- Уже нашли, - горько проговорила Ганка, - забрали мою долговую тетрадь, теперь ищи-свищи ветра в поле. Но ведь деньги не мои - казенные. Людям добро делала! - вздохнула она. - Сказано: не делай добра - не принесешь себе зла. Один только спаситель за добро благо дает...
Во двор, где толпились люди, Ганка не смотрела. Возможно, даже не слышала реплик, которые бросали односельчане, словно ей уже все было безразличным. Сидела безвольная, будто покорившаяся, и, казалось, готова была помочь обыскивающим заглянуть в самые тайные уголочки своего дома.
Хатой, сараем и погребом под сенями милиционеры не ограничились. Потребовали, чтобы Кульбачка открыла также ларек, который прилепился к забору.
И здесь капитан Бреус увидел черные туфли в углу, почти под прилавком. Они почему-то заинтересовали его. Хозяйка ими, очевидно, не очень дорожила: засохшая глина прилепилась на носках, рантах и каблучках. Небрежно сброшенные, они так и валялись.
Внимательно оглядывая полки, тонкие дощатые стены, деревянный настил пола, капитан снова и снова наталкивался на эти черные туфли.
- Ваши? - вдруг спросил он Кульбачку.
- Мои. А чьи же? - невозмутимо ответила Ганка.
Бреус поднял туфли и начал рассматривать.
- Они же старые, подарок еще покойного мужа, - сказала Кульбачка. Зачем вам это богатство? - не удержалась Ганка от иронии.
Бреус повертел в руках туфли, словно решая, чем же они могли его заинтересовать. Из своей практики знал, что ценности иногда прячут в выдолбленных каблуках. У этих туфель каблуки были широкие и плоские такие любят в селах, где приходится ходить по грунтовым дорогам. Это только его Зоя модничает в высоких с острыми, как гвоздь, каблуками туфельках. Да и то лишь в райцентре, а когда приезжает к матери в Вербивку, то надевает такую же обувь.
Каблуки были целые. Бреус отколупнул ногтем комочки глины в том месте, где соединяется набойка с подошвой. Потом, словно взвешивая, немного подержал туфли на руке - один, второй. И вес не подтвердил подозрения.
С безразличным видом поставил туфли на прежнее место. И интуиция может подвести! То, что до сих пор не нашли у Кульбачки никаких ценностей, удивляло и вызывало повышенную бдительность: кто-кто, а капитан Бреус знал, что не ради блага хуторян эта жадная женщина днем и ночью толчется за прилавком.
И все-таки ни золота, ни денег у Ганки не обнаружили. Но и того, что нашли, было достаточно, чтобы задержать Кульбачку и провести дознание.
После составления протокола Бреус сказал:
- Собирайтесь, гражданка Кульбачка.
- Арестовываете? - вскинулась Ганка.
- Задерживаем, - уточнил капитан. - Поедете с нами.
Когда окна были взяты на засовы, Бреус Ганкиными ключами запер дом и опечатал дверь. Потом так же опечатал и ларек. Положив ключи в карман, он отпустил понятых, попрощался с участковым, а сам со старшиной и сержантом, помогавшими при обыске, и Ганкой Кульбачкой направился к машине.
Казалось, что к газику будет невозможно пройти - чуть не вся Вербивка столпилась возле дома Кульбачки. Но стоило ей в сопровождении милиционеров показаться в калитке, как разговоры утихли и толпа расступилась.
Ни возмущения, ни сочувствия. Примолкли женщины, чьих мужей она спаивала, чьи семьи разрушала. Молчали те, кто ненавидел Ганку и открыто говорил все, что о ней думал; притаились и те, кто всегда боялся Ганку за ее мстительность.
Она брела сейчас мимо людей, которые молчали, но в душе радовались тому, что пришла Ганке расплата...
* * *
- У вас нет самогонного аппарата, гражданка Кульбачка, - сказал майор Литвин. - Выходит, сами вы продукты не переводите. Это хорошо. Однако торгуете самогоном и разведенным спиртом, а это уже плохо. Очень! Но если скажете, у кого покупали спирт, кто гнал для вас самогон, ваша вина уменьшится.
- Да не торговала я самогоном, миленький. Будь он проклят, прости, господи, за горькое слово. Люди на свадьбу для себя гонят, на крестины там или поминки. У кого аппарат, тот дома держать самогон боится, - быстро журчал мягкий голос Ганны. - Ведь вы придете, не только все заберете, еще и оштрафуете. Вот и попросили люди взять на сохранение. У меня погреб большой, места много, чего же добро не сделать людям! А кто вместо самогона канистру спирта в погреб поставил - не знаю. Ей-богу, не знаю!
- Хороша добродетель! - не выдержал капитан. - Самогон прятать!
- Ну ладно, поверим, что не знаете, кто именно из ваших клиентов вместо самогона поставил канистру спирта, - миролюбиво согласился Литвин. - Назовите всех, кто у вас это добро хранит, и мы выясним, чей спирт.
- Не буду я на людей говорить, - твердо ответила Кульбачка.
- Значит, не им, а вам придется отвечать.
Коваль внимательно изучал Ганку. Сейчас это была словно и не та Кульбачка, какой она предстала при их первой встрече. Правда, она и теперь говорила мягким, елейным голосом, который не очень подходил к обстановке. Но испуганной тоже не была, хотя и старалась выглядеть именно такой. Подумал, что, может, Ганка уже бывала в подобных ситуациях. Вспомнились случаи, когда подозреваемый спешил получить меньшее наказание, чтобы следствие не раскрыло его более тяжкого преступления. Кульбачка знала, какое наказание ей грозит за нарушение правил торговли, и, очевидно, уже определила, как ей нужно держаться, чтобы дело ограничилось только этой виной.
- Так кто же принес вам на сохранение эти бутыли с самогоном? продолжал допытываться майор Литвин.
- Грех мне большой будет, если на людей укажу. Так Иуда Христа продал.
- А откуда у вас эти пять овчин?
- Купила, кожушок себе сшить.
- Кожушок у вас есть, добротный, - заметил Бреус. - Он внесен в опись имущества.
- Еще один хотела, новый.
- Это из пяти овчин? - строго спросил Литвин. - Не смешите!
- А если мы вам назовем свидетелей, которые покупали у вас самогон? спросил капитан. - И очную ставку устроим.
Кульбачка промолчала.
- Мы тут не в жмурки играем! Честное признание для вас же лучше.
- Ну купила овчины, ну лежали, не торговала же я ими.
- А в Василькове, Умани, в Черкассах и Киеве?
- Не торговала я нигде овчинами, милый, - упрямо стояла на своем Кульбачка. - Ей-богу! Старый кожух надоел... Ведь женщина я, люблю хорошо одеваться...
При этих словах Бреусу вновь вспомнились туфли в ларьке. Чем же эта старая обувь привлекла внимание? Может, тем, что туфли были небрежно брошены под прилавок? Выходит, не очень дорожила ими Ганка, обувала только в грязь. Да... Она здесь липкая, чернозем... Но ведь на туфлях была желтая глина...
И капитан Бреус мысленно снова взял туфли в руки.
- А незаконную торговлю самогоном признаете? - спросил Коваль.
- Признаю, - быстро выдохнула Ганна. - Как не признать... Если есть свидетели...
Коваль почувствовал, что не ошибся в своих подозрениях. Значит, и впрямь хочет провести за нос, признать торговлю самогоном и на этом покончить дела с милицией. Он понял, что попал в точку, и едва не улыбнулся. Его не удивило, что Кульбачка не перепрятала самогон. Протокол о нарушении правил торговли и изъятие незаконной долговой тетради - это был первый звоночек. И не так глупа Ганка, чтобы надеяться, что милиция больше не придет к ней...
- Дайте, пожалуйста, показания свидетелей, - обратился он к Бреусу.
Кульбачка наклонила голову, - казалось, покорилась судьбе. Мельком глянула на протоколы и сразу же отвернулась, будто куснула кислицы. Бреус вдруг спросил:
- Гражданка Кульбачка, какая у вас нога? То есть какой вы размер обуви носите?
Вопрос вызвал удивление не только у Кульбачки. Но ни Коваль, ни Литвин ничем не показали этого.
- Тридцать шестой, - ответила Ганка и повторила: - Да, тридцать шестой.
Всем своим видом она словно бы говорила: "Ну что с него возьмешь! Милиционер! Нога ему моя нужна!"
Коваль понял, что капитан Бреус, видимо, неожиданно напал на новые данные, которые свидетельствуют против Кульбачки. Решил не расспрашивать, пока сам капитан не найдет нужным доложить свои соображения. Дмитрий Иванович никогда не связывал своим авторитетом инициативы подчиненных и достигал этим хороших результатов.
А капитан Бреус в это время думал о том, что старые туфли, которые он видел в лавке, придется изъять и послать на экспертизу. Тем более что следы тридцать шестого размера туфель оставлены неизвестной женщиной во дворе и в доме Лагуты. И если будут обнаружены все звенья этой новой неожиданной цепочки, тогда... О дальнейшем капитан не стал размышлять, ибо фантазирование в его работе, не подтвержденное точными доказательствами, может привести к очень неприятным последствиям...
IV
- Ну вот, - недовольно протянул начальник милиции Литвин, пробуя вставить в замок ключ, изъятый во время обыска у Ганны Кульбачки. - Не подходит.
Майор сердился, ключ не входил в щель большого, аккуратно сработанного, с толстой дужкой висячего замка, каким Лагута закрывал свой дом.
- Это, Юрий Иванович, из области фантастики или детективных романов, - сказал майор, обращаясь к капитану. - Даже если ключ и открыл бы замок, это вовсе не означает, что он от этого замка, а не от подобного ему.
- Замок с секретом, товарищ майор, - сказал Бреус, наблюдая, как начальник горячится. - Разрешите.
Он взял из рук Литвина замок, прижал сбоку неприметную с виду пластинку. Теперь ключ свободно вошел в замок. Капитан легко дважды повернул влево и вправо. Мягко пощелкивая, язычок то отпускал, то прихватывал толстую дужку.
- Вот так, - сказал Бреус, положив замок и ключи на стол. В голосе начальника уголовного розыска прозвучало удовлетворение, которое он не смог приглушить.
- Ну хорошо. Но ведь замок и ключ кустарные, и не исключено, что у других людей есть такие же, - не сдавался майор. - Какой-то умелец изготавливает на продажу, и явно не в одном экземпляре.
- Замок сугубо индивидуальный, такого в Вербивке больше ни у кого нет, - сказал Бреус. - У Кульбачки тоже есть только вот этот ключ... Он привлек мое внимание тем, что похож на тот, который мы нашли в кармане убитого Лагуты.
Майор Литвин пододвинул ключ Лагуты к ключу в связке Кульбачки.
- Как две капли воды, - сказал Бреус. Он приложил ключи друг к другу. - Абсолютно одинаковые.
- И что это нам дает?
Бреус и Литвин делали паузы, предоставляя возможность подполковнику Ковалю принять участие в их разговоре. Однако Дмитрий Иванович не спешил.
- А дает то, - сказал после некоторого времени начальник уголовного розыска, - что свидетельствует о близких отношениях гражданки Кульбачки с убитым. Люди подтверждают, что она тайком бегала к нему, пробиралась ночью через лесок. Я сначала не придавал этому значения... Но тут ключ к замку Лагуты! Это уже другое дело. Не может быть, чтобы ключ у нее спроста оказался. Лагута был человеком осторожным, нелюдимым, блаженного из себя строил, а вон сколько у него денег и ценностей изъяли. Не мог он в таком случае ключ от своего дома чужому человеку доверить. Кульбачка ему не жена и не родня... - Бреус горячился, глаза его задорно блестели, на скуластом лице появился румянец.
- Хорошо, Юрий Иванович. Установили, что этот ключ от замка Лагуты. Допустим, бегала она к нему и даже любовницей была. Но это нам ничего не добавляет к делу, которое мы завели на Кульбачку за ее спекуляцию, за торговлю самогоном и водкой, изготовленной из краденого спирта. Тем более это не объясняет убийства Чепиковой и Лагуты. Разные события, разные вещи, - твердо сказал майор.
В кабинете воцарилось молчание. Его нарушил Коваль:
- А если окажется, что цепь одна, Сидор Тихонович?
Начальник милиции уставился на Коваля. Скажи это не подполковник, а кто-нибудь другой, Литвин сразу же бросил бы: "В огороде бузина, а в Киеве дядька". Сейчас он только пробурчал:
- А почему она с этим ключом не вошла в дверь к Лагуте, а полезла в окно? Не простое это дело, особенно для женщины, да еще ночью.
- Хотела, наверное, отвести нам глаза. Чтобы подумали - обычная попытка ограбления, - допустил Бреус. Глаза его снова заблестели, и он удовлетворенно добавил: - А может, и в самом деле одна цепь? - выжидающе глянул на Коваля, словно у того уже был готов ответ на вопросы, которые несколько дней мучили их. - Кульбачку нужно допросить не только о преступной торговле, но и об убийстве.
- Что же вы хотите сказать, Юрий Иванович? - пожал плечами Литвин, считая более удобным возражать не Ковалю, а своему подчиненному. - Чтобы отбросить версию убийства на почве ревности? Отрицаете, что убийца Чепиков, который уже почти сознался, подтвердив наши хотя и косвенные, но объективные доказательства?
Вопрос был поставлен ребром. Коваль с симпатией посмотрел на Бреуса. Нужно было иметь мужество, чтобы противостоять очевидному. Да еще если на стороне очевидного непосредственное начальство.
Выручая капитана, Дмитрий Иванович сказал:
- Допросим еще раз Кульбачку.
* * *
- Это ваши ключи? - спросил Литвин Кульбачку, доставая из ящика связку ключей и кладя их на стол.
Ковалю показалось, что Ганна вроде бы замерла и съежилась. Но тут же она решительно выпрямилась.
- Мои.
- Хорошо, - похвалил майор, перебирая ключи, как четки. - И этот, конечно?
Продавщица посмотрела на ключ, который показывал Литвин, и, насколько это ей удалось, беззаботно переспросила:
- Разве мой?
- Ваш...
- В протоколе, который вы подписали, говорится о связке ключей в количестве восьми штук, - напомнил капитан Бреус. - Здесь их как раз восемь. Все на месте.
Он взял со стола протокол и протянул его Ганке... Она даже не посмотрела в его сторону.
- Если мой, значит, мой, - ответила Литвину.
- А замок где висит?
- Потерялся замок... Давно купила в Черкассах... Да, - уже тверже повторила Ганна. - Потом где-то пропал. А ключ как висел на связке, так и остался. Это что же, преступление - иметь ключи? - Она с вызовом обвела взглядом присутствующих. - У меня в доме подороже вещи имеются, а вы к этому старому ключу прицепились.
- Иметь ключи, конечно, не преступление, - улыбнулся одними глазами Коваль. Он кивнул майору, и тот достал из ящика большой замок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31