Выбор порадовал, цены сказка 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Третий тост у Резо был убийственно-проникновенный: за баб-с! Всего мира! И как тут не хлобыстнуть за всех матрешек и барби планеты?
После этого началось естественное братание, лобызание и абсолютнейшее взаимопонимание. Вот если бы все высокие политики перешли на коктейль «Серп и молот», никаких не возникала бы проблем. В подлунном piece.
Да, было чуточку шумно. Весело. И нервно. Некоторые оказались плохо подготовленными к таким перегрузкам, почувствовав физиологический дискомфорт, будто их яйца кромсал серп, а по кумполу гулял паровой молот. Вот что значит жить в дистиллированном обществе.
Многие жаловались на желудок. Ну и что? Как говорится, поблюй в уголок и продолжай веселый праздник. Многие так и делали. И праздник шел по накатанной колее — пели песни: «Подмосковные вечера», «Катюша» (по заказу немецкой делегации), «Любо-любо, братцы, жить», «Сулико» и многие другие.
И все бы ничего, да какой-то высокопоставленный язвенник и, стало быть, трезвенник, который от зависти полночи грыз подушку в своем люксе, и к тому же, видно, не любил советскую песню, настучал в местную полицию.
Более того, поимел наглость явиться вместе с полисменами. И держаться по-хамски, как генерал сухопутных войск Соединенных Штатов Америки. Впрочем, он им и был, но в пижаме. А на неглиже, известно, нет знаков различия. Понятно, народ гулящий возмутился, что за чмо в жеванном ночном пиджаке мешает празднику и миру во всем мире, фaк`ю его!..
И кинули наглеца в бассейн, но в пижаме. Генералишко развопился, что будет жаловаться в ООН и призвал на помощь силы правопорядка. Те начали было выискивать буянов и дебоширов да, к несчастью, один из полисменов-негативов наступил на блевотную лужицу и, подскользнувшись, уехал под стойку бара. А там стоял трезвый, как Черное море, Коля Болотный.
Морпех, как человек высокой социалистической культуры поведения, где главный принцип: человек человеку — брат, решил подать руку помощи несчастному угнетенному негру. Тот, воспитанный на совсем других принципах, огрел представителя великой державы дубинкой. Обидно.
Обидно, когда всем сердцем стремишься навстречу братьям, а они поступают столь шовинистически. Хотя скорее всего морпех машинально двинул полисмена в черную рыль. Так собака академика Павлова бежит хавать кашу, когда через неё пропускают ток. Условный рефлекс. Наука, здесь ничего не поделаешь.
И начался вселенский катаклизм. С элементами мордобоя. Морпех бился, как былинный наш Попович. Все остальные участники сабантуя помогали по мере сил своих. Резо-Хулио пел песню про Варяга и метал бутылочные гранаты в войска НАТО, поднятые по боевой тревоги в Саудовской Аравии и через четверть часа прибывшие к бою местного значения.
Силы оказались неравны. Для интернациональной дюжины телохранителей с серпами и молотами в башках полутора тысяч головорезов USA, вооруженных до зубов, оказалось как-то многовато. Равно как и для трезвого морпеха Поповича-Болотного.
Пришлось сдаться на милость победителям, которые тут же занесли эту операцию «Смерч в пустыне» в аналоги исторических битв. Наравне с Бородино. И Ваттерлоо. Янки — что про них говорить? Они из одной кучи дерьма могут сделать две кучки рыжья, то бишь золота.
— И где наши герои? — поинтересовался я.
Генерал Орехов ответил. Со всей солдафонской прямотой. В постоялом, блядь, дворе, то бишь тюрьме. Вопрос решается на самом высоком дипломатическом уровне; мало у нас проблем. А не проще ли нам выбросить десант в пустыню, пошутил я. Зачем? Для освобождения неустрашимых бойцов. Генерал от возмущения всплеснул руками, позабыв, что держит по чайнику. Тоц-тоц-первертоц!
Было такое впечатление, что под нашими ногами лопнула противотанковая мина. Высокопоставленную персону передернуло от испуга. Потом хлынул такой мутный поток, что даже я зек по призванию едва не захлебнулся в волнах матерщины. Чайники ухнули в кусты. На голову садовника.
— Саша, — проговорил мой спутник, когда наконец пришел в себя. — Ты кого хочешь допечешь (глагол мною заменен.) Даже папу римского.
— Ты у нас папа римский? — удивился я.
— Все-все! — отмахивался. — С тобой много общаться опасно для здоровья! — усаживался в лимузине, шумный, потный, раскормленный на казенных харчах. Вот что делает власть: превращает человека в трифон, то есть в мешок с говном. Я субъективен. Но Никитин прав — время меняет людей. И не всегда в лучшую сторону. — Ладно, — промямлил Орехов. — Желать ничего не желаю. Но надеюсь…
— Надежда умирает последняя, — брякнул я.
— Тьфу на тебя, — дверца хлопнула, и кортеж, прошелестев колесами, убыл из усадьбы.
Я постоял, думая о чем-то своем; потом, возвращаясь, залез в пыльный и теплый кустарник. Нашел там кинутые невыдержанным генералом чайники и побрел с ними, похожий со стороны на летне-беспечного дачника. Что было недалеко от истины. Бы. В другой жизни.
Что самое важное для участника исторических событий? Перед самыми этими событиями? Помимо спецподготовки. Правильно — крепкий и здоровый сон. Чтобы голова была светла в четыре часа утра, когда акция «Филин» взлетит в завершающую свою ввысь.
Поэтому всем участникам будущей ночной фиесты был дан приказ: спать. Двести сорок минут. После обеда. Хочется — не хочется, а лагерь (пионерский) нужно будет вспомнить.
И он наступил — мертвый час. Что может быть приятнее, как потянуться в неге на обдуваемом ветерком балкончике, зевнуть на выцветевший лоскут неба, подумать о чем-то приятном, затем смежить, повторим за классиками, вежды и уйти во временное блаженное забытье.
И приснился мне сон. (Не вещий ли?)
… Лес погибающей планеты зловонил — гигантские деревья разлагались в жиже наступающих болот; гнили трупы безобразных мутантов.
Он (как бы я) астронавт 1 класса ВКС пробивался сквозь чудовищные химеры и смрад. Ему было трудно дышать — планета разлагалась; в ядовитых болотных испарениях водились лишь мерзкие чавкающие твари — скурлатаи. Он жег их лазер-бластером, но, казалось, вся его бывшая планета кишит ими.
Он выбежал по тропе из зловония. Перевел дыхание. Ему повезло — он добыл для своей женщины мясо цетереки; теперь она, женщина, тоже будет жить — и очень долго; она не бессмертна, как он, но жить будет долго…
Тропа выводила к разлому, где кипела вулканическая магма. Скурлатаи боятся очистительного огня… Сквозь дым и газ он увидел её, любимую женщину. Она странно сидела и смотрела на пламя. Она любила смотреть на пламя, вырывающее из планетных недр. Сколько раз он просил её этого не делать.
Она не поднялась и не пошла навстречу ему. С бластером наперевес он поспешил к ней. Лучше бы он этого не делал.
В рассеченном клыком животе его беременной женщины сидел маленький детеныш скурлатая и, чавкая, умывал свою окровавленную тупорылую мордочку.
Потом взгляды встретились. И он увидел: бессмысленные глаза больной природы, подернутые тусклой пленкой подлого убийства.
Разрывая рот в свирепом оре, он выжег лазерным лучом зверя из утробы своей женщины. Затем развернулся всем телом к гниющему гигантскому лесу.
Только вера бесплатна. Бесплатных предательств не бывает.
Он знал, как поступить. После долгих поисков обнаружил полузатопленную шахту, которая должна была вывести к цели. В воде плавали костяные остовы его соотечественников. Он выбрался в светлую галерею, её стены были пропитаны сладковатым дурманным запахом тлена. Он брел по этой галереи и слушал больное дыхание отравленной планеты…
Когда-то она была прекрасна, его планета. Но случилась глобальная катастрофа, пока он путешествовал по другим галактическим мертвым мирам.
Он набрел на гигантское бомбоубежище. Около сотни тысяч его соплеменников сидело аккуратными рядами. Их лица были искажены в пароксизме сладострастного блаженства — смерть к ним оказалась милосердной. Им повезло — им дали право умереть.
Он прошел через все бомбоубежище, сквозь аккуратные ряды, и нежный прах осыпался к его ногам.
Каждому человеку обеспечен собственный труп.
Он долго брел по бесконечному туннелю, пока не наткнулся на бронированную дверь — там должна была находиться Центральная Система Управления и Программирования жизни на планете.
Там, за броней, программа Его жизни — бессмертной жизни. Он не хочет больше жить, нет смысла жить, бессмысленно быть одному; он хочет умереть и он умрет. Вместе с планетой.
Долгое время человеческой жизни.
От лазерного луча бронь расплавилась и мягкой массой потекла вниз. Взвыл сигнал тревоги — сигнал вторжения. Он полоснул лазерным лучом по стене, где скрывались электронные кишки системы защиты, и звук угас наступила мертвая тишина.
Сделав шаг, он увидел женщину — свою единственную женщину. Она сидела в любимой позе. Спиной к нему. Она повернулась на его крик — и он увидел… Он увидел: окровавленную морду скурлатая. Лазерный луч пробил пространство — и чудовищный призрак исчез.
Совсем не просто быть человеком.
Он продолжил свой бесконечный путь. Ему показалось: он угодил в западню и теперь будет идти вечно. Он обречен на вечность. И когда увидел новую дверь — обыкновенную, дощатую, не поверил. Нет, эта была дверь в Центр Управления. Он достиг своей цели.
… Прошел вдоль бесконечного ряда ячеек Системы. Где-то там, в глубинах процессора, зашифрована и его жизнь — жизнь на бессмертие.
Потом он увидел огромный экран: на него цвели цветы — яркий мазок из прошлого. Перед экраном сидел соотечественник и смотрел перед собой… как живой… Он притронулся к его плечу — плечо осыпалось. Прах и тлен. Прах и тлен.
Что может быть нелепее человека, отстаивающего себя?
Он включил Систему — заиграла бравурная маршевая музыка; на экране многомиллионная праздничная демонстрация с транспарантами, знаменами, шарами; она кишела у подножия огромной пирамиды, воодушевленная. Затем прозвучал уверенный голос:
— Отныне и во веки веков все будут счастливы! Все будут счастливы! Наступает эра всеобщего благоденствия и счастья!!!
И он увидел: над площадью запарили летательные аппараты, выбрасывающие пылевые облака — странные пылевые облака.
Покачиваясь, они опускались на площадь. Покрывали её серебристой пылью. Накрывали безумные лики тех, кто скандировал в экстазе:
— Счастье! Счастье! Счастье!!!
Дорога же ты, смерть человека: серебром — целых тридцать монет.
Он почувствовал движение за спиной. Движение — как тень. И понял что-то случилось. И, оглядываясь, уже знал — ч т о.
Он оглянулся и понял: обречен на бессмертие. Система, где находилась Его программа жизни, рассыпалась. В прах и тлен. В прах и тлен.
И серебристая пыль вечности покрывала его, живого мертвеца… Тьфу!..
Тьфу! Это я проснулся весь в лиственном пуху и пыльной дряни. Что такое? Вечерний ветер гулял по верхушках деревьев и вьюжил пыль.
Брр! Такая чертовщина приснилась, не знаешь, что и думать. Какое-то обреченное движение по бесконечному туннелю. Куда? Зачем? И ещё какие-то мерзкие, чавкающие твари, как их, скурлатаи?
М-да. Не отменить ли нам акцию «Филин»? До лучших снов. Жаль, что генерал Орехов не верит в белую и черную магии. Мы бы в этом случае с ним столковались. А так — герои, вперед! Вперед! Без всяких сомнений и упреков.
Начиналась операция в 23.05. За три часа до неё затеялась неспешная экипировка группы — проверяли связь, оружие, настрой. Было много шуток и смеха на нервной почве. Из более менее приличных для ушей обывателя анекдотов мне понравился такой: полюбил комар корову, хотел его приласкать — подлетел сзади, а она возьми и отмахни хвостом. Комарик брык! на землю, сокрушается: Ох, и горяча, подлая, только на хрена в грудь бить?..
Когда малиновый свет заката затопил все поднебесье, мы присели на дорожку. Зрелище было потрясающе фантастическим — было такое впечатление, что отряд астронавтов отправляется штурмовать враждебные галактические миры, и шансов вернуться из экспедиции никаких.
Как руководитель, я не мог не сказать несколько напутственных слов. Бодрящих, как стакан водки. Я сказал:
— Хлопчики, кто бздунишка, выходи вон!.. Потом будет поздно.
— Бздунишка у нас только Брынцало, — сообщил диверсант Куралев, держа за шкирку обожравшегося кота.
— Отпусти скотину, живодер, — приказал я.
— Есть, товарищ командир!
Коллектив хохотнул — обиженный и кастрированный кот, ковыляя, удалился прочь. Наш странный отряд поднялся и, тоже медленно ковыляя, направился к транспорту. Для полета в неведомые космические дали. Туда, где бушевали смертоносные звездные бури и где нас ждала планета с противоестественным названием Пирамида.
План операции я и Никитин расстроили сразу. На мой взгляд, планы для того и существуют, чтобы их срывать. Правда, этого никто не заметил, даже сидящие в джипе десантник, диверсант и хакер.
Это они приметили позже, когда на них упал Анатолий Гостюшев. Со своим чемоданчиком.
Нечаянная встреча. На одной из улочек на окраине столицы. Такое порой случается. С теми, кто ищет приключения и находит. На свои задницы, защищенные бронежилетами.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал ученый. — Александр, рад вас видеть.
— Не будете ли вы так любезны, сесть с меня на него, — диверсант кивнул на десантника.
— Вы про что? — не понял А. Гостюшев.
Арсенчик надулся и хотел процитировать что-то из великих матерщиников, да я приказал потесниться и быть внимательным к гению инженерной мысли. Тот застеснялся такого обхождения, хотя и был польщен.
— Надеюсь, Александр, — сказал он, — я вернусь из этой командировки?
— Анатолий, вы меня обижаете, — отшутился. — Безумству храбрых поем мы песню, или уже не поем?
— Поем, — согласился ученый. — Только у меня голоса нет.
— А у меня слуха, — признался. — Но наша капелла готова исполнить арию Дон-Кихота из одноименной оперы. Так?
— Так точно, — гаркнула капелла.
— О, мама моя! — вскричал ученый муж, понимая наконец, что по душевной простоте своей вляпался в историю.
Словом, за оживленным трепом дорога промелькнула, как жизнь.
Потом в ночи мы увидели подозрительное свечение, лучисто расходящееся в темную синь небес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50


А-П

П-Я