одиночестве, но как долго будет длиться его полет?.. Он все равно зависит от платформы, с которой он прыгнул, взлетел. Но если он не сможет подтянуть к себе следующую платформу и себе подобных, чтобы подняться далее, ему не от чего будет отталкиваться. Он будет стоять на месте достигнутого - а это смерть. Смерть в искусстве - всегда состояние застоя. Хотя и прав был Ходасевич, что "в искусстве прогресса нет", поскольку оно не развивается прямолинейно, да и вообще толком не развивается, но при этом все, в чем нет открытия, нет ощущения чего-то неизведанного, нового - это уже не искусство, это уже утоптанный пласт китч. То есть пошлость, красивенькая бытовуха. Люди создают свои миры, свои эстетическо-культурные ордена, мифы. Когда рушится система, механистически защищающая их материальную жизнь, одни уходят на вершины, в горы, другие опускаются в низины болот.
Параметр - бесконечность - вечность - материальные вещи при таких параметрах всегда становятся абстрактными, а абстракция переходит в образ образ - это всегда объем. Глобальность мышления дает восприятие объема. И в зависимости от того насколько вы можете своим сознанием охватить этот многомерный объем и в этом объеме преломить массу качеств, настолько вы будете совершенны, поскольку объятие получается здесь равное обладанию, как пониманию. Человек, который может с различных позиций профессионально рассмотреть любую точку в искусстве - и является настоящим тайным лидером, за которым тянется сознание века.
- Андеграунд? ... - отвечал после мастера перфомансов человек в черных джинсах и черной рубашке, явно увлеченный больше политикой, чем искусством, - Эскалация андеграунда это анархизм, который ведет к фашизму. Так как всякая пересвобода уничтожает саму себя. Единственная альтернатива - это психоделический марксизм - а это осознание своей несвободы и существование в обществе в той функции, которую ты сам внутри себя сознаешь
"Господи, кого здесь только нет!.. - Воскликнула про себя Алина, - Но как ни странно, все сказанное и увиденное уживаются вполне мирно. Это тебе не черно-белый уголовный мир, где все требуют друг от друга жить по понятиям, о понятия о понимании не имеют. А тут - словно я вновь и вновь приземляюсь в неизведанный мир, принимая все, так прыгают с парашюта".
И все же с надеждой разобраться потом, при обработке пленки, пошла искать пропавшую в толпе Ирэн.
Она пересекла двор, заглянула в один их подъездов старого дома и попала в бар. В баре созданном из подручных материалов разрушенных особняков было вполне уютно. Парами, группками люди общались, говорили без умолку. Иностранные журналисты, коих было куда больше, чем отечественных, сновали с фотоаппаратами. И почувствовала что ей не тесно в толпе индивидуумов. Не найдя там Ирэн, Анна вышла и пошла в первый попавшийся открытый подъезд и спустилась на свет по разбитым ступеням в подвал. Ей хотелось прерваться, остановиться и трезво поразмыслить не об увиденном и услышанном, а о своем месте на фоне всей этой картины. Зачем она здесь? Но чувствуя, что это бесполезно, она уже, не понимая зачем, переступала порог.
ГЛАВА 10.
На пороге она споткнулась.
- Осторожней, - послышалось, словно из неоткуда.
Она огляделась в полутьме, пронзенной острыми лучами серебристого света: зал, преобразованный их бывшей квартиры, с содранными обоями, и от того обнаженными стенами, бетонным полом - весь в серых тонах и оттенках, как на старой фотографии. Бесшумный, гулкий зал выглядел совершенно нереально. Небольшого роста лысый субъект в черном пропыленном, словно выгоревшем, комбинезоне сматывал провода.
- Ой, - растерялась Алина, снова споткнувшись.
- Приветик, - подошел он к ней, буратинно улыбаясь начисто лишенной зубов щелью рта. Нос его действительно был, словно обструган, обтесан скарпелью, после работы которой забыли о шлифовке.
- Вот... я и пришла, - проговорила она, а глаза её не могли оторваться от его ясных карих глаз, таких глаз, что они затмевали невероятную, светящуюся в полумраке бледность его лица. Руки её тем временем протягивали ему диктофон, и она недоуменно трясла его.
- Что? Сломался что ли? - посмотрел он на аппарат ловли слов, взял его, и приглашая кивком головы в маленькую конурку со столом и лавками, сказал: - Пойди, сначала чайку попей.
Она вошла в эту небольшую обшарпанную комнату, села на импровизированную под диван лежанку. Напротив сидел толстый мужчина с проплешиной на темечке, казалось, он не заметил её, даже не кивнул, приветствуя, продолжая разбирать запутанные провода.
- Меня вообще-то зовут Алина, - совершенно растерянно сказала она, - Я вообще-то пришла брать интервью.
Бритоголовый забавно усмехнулся и представился:
- Алексей.
Толстяк, как бы не отвлекаясь от своего занятия, молча налил ей в чистый, но потемневший от крепкой постоянной заварки, стакан чаю.
И пока Алина рассуждала - настолько чист предложенный стакан, чтобы решиться пить из него, никого не оскорбляя своей брезгливостью, не рискует ли она заразиться какой-нибудь заразой - "пить иль не пить, вот в чем вопрос", - зависло у неё в голове, Алексей, застыв в дверном проеме, молча разглядывая её, и вдруг спросил:
- Ну, чего, Альк, хочешь повыть в микрофон?
- Хочу, - кивнула она, совершенно не обидевшись на такое панибратское обращение мало знакомого человека.
- А! Ты уже здесь - влетела Ирэн в студию, - А я уже волноваться начала, как бы что с тобой не произошло! Вы представляете, Алексей, час назад эта женщина стояла под дулом автомата и хоть бы хны!
- Да, - словно вглядываясь во внутрь себя и с трудом вспоминая, что же это было и было ли вообще, кивнула Алина. - Это живая метафора. Меня не пускали сюда, кажется, они были мафией, или нет, чеченцами, но похожие на итальянцев... только автомат держал русский... Это как раз самое больное в этом моменте. А с остальным можно справиться. Меня не пускали сюда, а мне стало смешно, и я прошла сквозь заслон, словно сквозь стену судьбы. Вот и все. Сколько раз уже приходилось переступать через возможную смерть...
- Смерть? - Алексей посмотрел на неё внимательно, и тут она увидела, что не только нос, - все лицо его испещрено шрамами. А нос его вообще... Она совсем забыла про нос, но нос его лишенный выпуклости ноздрей весь кончик носа - сплошной шрам. "Так не режут в драке, это не ожог, господи, господи, что же это?.." И жалость, томительным ядом зародившись в сердце, разлилась по телу.
- ...Смерть, - продолжал Алексей, - А знаешь ли ты что такое постоянное чувство присутствия собственной смерти?
- Знаю, - тихо кивнула она, неотрывно глядя ему в глаза.
- Пойдем, повоешь.
- А что мы будем выть, Алеш?
- А мантры. Ты будешь просто подвывать, а я со словами. Пойдем с нами, кивнул он Ирэн.
- Только и слышу мантры, мантры, а что это такое? - простодушно спросила Ирэн.
- Буддистские молитвы. Но главное в них не слова, а вибрация звука настраивающая на определенную волну. Ну, начали! - он протянул ей микрофон. И ударил по огромному барабану. Глухой величавый звук сотряс тьму подвала.
Алексей завыл, подчиняясь мягкому эху своих экзотических ударных инструментов, завыл невероятно низким, глубинно вибрирующим голосом. Ирэн подтянула певично-постановочным. Алина, никогда не обнаруживавшая до этого в себе певческого таланта, сначала пыталась подделаться под него, потом под нее, потом поняла, что вой её не будет иметь и никакого значения перекрываемый их разноголосицей и завыла просто так, от души, лишь повторяя остатки непонятных слов, пропеваемых Алексеем.
Она мгновенно вся ушла в это непонятное действие, из-под прикрытых ресниц с тайным изумлением наблюдая - насколько серьезен Алексей во время своего пения. И в тоже время, обозревая словно внутренним оком, как бы видя всех сразу, со стороны, она чувствовала, как её раздирает хохот. "Бред! Бред!" - вопил, хохоча её внутренний голос, и тут же перекрывал серьезный, - "А что не бред вообще в этом мире? Может быть именно это..."
- У меня, кажется, не в дугу, - скромно потупив глаза, сказала она Алексею, когда они окончили петь.
- Ничего. Ты выла, как настоящая ведьма, а тут немного не о том. Это молитва поклонения богине земли. Поконкретнее надо было. Вот так Алька, видишь, какую штучку я произвожу?
- Да-а. А вообще-то я пришла брать у тебя интервью.
- А интервью я не даю.
- А что же мне делать? Как жить-то теперь? - она протянула поближе к нему диктофон.
- Что говорить? Слова, которые будут приемлемы всеми, поскольку узнаваемы?
- Не знаю, - сдалась окончательно Алина, - Но мне кажется, что ты можешь сказать что-то особенное... кругом столько слов, столько информации, как кто-то определил сегодня - просто потоп!
- Любая ценная информация на сегодняшний день не может быть популярной. Если она популярна, то есть народ интересуется ею, то значит, она не достойна называться откровением. Мы трансформируем действительно вещи в себе. Когда-нибудь, кто-нибудь возьмет их на вооружение и с народом что-то произойдет. На сегодняшний день в мире, на планете эти вещи не могут практиковаться. И если они появляются, они вырастают не из потока жизни, а приносятся извне не в то место, не в то время.
- Вот мне однажды пришло откровение, - задумчиво закивала Алина, - И я его никому объяснить не могу, оно будет воспринято как бред. Или если будет воспринято, как реальность, пусть вторая, надреальность, то я чувствую, что затреплется как пошлость, и потеряет свой действенный смысл, действенность... - вспомнила она сразу все свои отчаянные "нет!", и порыв любви, спасавший от смерти Фому, - Получается некая двусторонность. И все же к чему все идет, катится, что с миром-то твориться, я никак не пойму. На уровне политики вроде все ясно - просто бред, но если говорить о большем...
- Но тут совсем другая история с миром, дело в том, что мир сейчас существует в виде некого порядка. Порядок основан на деньгах. То есть, это не бог весть какой порядок. И та демократия, которая воспевается не бог весть какое достижение - ещё Платон говорил - что ниже демократии только куклократия.
- Демократия - власть черни. - Наконец-таки вставила слово удивленная легкости общения своей подруги с этим крутым и непонятным типом, Ирэн.
- Смотри, - продолжал Алексей, - к чему все идет - скоро каких-нибудь тысячу лет и все языки перемешаются в один язык, при таком развитии средств передвижения и коммуникаций сотрутся границы. Появится некое единое планетарное государство. Но государство - это организация, следовательно власть. Это сейчас все делят власть по национальным или же традиционно привычным или же заимствованным из других стран политическим убеждениям, в планетарном же государстве должна быть тирания аристократов, единственная возможная схема, удерживающая человечества от скатывания до животных страстей. И мы должны к ней перейти.
- А кто же будет аристократами - та часть, которая владеет деньгами, или та, что культурой?
- Ни деньгами, ни культурой. Аристократы совсем другие. Это те, кто выше по своей духовной иерархии, при этом не важно кто он - монгол, якут или африканец. Тут уже расы не играют никакой роли, играют роль касты, Кто ты есть такой в своей сути. Аристократия всегда направлена против бытия, этого пошлого прагматизма. Поэтому она не зависима, неуязвима. Ей странен животный страх за собственную животную жизнь. Им страшно одно предать некую идею, но это не фанатики, идея их как свет рассеивается по всем ежесекундным движениям, действиям, словам, предметам... Рыцарь, будь он нищим, все одно оставался рыцарем. Он все равно был выше богатого ростовщика, потому что обладал неким кодексом духа.
- Да-да - закивала Алина, припоминая, - Не всякого фараона посвящали в жрецы.
- Хорошая ли она или плохая эта будет власть, но все идет к этому.
- Власть... это организация жизненного пространства заполненного огромным количеством разномастных людей, а что же такое культура?
- А культура... это память человечества о самих себе. Кроме культуры ничего нет. То есть когда мы говорим мы люди, мы всегда подозреваем свою культуру...
- Что же делать сейчас? На таком перепутье?
- ... мы должны овладевать навыками, навыками действия согласно своим доктринам. Это очень сложный момент для любого человека. Единицы действуют согласно своим убеждениям.
- А что делается у Вас сейчас, Алеша?
- Берется некая древняя доминанта до цивилизации, некая штука, как фундамент, и на этом фундаменте мы извлекаем, с помощью канонов, то и на чем будет базироваться реальное время. Это знания древности в действии, потому что на пустом месте, благодаря только лишь чтению книжек и всяким популяризационными шуткам, ничего не получиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54


А-П

П-Я