Все в этом городе было чужим, все пугало. Хотя при поступлении в Сорбонну мой уровень французского оценили как начальный (а не нулевой, спасибо «интенсивному курсу» и моим способностям к языкам!), мне было очень страшно заговаривать на улице, даже просто для того, чтобы спросить дорогу. Когда мы были здесь с Игорем, я чувствовала себя туристкой со всеми причитающимися туристу правами и изначально прощенными слабостями в виде незнания языка или неумения ориентироваться в городе. Теперь же я оказалась жительницей Парижа, пусть временной, но жительницей. Каким-то неведомым образом этот факт накладывал на меня ответственность, требовал соответствия городу и стране, – а я им отчаянно не соответствовала. Мне не хотелось выходить на улицу, страшно было войти в метро, стыдно путаться в незнакомых деньгах, и даже при слове «бонжур» я почему-то заливалась краской. Прошло больше месяца, прежде чем я отважилась отправиться на поиски моего таинственного двойника.
Не могу сказать, что я расхрабрилась за это время окончательно, но все-таки не зря я училась в Сорбонне. Не только уроки языка, но и необходимость говорить по-французски с остальными студентами – там ведь все были, как и я, иностранцами! – сильно помогли мне. Чувство страха и чудовищного зажима прошло, в метро я уже ориентировалась прилично, была в состоянии объясниться в магазине и без особых затруднений отсчитать нужную сумму. Правда, я предпочитала расплачиваться кредитной карточкой, которую мне дал Игорь и на которую регулярно поступали от него деньги – ни считать, ни переговариваться с продавцом не надо…
Сначала я хотела доверить свой секрет Джонатану. Это англичанин, который, как и я, приехал в Сорбонну изучать французский язык. Только с той разницей, что он уже закончил высшую школу управления у себя в Англии, и теперь ему для счастья понадобился французский язык. Вообще они меня поражают, эти иностранцы: едва ли не половина студентов на моем курсе приехали учить французский за бешеные деньги просто так, на всякий случай. Для собственного удовольствия.
Джонатан – мой приятель. Мы с ним подружились. Я сразу приметила этого парня: высокий, плечи широкие, узкие бедра – он был заметен издалека. При ближайшем рассмотрении к его классически-безупречному сложению добавилась необычность лица: очень белая кожа с не исчезающим никогда тонким румянцем на скулах; прямые темные волосы, элегантно подстриженные; светлые прозрачные глаза, резко подчеркнутые черными ресницами, будто накрашенными; прямой нос, разлетевшийся книзу энергичным вырезом ноздрей… Акварельная тонкость его черт была неожиданной и удивительной в тяжелом контуре лица, волевого и достаточно непроницаемого, высокий лоб свидетельствовал об эмоциональности и развитом воображении… Впрочем, Джонатан, при своем сдержанном характере, никогда не демонстрировал ни того, ни другого. Невозмутимый и холодный, он прозрачно смотрел сквозь меня, когда я впервые заговорила с ним по какому-то учебному поводу. Я даже, помнится, подумала: «голубой», должно быть. Такие красивые мальчики с породистыми утонченными лицами часто бывают гомосексуалистами…
Но потом я стала чувствовать его беглые, едва касающиеся меня взгляды, которые вроде бы не выражали ничего, но сопровождали меня повсюду.
Я сделала вид, что не замечаю. Понемножку мы стали общаться и даже подружились, если это слово можно приложить к отношениям такого рода. Я ему нравлюсь, я это чувствую, но он мне об этом ничего не говорит и никаких попыток сблизиться со мной не делает. Ну и ладно, так проще. У нас славные дружеские отношения, и меня это очень устраивает. Несмотря на его сдержанность, мне с ним легко. Он умеет слушать, и наше общение заключается в том, что я щебечу на своем посредственном (как вдруг оказалось) английском, а он кивает, подтверждая, что понимает и вроде бы даже разделяет мои мысли, если таковые вдруг проскакивают, а также изредка поправляет мои ошибки в английском – по моей настойчивой просьбе.
В общем, кажется, у меня впервые в моей жизни появился просто приятель мужского полу.
Я раздумывала, не сказать ли ему об этой странной встрече с девушкой, похожей на меня, и не взять ли его с собой на поиски. Но по какому-то, не совсем ясному мне самой, поводу я решила, что это дело мое личное и почти интимное. И посторонним тут не место.
К этой акции я подготовилась основательно. Все продумав и взвесив, я решила, что самым разумным будет не привлекать к себе внимания. Если я ее увижу, то она, возможно, не обратит на меня внимания, что мне позволит немножко последить за ней… Понять, что она делает на этой улице, сосредоточиться и решить, как мне действовать.
Найдя одежду попроще и побесцветнее – старенькие джинсы и серый свитерок, я собрала волосы в конский хвост, а затем, по зрелом размышлении, прихватила их в пучок, обвернув черной бархатной «шу-шу», и решила обойтись без макияжа (помните? – когда не крашусь, я моль бесцветная).
Но я просчиталась. Я не учла, что француженки очень мало красятся и одеваются черно-серо, во что-то висящее и бесформенное. Мужчины-французы привыкли вглядываться в лица, их наметанный глаз быстро выхватывает из бесцветных «молей» хорошеньких девушек. А с моим-то ростом среди мелких француженок…
Но, однако, все обошлось – одетая, как рядовая французская девица, я, по крайней мере, не бросалась в глаза за три километра. И на протяжении всего пути никто не попытался со мной познакомиться. Французы вообще-то довольно сдержанны, они внаглую никогда не рассматривают женщин на улице и никогда не знакомятся нахрапом, а так, вроде случайно пытаются обменяться с вами репликами. И если вы ответите, то завязывается легкий разговор, потом возникает чашечка кофе – в кафе, разумеется, потому что тут никто в первый день не попытается затащить вас к себе! – ну а дальше как получится… Так вот, никто не попытался со мной познакомиться в этот «ненакрашенный» день. Я даже слегка обеспокоилась и некоторое время, плутая по бесконечным переходам метро, размышляла о «психологических особенностях восприятия женского макияжа мужчинами».
У меня подгибались коленки, когда я повернула в заветный переулок – словно за углом меня уже ожидало мое отражение. Ничего подобного, разумеется, не произошло. Я прошлась, вглядываясь в прохожих, стеклянные витрины, но ничего интересного не заметила. Я растерялась. А на что я, собственно, рассчитывала?
Но я знала: эта девушка скрылась в одном из зданий, выходящих в переулок. Просто потому, что покинуть его она бы не успела за те несколько коротких минут, в которые я ее догнала. Значит, у меня есть шанс ее найти.
Растерянно постояв какое-то время посреди тротуара, я посторонилась, пропуская двух прохожих, и это позволило мне слегка прийти в себя. На улице стало неожиданно многолюдно. Из соседних дверей появилось еще трое, из дверей напротив – двое, чуть дальше снова открылись двери, выпустив на прохладный воздух группу людей. Я взглянула на часы: ясно, наступил обеденный перерыв. Народ вываливается наружу и направляется в ближайшие кафе, чтобы перекусить… Может быть, сейчас и моя копия появится? Если она работает на этой улице, она непременно пойдет обедать! Конечно, она могла, не выходя из конторы, съесть свой бутерброд, взяв стаканчик в кофейном автомате… Конечно, могло быть и так, что она на этой улице оказалась случайно… Тогда мне ее не подстеречь. Или она живет здесь… И обедает дома… И все же у меня был шанс! Следовало его использовать.
Я крутилась направо и налево, мешая прохожим – некоторые взглядывали на меня с любопытством. Мне понадобилось не больше двух минут, чтобы понять, что я действую неправильно. В этой разом образовавшейся толчее я ее наверняка упущу, не говоря уж о том, что она уже могла зайти в какое-нибудь кафе до моего прихода, и было бы куда разумнее заглянуть в эти кафе.
Проследив глазами направление движения оголодавшего служивого народа, я обозначила для себя три основных пищеточки; я решила начать с кафе, выходящих в переулок.
Первое было набито битком. «Сожалею, мадемуазель, – расторопный черноглазый официант глянул на меня доброжелательно, – но мест нет». Я кивнула, мол, понятное дело, и, обежав глазами маленький зальчик, убедилась, что никого похожего на меня здесь нет.
Следующее кафе было не просто набито битком, но еще и очередь стояла из четырех человек. Пристроившись в хвост, я рассмотрела сидящих в зале – опять мимо. Возле стойки бара был арочный вход в соседний зал, который не просматривался с моей наблюдательной позиции. Помявшись, я набралась наглости и, обойдя очередь, направилась прямиком в соседний зал. Официант в белом фартуке увернулся от меня с подносом грязной посуды и сказал: «Туалет направо и вниз, мадемуазель». – «Мерси», – улыбнулась я ему и повернулась к выходу. Второй зал меня ничем не заинтересовал.
Третья кафешка была поскромнее и попроще. В ней было несколько свободных мест, но и здесь не было моего двойника. Я снова оказалась на улице.
В раздумье я пустилась вниз по переулку, вышла на широкую авеню и повернула наугад налево. Кафе и ресторанчики гирляндой разноцветных навесов тянулись вдоль проспекта, – чтобы обойти их все, обеденного перерыва не хватит! Однако выбора у меня не было, и, утешив себя тем, что я могу вернуться сюда в другой день, я начала обходить кафе по левую сторону авеню.
Когда кафе стали пустеть, я поняла, что обеденное время заканчивается. Смысла в моих дальнейших поисках не было. И все же я решила вернуться в переулок в надежде, что, может, мне повезет и я застану ее входящей в какой-то подъезд… Я двинулась в обратном направлении. «Salut, – прокричал кому-то за моей спиной веселый голос. – Зa va? – Меня догоняли шаги, и через секунду какой-то молодой человек показался у моего левого плеча. – Qu'est que tu as? – спросил он ошарашенно, заглянув в мое лицо. – Tu as drфle de tкte… Oh, excusez-moi, je me suis trompй…» Привет! Как дела? Что с тобой? У тебя странное выражение лица… Ох, извините, я обознался (фр.).

И он умчался вперед, весьма смущенный.
Теперь, по крайней мере, я была уверена, что найду ее на этой улице. Рано или поздно.

Две недели настраивала я себя на дальнейшие поиски. Одиночество, которое с первого же вечера отравляло мне жизнь, постоянно подбивая отправиться вечерком погулять по оживленным улицам, сменилось взбудораженной бессонницей. Я представляла себе, что ей скажу, как скажу… Ничего толком не получалось: слова были идиотскими, бессмысленными. «Привет, ты заметила, как мы с тобой похожи?» Ха-ха, какая непринужденность! «Ой, кажется, у нас что-то общее во внешности». Фальшиво и противно. «Слушай, никак не могу понять, это ты мой двойник или я – твой?» Сдохнуть можно…
По правде говоря, мне не хотелось снова идти на эту улицу, где я могла встретить не только ее отражение, но и людей, которые ее знают. Как себя вести, как реагировать на приветствия, обращенные не ко мне? «Вы обознались, месье». «Вы меня принимаете за кого-то другого, мадемуазель». Или: «Привет, а ты как поживаешь?»
Наконец мне осточертело об этом думать, и я решила положиться на судьбу и природную сообразительность.
Едва я свернула в переулок, вертя по сторонам головой в ожидании выхода служащих, охваченных жаждой подкрепиться, как какой-то парень окликнул меня – ошибки не было, он смотрел мне прямо в глаза: «Хай, Шерил!»
– Хай, – ответила я растерянно.
– How are you?
– Fine, thank you… – И только тут до меня дошло, что мы говорим по-английски, а не по-французски!
Боясь продолжения разговора, я юркнула в ближайшее кафе. Парень удивленно посмотрел мне вслед.
Кафе еще не успело наполниться, и свободные столики были. Я заказала кофе. Я уже не хотела вылавливать в голодном потоке моего двойника – у меня тряслись поджилки. Кроме того, мне надо было переварить услышанное.
Итак, мое отражение зовут Шерил, в этом нет никаких сомнений. С кем еще он мог меня перепутать? Значит, Шерил. Далее, она англичанка. Или американка. Иначе почему бы он заговорил со мной по-английски? Хотя тот, первый парень говорил по-французски… Она должна говорить по-французски, раз она здесь работает! Это естественно…
Подоспел мой кофе с одним, как у них тут принято, кусочком сахара. Я затребовала еще один – люблю сладкий кофе.
Американка. Я в этом уверена. Англичане не говорят «Hi». Со мной в Сорбонне учатся и англичане, и американцы, так что я слегка поднаторела в языках… Что же у нас получается? Американка по имени Шерил, которая по неизвестным мне причинам живет и работает во Франции. Впрочем, американцев, как и всех прочих, в Париже навалом. И работает она на этой улице… Только где же она сама?
Кафе стало заполняться народом – начался массовый исход служащих окрестных контор. Размешав второй сахар, я выпила кофе залпом и стала немножко успокаиваться. Для полной безмятежности нужно было выкурить сигарету.
Достала, прикурила и, оторвав взгляд от пламени зажигалки, увидела через стекло Шерил.
Размашистым шагом она направлялась в мое кафе.
На пороге она остановилась и окинула взглядом помещение. Увидев меня, кивнула, словно у нас с ней была условленная встреча, и прямым ходом двинулась к моему столику.
Подошла.
Села напротив.
Несколько мгновений смотрела на меня молча, во все глаза, как и я на нее. Потом сказала:
– Я думала, что Ги сошел с ума. Но он оказался прав. Ты Во Франции молодежь обычно обращается друг к другу на «ты».

действительно похожа на меня как две капли воды.
Она говорила по-французски с английским акцентом. Я за себя порадовалась.
– Ты говоришь по-французски? – осведомилась вдруг Шерил, видя, что я молчу.
– Да… – выдавила я из себя, – и по-английски тоже… Только говори помедленнее.
– Помедленнее на каком?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56