https://wodolei.ru/catalog/dushevie_kabini/dlya_dachi/nedorogie/
Место казалось заброшенным, неуютным, словно пещера зверя. В этот день во дворе не было видно ни человека, ни животного. Холодный морозный воздух не вызывал особого желания выходить на улицу. Никакого признака жизни – за исключением голубоватого дыма из труб.
Симон Карл вышагивал перед камином, то и дело отпивая из кубка теплое крепкое вино. С тех пор как в его доме поселились сестра, ее дети и Понс Верне, Симон не знал покоя. Постоянно раздавались стоны и жалобы сестры, дети вопили и путались под ногами. Словно голодные кошки, женщины шипели друг на друга.
Нет, Карла трудно было назвать счастливым человеком. Ко всем досадным проблемам добавлялась еще одна: как найти способ похитить «служанку узницы»? Она редко покидала Гайяр, а если и покидала, то в сопровождении двух других девушек или де Фонтена и его людей. Карл понимал, что о штурме Гайяра нечего и думать, а проникнуть в замок не так-то просто.
Жан – рыцарь, потерявший в аббатстве свой кинжал, лежал на пыльном каменном возвышении рядом с камином, щелкая лесные орехи. Два других рыцаря, позевывая, от нечего делать точили ножи. Понс Верне спал в кресле у камина – подбородок лежал на груди, рот полуоткрыт.
Откуда-то донесся резкий голос сестры, отчитывающей нерасторопного слугу. Карл сделал изрядный глоток из кубка. В этот момент в комнату ворвались племянники, которых преследовали дети Симона. Жены Карл не имел, предпочитая развлекаться то с одной, то с другой служанкой, поэтому законных детей у него не было.
Дети заскакали вокруг стола, все время крича и бросая друг в друга гроздь винограда. Когда гроздь пролетела мимо его уха, Симон в ярости приказал шумной ватаге отправляться в кухню. Пусть с ними там воюют женщины. Затем повернулся к солдатам, точившим клинки.
– Седлайте лошадей.
Жан встал со своего пыльного ложа, закинул последнее ядро ореха в рот, бросил скорлупу в огонь. Разбуженный суматохой, Понс Верне замигал глазами, словно барсук после спячки:
– И куда мы едем?
Грязная дорога огибала лес чуть ниже Андлу. Симон Карл и его люди ехали между высоких старых тополей. В низине журчал ручей, чуть повеселевший после дождя. Они отъехали не так уж далеко, когда увидели телегу, которую тащили три мула. На телеге высился гроб, обвязанный веревками. Его сопровождали только двое послушников, что было видно по их не обритым макушкам. Один сидел на телеге, второй вел под уздцы самого крупного мула.
– Что за зрелище! – произнес Понс Верне, торопливо крестясь, словно стараясь отогнать мысли о смерти. Все остальные тоже перекрестились, за исключением Симона Карла. Он спокойно смотрел, как страшный груз подрагивает на неровной дороге. Некая мысль зародилась в его голове… Кто откажет в ночлеге братьям, провожающим в последний путь достопочтенного монаха? И что может быть лучшим средством для похищения «служанки», если не гроб святого брата, ушедшего в иной мир?
ГЛАВА 18
Прошло несколько дней. Лэр и Николетт проснулись от шума дождя. Де Фонтен встал и распахнул ставни. За окном начинался унылый день. Моросил дождь, заволакивая все водяной дымкой. Морозный воздух проник в комнату, капли дождя, словно льдинки, обожгли холодом обнаженную кожу Лэра. Де Фонтен закрыл ставни.
Николетт сладко потянулась. Мысль о том, что в такую погоду подол платья придется волочить по слякоти, наводила уныние. Она полусонно спросила:
– Может быть, дождь скоро кончится?
– Наверняка, к Успению, – пошутил Лэр. Летом в Нормандии нередко бывали засухи.
У огня, вытянув передние лапы, развалилась Колючка. Увидев, что хозяева проснулись, она встала, отряхнулась и помахала хвостом.
Лэр, так и не накинув одежду (гусиную кожу вряд ли можно считать рубашкой), подошел к двери и выпустил собаку, которая радостно бросилась вниз по лестнице. Николетт перевернулась на живот и внимательно следила за тем, как Лэр склонился над камином.
– Станут ли сплетничать, если ты сегодня будешь танцевать со мной?
Он улыбнулся, посмотрев на нее через плечо.
– Станут. Особенно, если я буду одет так же, как сейчас.
Ее тихий смех зазвенел в комнате.
– Интересно, если бы все пришли в таком виде! Ну и зрелище получилось бы!
Его естество, лениво опустившееся между ног, вновь начало подниматься.
– Ты ужасна! – он подошел к кровати и подхватил Николетт на руки.
– Я? – она вновь рассмеялась, обхватив его шею. – Да я просто ведьма! – в голосе зазвенели дразнящие нотки, глаза прищурились.
Как она рада видеть его сильное, молодое тело! Вызывающе красивое – упругие мускулы, кошачья грация движений…
– Ты решила причинить мне зло! – грозно сказал Лэр, укачивая ее, как ребенка. – Тебе придется долго просить то, чего ты хочешь!
Слуги больше не обращали внимания на то, что Лэр и Николетт встают довольно поздно. Все вошло в привычное русло и перестало быть поводом для сплетен. В Гайяре уже все знали, что Лэр выбрал в свои любовницы Одетту. Даже в поселке об этом знали – и бакалейщики, и сапожник, и свечник видели, что именно служанка королевской узницы решает, что купить, именно она платит деньгами, которые выдает на покупки сеньор. Но сплетни, конечно, распространялись. Не часто благородный монсеньор относится с уважением к служанке-любовнице, и она ведет себя с достоинством законной жены. Многие жительницы поселка, жена мэра и те богатые купцы, у которых были дочери на выданье, не раз качали головами, называя Одетту ведьмой, приворожившей сеньора.
В этот день в Андлу должен был состояться праздник. Основные почести жители собирались оказать де Фонтену, сеньору, благодаря которому в поселок пришло благополучие, а люди получили защиту.
Дора и Жозина с нетерпением ждали дня, когда смогут надеть новые платья. Альбер, уже облаченный в новый костюм, был готов раньше всех и с сонным видом сидел в зале, ожидая начала праздника. Шесть молодых солдат до блеска отполировали доспехи и оружие – им предстояло стать почетным эскортом господина. Эймер посчитал, что все просто с ума посходили.
– Я счастлив, что уже стар, – бормотал он себе под нос, разгуливая по двору.
К полудню дождь прекратился, последние темные тучи растворились за горизонтом. Когда Лэр, Николетт и сопровождающие прибыли к дому мэра Андлу, дорога, вымощенная булыжником, блестела на солнце.
В доме уже суетились слуги. В воздухе витал запах жареного мяса. Разодетые гости вышли в коридор. В центральном зале на возвышении уже стоял огромный стол, застеленный белой шелковой скатертью. Столы поменьше были покрыты льняными салфетками. В доме царила атмосфера роскоши.
Пухлая жена мэра, словно готовая вырваться из лазурного шелка, облегавшего ее тело, улыбаясь, стояла в небольшом кругу женщин – почтенных матрон и их дочерей, разодетых с провинциальной пышностью. Мех куницы, обрамляющий декольте жены мэра, придавал ей более аристократический вид.
Лэра встретили как самого почетного гостя. Жюдо сел по правую руку, мэр занял место по левую руку де Фонтена. За столом для прислуги нашлось место для Одетты. Поскольку все понимали – задеть служанку из Гайяра, значит, оскорбить сеньора, женщины обращались с ней крайне вежливо, даже льстиво. Но жена мэра – в золотых кольцах и дорогом ожерелье под двойным подбородком – не смогла сдержать презрительного взгляда, а жена торговца шерстью даже фыркнула при виде Одетты, что тут же сделали и две ее дочери.
Николетт впервые поняла, что Андлу с его провинциальными условностями, мелкой завистью, мало чем отличается от королевского двора. Хотя это всего лишь поселок в горах, но люди – везде люди. Неужели зависть, лицемерие господствуют в каждой деревне? Маленькие мирки, повторяющие друг друга, затерянные среди крупных, огромных планет злости и сплетен? Раньше Николетт никогда об этом не задумывалась. Но почему-то улыбнулась. Причем, без всякой причины.
Но люди попроще смотрели на Одетту без всякой неприязни. Они хорошо знали историю о принцессе, несправедливо обвиненной в измене мужу. Николетт постаралась донести правду о королевской узнице.
– Грех, что так поступили с невинной леди, – не раз повторяла она. – Такие при дворе коварные лжецы! – и дальше добавляла: – Моя хозяйка больна. Ее часто трясет в лихорадке. Ложь разбила ей сердце, и боюсь, что Господь скоро призовет ее!
Рассказывая эту историю, Николетт чувствовала, что люди слушают с сочувствием. Когда-то в садах Несле восторженные поклонники не раз вызывали Николетт-актрису на поклон. Но она получала несравненно большее удовлетворение, когда ее слушали женщины Андлу и сочувствовали бедной леди Бургундской. Николетт убедила себя, что иногда обман бывает необходим. Если она хочет жить, то «королевская узница» должна умереть.
Праздник был в разгаре. Столы ломились от угощений – жареная птица, баранина в соусе, пироги. С большой помпой внесли жареную оленину, к которой подали лук, булочки с вареными яйцами, сыр и пряности.
Когда гости насытились, столы отодвинули к стенам и вышли музыканты. Любой нормандец – будь он низкого или высокого происхождения – обожает танцы!
За обедом внимание Лэра занимали мэр, Жюдо и богатые купцы Андлу. Он только несколько раз украдкой глянул на Николетт, беседующую с женщинами за столом для прислуги. Но заиграла музыка… Посмотрев на девушку, Лэр прочел в ее глазах немой вопрос.
Зал уже наполнился веселой мелодией турдийона, закружились смеющиеся пары. Мэр объявил, что сейчас будет исполнена мелодия в честь самого почетного гостя, который, наверное, и начнет танец.
Улыбаясь, Лэр подошел к покрасневшей Николетт и взял ее за руку. Для всех было ясно: этих молодых людей связывает многое. Другие танцоры заскользили по полу вслед за Лэром и Николетт. Когда смолкли последние звуки танца, каждый кавалер поцеловал свою даму. Все захлопали в ладоши.
Музыканты все яростнее терзали инструменты. Турдийон в разгаре! Николетт успела увидеть смеющееся лицо Доры и широкие плечи Жюдо. Что касается Жозины, то ее не было среди танцующих, но вскоре уголком глаза Николетт заметила, что та стоит у окна и беседует с сыном священника.
Музыканты, которым беспрестанно подносили вино, играли все менее стройно, но все с большим воодушевлением. Альбер и молодые солдаты стояли кружком и смущенно посмеивались, наблюдая за девушками.
За зарешеченными высокими окнами солнце начало клониться к закату. Слуги зажгли масляные лампы. На Андлу опустились багряные сумерки.
Гости начали разъезжаться. Николетт, Дора и Жозина уже накинули плащи, когда увидели, как мимо них к мэру торопливо пробежал дворецкий. В этот момент мэр беседовал с Лэром и владельцем местной кожевенной мастерской.
Николетт не могла расслышать, что сообщил дворецкий, но, судя по выражению его лица, случилось что-то ужасное.
Лэр, Жюдо и несколько солдат быстро пошли к выходу мимо стоящих девушек. Дворецкий шел за ними. Дора остановила Жюдо за руку.
– Что случилось?
– Несколько человек утонули, – ответил тот и быстро прошел по коридору вслед за своими солдатами.
– В реке? – спросила Николетт подошедшего Лэра.
Солдаты во дворе начали готовить лошадей.
– Нет, во рву. Около моста дети нашли три мертвых тела.
– Сейчас?
– Думаю, раньше, – Лэр взял Николетт за руку и повел к лошади. Дора и Жозина торопились следом.
– Неужели они были там, в воде, когда мы ехали в Андлу? – громко спросила Дора.
– Вряд ли, – отозвалась Жозина.
Зимние сумерки окутывали двор. Гости разъезжались. Метались отблески факелов, копыта стучали по булыжнику.
У моста их ждало страшное зрелище. В неясном свете факелов каменная арка моста казалась уродливо выгнутой. На берегу рва темные фигуры людей. Жюдо и Лэр направили коней вниз по склону. Альбер спрыгнул с лошади и пошел вслед за ними.
Николетт натянула поводья, приподнимаясь в стременах, чтобы увидеть…
– Они голые! – испуганно прошептала она, пожалев, что поднялась на стременах. Лучше этого не видеть! Факелы высветили три огромных раздувшихся тела – белых, словно живот дохлой рыбы. Человеческого в них осталось немного. Николетт отвернулась.
Черная вода равнодушно лизала берег в нескольких шагах от тел утопленников, лежащих на берегу.
– Они не утонули, – сказал Жюдо. – Посмотрите!
Он взял у солдата факел и поднес к одному из тел. В левом боку жертвы зияла огромная рана. На втором теле также обнаружили следы нескольких ножевых ранений, а также след сильного удара по голове. Третья жертва – почти лысый старик, видимо, священник, поскольку на голове светлело пятно, скорее всего, след тонзуры – не имел видимых следов насилия.
Лошади возбужденно переступали с ноги на ногу, холодный ветер раздувал огонь факелов, унося искры.
То, что жертвы голые, не вызвало особого удивления. Видимо, убийцы посчитали их одежду ценной. Возможно, это были богатые торговцы в шелковых рубашках и меховых шапках, на ногах, скорее всего, кожаные сапоги. В этом случае одежда убитого – неплохая добыча. Не исключено даже, что дети, нашедшие тела, успели раздеть их.
Жюдо еще раз бросил взгляд на тело старика.
– Ни одной раны. Странно, не так ли?
– Может быть, его просто утопили в реке, которая впадает в ров? – предположил Лэр.
– А остальные, вы думаете, купцы? – Жюдо поднес факел ближе к телам двух других жертв.
Лэр пожал плечами.
– Неизвестно, узнаем ли мы это когда-нибудь. Может, их убили на севере, а река принесла сюда. Нужно отнести тела в церковь. Может быть, объявится кто-нибудь, кто ищет убитых.
В холодном ночном воздухе словно поселилась тревога. По дороге в Гайяр все молчали.
По прибытии в замок Дора и Жозина рассказали всем о празднике и о трагедии у моста. Ужасная картина все еще продолжала стоять перед глазами. Николетт терзали мысли о смерти, о бренности человеческого тела. Ночью ей приснилось: она бредет по лесу, подходит к пруду, притаившемуся среди деревьев, – вода пахнет гнилью, темные листья засыпали поверхность. Она подходит ближе… Зачем? Ах! Вдруг прямо из пруда появляется ужасный труп с лицом Луи и тянет к ней жадные руки…
Николетт вскрикнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Симон Карл вышагивал перед камином, то и дело отпивая из кубка теплое крепкое вино. С тех пор как в его доме поселились сестра, ее дети и Понс Верне, Симон не знал покоя. Постоянно раздавались стоны и жалобы сестры, дети вопили и путались под ногами. Словно голодные кошки, женщины шипели друг на друга.
Нет, Карла трудно было назвать счастливым человеком. Ко всем досадным проблемам добавлялась еще одна: как найти способ похитить «служанку узницы»? Она редко покидала Гайяр, а если и покидала, то в сопровождении двух других девушек или де Фонтена и его людей. Карл понимал, что о штурме Гайяра нечего и думать, а проникнуть в замок не так-то просто.
Жан – рыцарь, потерявший в аббатстве свой кинжал, лежал на пыльном каменном возвышении рядом с камином, щелкая лесные орехи. Два других рыцаря, позевывая, от нечего делать точили ножи. Понс Верне спал в кресле у камина – подбородок лежал на груди, рот полуоткрыт.
Откуда-то донесся резкий голос сестры, отчитывающей нерасторопного слугу. Карл сделал изрядный глоток из кубка. В этот момент в комнату ворвались племянники, которых преследовали дети Симона. Жены Карл не имел, предпочитая развлекаться то с одной, то с другой служанкой, поэтому законных детей у него не было.
Дети заскакали вокруг стола, все время крича и бросая друг в друга гроздь винограда. Когда гроздь пролетела мимо его уха, Симон в ярости приказал шумной ватаге отправляться в кухню. Пусть с ними там воюют женщины. Затем повернулся к солдатам, точившим клинки.
– Седлайте лошадей.
Жан встал со своего пыльного ложа, закинул последнее ядро ореха в рот, бросил скорлупу в огонь. Разбуженный суматохой, Понс Верне замигал глазами, словно барсук после спячки:
– И куда мы едем?
Грязная дорога огибала лес чуть ниже Андлу. Симон Карл и его люди ехали между высоких старых тополей. В низине журчал ручей, чуть повеселевший после дождя. Они отъехали не так уж далеко, когда увидели телегу, которую тащили три мула. На телеге высился гроб, обвязанный веревками. Его сопровождали только двое послушников, что было видно по их не обритым макушкам. Один сидел на телеге, второй вел под уздцы самого крупного мула.
– Что за зрелище! – произнес Понс Верне, торопливо крестясь, словно стараясь отогнать мысли о смерти. Все остальные тоже перекрестились, за исключением Симона Карла. Он спокойно смотрел, как страшный груз подрагивает на неровной дороге. Некая мысль зародилась в его голове… Кто откажет в ночлеге братьям, провожающим в последний путь достопочтенного монаха? И что может быть лучшим средством для похищения «служанки», если не гроб святого брата, ушедшего в иной мир?
ГЛАВА 18
Прошло несколько дней. Лэр и Николетт проснулись от шума дождя. Де Фонтен встал и распахнул ставни. За окном начинался унылый день. Моросил дождь, заволакивая все водяной дымкой. Морозный воздух проник в комнату, капли дождя, словно льдинки, обожгли холодом обнаженную кожу Лэра. Де Фонтен закрыл ставни.
Николетт сладко потянулась. Мысль о том, что в такую погоду подол платья придется волочить по слякоти, наводила уныние. Она полусонно спросила:
– Может быть, дождь скоро кончится?
– Наверняка, к Успению, – пошутил Лэр. Летом в Нормандии нередко бывали засухи.
У огня, вытянув передние лапы, развалилась Колючка. Увидев, что хозяева проснулись, она встала, отряхнулась и помахала хвостом.
Лэр, так и не накинув одежду (гусиную кожу вряд ли можно считать рубашкой), подошел к двери и выпустил собаку, которая радостно бросилась вниз по лестнице. Николетт перевернулась на живот и внимательно следила за тем, как Лэр склонился над камином.
– Станут ли сплетничать, если ты сегодня будешь танцевать со мной?
Он улыбнулся, посмотрев на нее через плечо.
– Станут. Особенно, если я буду одет так же, как сейчас.
Ее тихий смех зазвенел в комнате.
– Интересно, если бы все пришли в таком виде! Ну и зрелище получилось бы!
Его естество, лениво опустившееся между ног, вновь начало подниматься.
– Ты ужасна! – он подошел к кровати и подхватил Николетт на руки.
– Я? – она вновь рассмеялась, обхватив его шею. – Да я просто ведьма! – в голосе зазвенели дразнящие нотки, глаза прищурились.
Как она рада видеть его сильное, молодое тело! Вызывающе красивое – упругие мускулы, кошачья грация движений…
– Ты решила причинить мне зло! – грозно сказал Лэр, укачивая ее, как ребенка. – Тебе придется долго просить то, чего ты хочешь!
Слуги больше не обращали внимания на то, что Лэр и Николетт встают довольно поздно. Все вошло в привычное русло и перестало быть поводом для сплетен. В Гайяре уже все знали, что Лэр выбрал в свои любовницы Одетту. Даже в поселке об этом знали – и бакалейщики, и сапожник, и свечник видели, что именно служанка королевской узницы решает, что купить, именно она платит деньгами, которые выдает на покупки сеньор. Но сплетни, конечно, распространялись. Не часто благородный монсеньор относится с уважением к служанке-любовнице, и она ведет себя с достоинством законной жены. Многие жительницы поселка, жена мэра и те богатые купцы, у которых были дочери на выданье, не раз качали головами, называя Одетту ведьмой, приворожившей сеньора.
В этот день в Андлу должен был состояться праздник. Основные почести жители собирались оказать де Фонтену, сеньору, благодаря которому в поселок пришло благополучие, а люди получили защиту.
Дора и Жозина с нетерпением ждали дня, когда смогут надеть новые платья. Альбер, уже облаченный в новый костюм, был готов раньше всех и с сонным видом сидел в зале, ожидая начала праздника. Шесть молодых солдат до блеска отполировали доспехи и оружие – им предстояло стать почетным эскортом господина. Эймер посчитал, что все просто с ума посходили.
– Я счастлив, что уже стар, – бормотал он себе под нос, разгуливая по двору.
К полудню дождь прекратился, последние темные тучи растворились за горизонтом. Когда Лэр, Николетт и сопровождающие прибыли к дому мэра Андлу, дорога, вымощенная булыжником, блестела на солнце.
В доме уже суетились слуги. В воздухе витал запах жареного мяса. Разодетые гости вышли в коридор. В центральном зале на возвышении уже стоял огромный стол, застеленный белой шелковой скатертью. Столы поменьше были покрыты льняными салфетками. В доме царила атмосфера роскоши.
Пухлая жена мэра, словно готовая вырваться из лазурного шелка, облегавшего ее тело, улыбаясь, стояла в небольшом кругу женщин – почтенных матрон и их дочерей, разодетых с провинциальной пышностью. Мех куницы, обрамляющий декольте жены мэра, придавал ей более аристократический вид.
Лэра встретили как самого почетного гостя. Жюдо сел по правую руку, мэр занял место по левую руку де Фонтена. За столом для прислуги нашлось место для Одетты. Поскольку все понимали – задеть служанку из Гайяра, значит, оскорбить сеньора, женщины обращались с ней крайне вежливо, даже льстиво. Но жена мэра – в золотых кольцах и дорогом ожерелье под двойным подбородком – не смогла сдержать презрительного взгляда, а жена торговца шерстью даже фыркнула при виде Одетты, что тут же сделали и две ее дочери.
Николетт впервые поняла, что Андлу с его провинциальными условностями, мелкой завистью, мало чем отличается от королевского двора. Хотя это всего лишь поселок в горах, но люди – везде люди. Неужели зависть, лицемерие господствуют в каждой деревне? Маленькие мирки, повторяющие друг друга, затерянные среди крупных, огромных планет злости и сплетен? Раньше Николетт никогда об этом не задумывалась. Но почему-то улыбнулась. Причем, без всякой причины.
Но люди попроще смотрели на Одетту без всякой неприязни. Они хорошо знали историю о принцессе, несправедливо обвиненной в измене мужу. Николетт постаралась донести правду о королевской узнице.
– Грех, что так поступили с невинной леди, – не раз повторяла она. – Такие при дворе коварные лжецы! – и дальше добавляла: – Моя хозяйка больна. Ее часто трясет в лихорадке. Ложь разбила ей сердце, и боюсь, что Господь скоро призовет ее!
Рассказывая эту историю, Николетт чувствовала, что люди слушают с сочувствием. Когда-то в садах Несле восторженные поклонники не раз вызывали Николетт-актрису на поклон. Но она получала несравненно большее удовлетворение, когда ее слушали женщины Андлу и сочувствовали бедной леди Бургундской. Николетт убедила себя, что иногда обман бывает необходим. Если она хочет жить, то «королевская узница» должна умереть.
Праздник был в разгаре. Столы ломились от угощений – жареная птица, баранина в соусе, пироги. С большой помпой внесли жареную оленину, к которой подали лук, булочки с вареными яйцами, сыр и пряности.
Когда гости насытились, столы отодвинули к стенам и вышли музыканты. Любой нормандец – будь он низкого или высокого происхождения – обожает танцы!
За обедом внимание Лэра занимали мэр, Жюдо и богатые купцы Андлу. Он только несколько раз украдкой глянул на Николетт, беседующую с женщинами за столом для прислуги. Но заиграла музыка… Посмотрев на девушку, Лэр прочел в ее глазах немой вопрос.
Зал уже наполнился веселой мелодией турдийона, закружились смеющиеся пары. Мэр объявил, что сейчас будет исполнена мелодия в честь самого почетного гостя, который, наверное, и начнет танец.
Улыбаясь, Лэр подошел к покрасневшей Николетт и взял ее за руку. Для всех было ясно: этих молодых людей связывает многое. Другие танцоры заскользили по полу вслед за Лэром и Николетт. Когда смолкли последние звуки танца, каждый кавалер поцеловал свою даму. Все захлопали в ладоши.
Музыканты все яростнее терзали инструменты. Турдийон в разгаре! Николетт успела увидеть смеющееся лицо Доры и широкие плечи Жюдо. Что касается Жозины, то ее не было среди танцующих, но вскоре уголком глаза Николетт заметила, что та стоит у окна и беседует с сыном священника.
Музыканты, которым беспрестанно подносили вино, играли все менее стройно, но все с большим воодушевлением. Альбер и молодые солдаты стояли кружком и смущенно посмеивались, наблюдая за девушками.
За зарешеченными высокими окнами солнце начало клониться к закату. Слуги зажгли масляные лампы. На Андлу опустились багряные сумерки.
Гости начали разъезжаться. Николетт, Дора и Жозина уже накинули плащи, когда увидели, как мимо них к мэру торопливо пробежал дворецкий. В этот момент мэр беседовал с Лэром и владельцем местной кожевенной мастерской.
Николетт не могла расслышать, что сообщил дворецкий, но, судя по выражению его лица, случилось что-то ужасное.
Лэр, Жюдо и несколько солдат быстро пошли к выходу мимо стоящих девушек. Дворецкий шел за ними. Дора остановила Жюдо за руку.
– Что случилось?
– Несколько человек утонули, – ответил тот и быстро прошел по коридору вслед за своими солдатами.
– В реке? – спросила Николетт подошедшего Лэра.
Солдаты во дворе начали готовить лошадей.
– Нет, во рву. Около моста дети нашли три мертвых тела.
– Сейчас?
– Думаю, раньше, – Лэр взял Николетт за руку и повел к лошади. Дора и Жозина торопились следом.
– Неужели они были там, в воде, когда мы ехали в Андлу? – громко спросила Дора.
– Вряд ли, – отозвалась Жозина.
Зимние сумерки окутывали двор. Гости разъезжались. Метались отблески факелов, копыта стучали по булыжнику.
У моста их ждало страшное зрелище. В неясном свете факелов каменная арка моста казалась уродливо выгнутой. На берегу рва темные фигуры людей. Жюдо и Лэр направили коней вниз по склону. Альбер спрыгнул с лошади и пошел вслед за ними.
Николетт натянула поводья, приподнимаясь в стременах, чтобы увидеть…
– Они голые! – испуганно прошептала она, пожалев, что поднялась на стременах. Лучше этого не видеть! Факелы высветили три огромных раздувшихся тела – белых, словно живот дохлой рыбы. Человеческого в них осталось немного. Николетт отвернулась.
Черная вода равнодушно лизала берег в нескольких шагах от тел утопленников, лежащих на берегу.
– Они не утонули, – сказал Жюдо. – Посмотрите!
Он взял у солдата факел и поднес к одному из тел. В левом боку жертвы зияла огромная рана. На втором теле также обнаружили следы нескольких ножевых ранений, а также след сильного удара по голове. Третья жертва – почти лысый старик, видимо, священник, поскольку на голове светлело пятно, скорее всего, след тонзуры – не имел видимых следов насилия.
Лошади возбужденно переступали с ноги на ногу, холодный ветер раздувал огонь факелов, унося искры.
То, что жертвы голые, не вызвало особого удивления. Видимо, убийцы посчитали их одежду ценной. Возможно, это были богатые торговцы в шелковых рубашках и меховых шапках, на ногах, скорее всего, кожаные сапоги. В этом случае одежда убитого – неплохая добыча. Не исключено даже, что дети, нашедшие тела, успели раздеть их.
Жюдо еще раз бросил взгляд на тело старика.
– Ни одной раны. Странно, не так ли?
– Может быть, его просто утопили в реке, которая впадает в ров? – предположил Лэр.
– А остальные, вы думаете, купцы? – Жюдо поднес факел ближе к телам двух других жертв.
Лэр пожал плечами.
– Неизвестно, узнаем ли мы это когда-нибудь. Может, их убили на севере, а река принесла сюда. Нужно отнести тела в церковь. Может быть, объявится кто-нибудь, кто ищет убитых.
В холодном ночном воздухе словно поселилась тревога. По дороге в Гайяр все молчали.
По прибытии в замок Дора и Жозина рассказали всем о празднике и о трагедии у моста. Ужасная картина все еще продолжала стоять перед глазами. Николетт терзали мысли о смерти, о бренности человеческого тела. Ночью ей приснилось: она бредет по лесу, подходит к пруду, притаившемуся среди деревьев, – вода пахнет гнилью, темные листья засыпали поверхность. Она подходит ближе… Зачем? Ах! Вдруг прямо из пруда появляется ужасный труп с лицом Луи и тянет к ней жадные руки…
Николетт вскрикнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35