«Мы с тобой, девка, сестры, у обеих во рту щербинки». Я поглядела — точно, щербинка у нее, как у меня. Сидели, беседовали, потом она мне и предлагает: «Хочешь много денег иметь?» В магазине, говорит, в «Тканях», вчера дефицит был, наверняка продавцы деньги припрятали. Я, конечно, отказалась, а она стращать принялась. «Видишь, вон парни. Они тебя угробят, если с нами не пойдешь». А у кассы здоровенные два мужика стоят. Я испугалась, согласилась.
Николаев слушал внимательно, мысль работала лихорадочно, сопоставляя показания Снеговой и данные следствия. Приметы женщины указаны Снеговой точно — боты, платок и даже щербинка. Но ведь это и самой задержанной приметы! Что же, себя она описывает?! Чушь какая-то получается.
— Продолжайте, продолжайте, — сказал он, видя, что Тамара запнулась.
— В городе, как стали к «Тканям» подходить, я сказала, что не пойду, вон милиция недалеко, кричать буду. Тогда женщина мне приказывает: «Снимай шубу». Я решила, пусть лучше шубу возьмут, а меня отпустят. Отдала ей шубу, незнакомка надела, а мне — свою телогрейку сунула. И парням крикнула: «Айда в „Высокое крыльцо“».
Слух майора неприятно резануло это «Высокое крыльцо». Только местные называют так магазин «Ткани», чужим откуда знать такое? И по рассказу получалось, что женщина-то не местная! Снегова между тем продолжала:
— Они к «Крыльцу» втроем направились, а я выскочила к Куличковой горе да на попутке до Заозерного. А когда услышала про убийство продавщицы, поняла, что они это сделали, напугалась, молчать решила.
Девушка притихла, вопросительно уставилась на майора: обильных слез не было и в помине. «Проверяет впечатление», — особого труда не требовалось, чтобы это понять…
— Узнать своих знакомцев сможете?
— Конечно, — оживилась та. — Только найдите, сразу узнаю.
— Значит, шубы вы лишились? — спросил Николаев сочувственно.
— Лишилась, — закивала головой Тамара. — А телогрейку я сразу выбросила. Завернула в нее камень — и в прорубь.
«Как хорошо, что вчера Вера с ней поработала», — подумал Николаев. Видно, что все вопросы, возникшие при допросах, Тамара продумала. Поняла, что кое в чем запираться бесполезно — вот сегодня и новая версия. Итак, нужно проверить то, что сказала Снегова.
Майор позвонил Климову. Коротко обсудил новость с вошедшим сотрудником.
Андрей Ильич только получил сообщение от Богданова из Ярино. Вернулись домой супруги Степанко. Говорят, что ездили проведать дочь и проехали до Ийска — купить патронов к весенней охоте. Богданов проверил — действительно, зафиксировали покупки, у Степанко охотничий билет. Еще сообщил Богданов, что соседи счетовода не любят, потому что он нелюдимый и злобный. Ходит охотиться один, хотя не старожил, а места в Ярино дикие, полно опасного зверя и заблудиться легко. Кроме того, часто приезжают к нему родственники откуда-то издалека. Местным такое гостевание кажется странным — чего бы это за семь верст киселя хлебать, какие такие чувства гонят людей к этому Иосифу за тысячи верст? Лейтенант просил разрешения вернуться в райотдел, не видя больше смысла оставаться в Ярино.
— Богданов не знает о показаниях Князева, автофургонщика? Ну, что шуба была на Тамаре, когда от матери она поехала? — спросил майор.
— Не сказал я ему, Иван Александрович, работник он молодой, горячий. По-моему, осторожность не помешает. Не спугнуть бы Степанко, если шуба у них. А уехать ему не разрешил. Там у нас будут еще хлопоты.
— Согласен с тобой, Андрей Ильич. Надо искать шубу Снеговой. В грабителей не верю, не такова девица. Не уничтожила ли она вещи?
— С утра проси у прокурора санкцию на обыск у Снегова и Степанко.
К вечеру разыгралась метель, мокрый снег летел в окна, залепляя стекла. «Испортилась погода», — огорчился Николаев.
Ждать труднее, чем действовать — это известно давно.
Метель свистела, не переставая, деревья прижимались друг к другу голыми ветвями, но сквозь раздражающие звуки донесся вдруг шум мотора подъезжающей к подъезду машины.
— Вера приехала, — обрадованно бросился к окну Николаев. Тарахтенье двигателей своих милицейских автомобилей он различал безошибочно.
Следователь прокуратуры вошла в кабинет с мокрым от растаявших снежинок лицом, и Николаев посочувствовал ей искренне:
— Непогода, не повезло тебе!
— Что ты, Иванушка? — оживленная Вера позволила себе такое обращение, посторонних в кабинете не было. — Что ты, — повторила она. — Ветер совсем не холодный, а пороша до земли не долетает — тает прямо в воздухе! И вообще, что ты такой сердитый? Я с хорошими вестями!
— Пора, пора им быть — сколько ж можно, — майор покосился на окно. Действительно, снежинки исчезали на лету. — Так что у тебя?
— В двух словах. Во-первых, — следователь загнула палец, — Сережин больной, Мельников, рассказал, что при увольнении из котлопункта у Снеговой, тогда еще Барковой, была обнаружена недостача — 242 рубля. Начальник потребовал погасить ее и припугнул Тамару: «Прокурору передам дело, если в месяц не заплатишь».
Вера сделала паузу, а Николаев нетерпеливо переспросил:
— Заплатила?
— Не заплатила, — она торжествующе смотрела на майора, — приехала и рассказала Мельникову страсти-мордасти. Дескать, не явилась к нему раньше, потому что в городе убийство, ищут молодую женщину, ну и так далее, ты же знаешь, Сережа говорил. Рассказала то, что могла знать только женщина, приходившая к Пушковой…
«Вот оно, начинается. Это уже серьезно!» — обрадованно подумал Иван Александрович.
Путаются ноги в высокой траве, трудно бежать. По огромному ярко-зеленому лугу прямо на маленького Ваню несется табун лошадей. Сильные, огромные, с мощными копытами кони, и на шее каждого звенит ботало — большой колоколец. Звон заполняет все вокруг, бегут, бегут кони и скрыться от них нельзя. Он отталкивает рукой одну лошадь, а другая уже настигает его, ударяет грудью. «Ванюша, Ваня», — слышит он голос и просыпается.
— Вставай же скорее, тебя к телефону срочно, а я добудиться не могу. Устал, бедный, — жена ласково треплет его волосы.
Коммутаторные телефонистки — об АТС в Ийске еще только мечтали — зуммеры выдавали от души. Иван Александрович взял трубку, машинально взглянул на часы — четверть шестого. Полученное известие мигом разогнало сон, горячая волна затопила сердце, он только и смог выдохнуть в трубку:
— Что? Что ты сказал? Повтори!
Настолько неправдоподобным было сообщение Климова, что майору невольно подумалось, уж не ошибся ли? Конечно, он знал, что у них опасная служба, и сам участвовал в совсем небезопасных операциях, но такое?! Впервые.
Взволнованный Климов сообщил, что старый охотник Семен Ярин, направляясь на утреннее глухариное токовище, в тайге, верстах в пяти от Ярино, наткнулся на раненого Богданова, чуть прикрытого свежесрубленным лапником. У него два огнестрельных ранения — в спину и в грудь. Ярин увидел, что парень жив, и с великим трудом, соорудив наскоро волокушу, притащил его в деревню. Местная фельдшерица только перевязала, и Богданова повезли в ближайшую Одонскую больницу.
— Не знаешь, там Сергей? — кричал Климов на другом конце провода, а Николаев ошеломленно молчал, Вихрем проносились мысли: «Алик, единственный сын у матери, вот горе-то, и кто же мог?» До сознания майора не сразу дошел вопрос начальника отделения.
— Там, там Сергей, — ответил наконец он.
— Что будем делать?
Необходимость действовать все поставила на свои места, мысль заработала четко. Эмоции потом. Сейчас — дело.
— Опергруппу поднимай по тревоге. Выдать оружие. В Ярино выезжаю сам. Вы с Верой вплотную займитесь Снеговой. Нет ли здесь связи? Богданов там только этим делом занимался и, видно, кого-то задел. Свяжитесь с Сенкиным в Заозерном — под строгий контроль мужа Тамары. Румянцеву немедленно в Одон — пусть неотлучно, подчеркиваю, неотлучно сидит при Богданове, может, очнется. У Сергея руки золотые, — надежда прозвучала в голосе Ивана Александровича.
— Не знаю, — вздохнул Климов.
— Да, еще. Звоните Сергею в Одон, чтобы был готов.
— Хорошо, сделаю все. Бегу сейчас в отдел, — капитан жил неподалеку от райотдела, а вот майору пешком далековато. — За вами машина уже пошла.
— Спасибо, действуй, — Николаев положил трубку.
«Вот тебе кони, вот тебе звон, — с горечью подумал он, вспоминая сон. — И что за апрель нынче выдался!»
Уже по раннему звонку Люда поняла, чем может помочь мужу — быстро поставила чай, заварила покрепче, по-сибирски, как любил ее Ванечка, намазала масло на хлеб, отварила пару яиц. Когда теперь будет он обедать, и будет ли!
Николаев не успел допить чай — за окном газанул шофер подошедшей «дежурки». Сигналить у дома майор запретил категорически — нечего жильцов беспокоить.
Оперативная группа была уже в сборе — вот преимущество их маленького городка: все живут на одном пятачке. Таню Румянцеву, которая никак не могла успокоиться, узнав о состоянии Богданова, и шмыгала носом, сдерживая слезы, посадили рядом с шофером. Николаев, Петухов и Ниткин — «за решеткой», как сказал водитель.
Ехали молча. Снова Петухов задержался за проволочную сетку, подпрыгивая на ухабах. Рядом с ним притулился Ниткин, вцепился в локоть, как совсем недавно держался Алик.
«Кто мог расправиться с ним так жестоко? Ну и люди же есть, господи боже! Как и рука поднялась-то». Оперуполномоченный живо представил русый чуб приятеля, его молодое лицо.
«Алик, Алик, что ты натворил там? Ясно ведь, что не просто так подкараулили тебя в тайге. Да и как ты оказался там?» Анатолий перебирал в памяти всех, с кем пришлось им встретиться в Ярино. И не находил подозрительных.
«А вот Степанко!.. Ну, в первую очередь достану счетовода», — думал он, и, как бы угадав его мысли, молчавший до сих пор майор сказал:
— Не выходит у меня из головы эта пара — Степанко и Снегова.
Старший лейтенант молча кивнул.
Завезли в Одонскую больницу Румянцеву; Николаев хотел увидеть Сергея, но он был на операции. Дежурная сестра, испуганно округляя глаза, рассказала, что привезли парня без сознания, ни кровинки в лице. Сергей Сергеич его уже ждал и сразу на стол. На вопрос, будет ли жить, она молча пожала плечами.
Нужно было ехать дальше, но майор не мог уехать, не узнав об Алике главного — будет ли жить. «Нагоним время по дороге», — успокаивал себя Николаев и сам понимал, что по такой апрельской дороге ничего они не нагонят, что он теряет драгоценные для розыска минуты. А потом твердо решил: нет, до конца операции он останется здесь, поговорит с хирургом, иначе как им работать! А может быть, очнется Алик, что-нибудь скажет.
Присев на стул в коридоре возле операционной, Николаев слушал доносившиеся оттуда звуки, пытаясь хотя бы по ним понять, как там раненый. Сережин голос — он его и не узнал поначалу — подавал какие-то непонятные команды, что-то резко звякало — металл о металл. Время тянулось невыносимо медленно.
Наконец вышел Сергей — непривычно серьезный, значительный, на правом стеклышке очков — крохотная капелька, и она приковала к себе все внимание майора. Он молча смотрел на эту каплю и вдруг испугался спрашивать. А что, если Алика больше нет?! Всем своим существом ощутил он наступившую вдруг тишину, да еще эта подсохшая коричневая точка — кровь его товарища, в мирное время пролитая.
Хирург понял состояние друга, приветливо улыбнулся. «Обошлось», — догадался Николаев по этой улыбке и обессиленно опустил голову.
— Ну, повезло твоему сыщику, — произнес наконец Сергей. — Я думаю, выцарапаем мы его. Крови много потерял, я на него весь лимит истратил, — вздохнул он и оживленно добавил: — Зато мы с ним теперь одной крови — он и я. Вот, смотри, — врач показал пятнышко йода на сгибе локтя.
— Спасибо, друг! — выдохнул Николаев.
— Да просто больше его группы ни у кого не было, вот и пришлось породниться с милицией. Теперь у меня в розыске братишка, — пошутил он.
— Как Алик, говори скорее, — поторопил его Николаев.
Сергей вновь посерьезнел.
— Пока без сознания. Два огнестрельных дробовых ранения. Первое в спину, в область плеча. Боялся за руку, но обошлось, залатал капитально. Это пустяк.
«Ничего себе пустяк», — подумал майор.
— Второе ранение — в грудь, с близкого расстояния, есть следы порохового ожога. Задето легкое. Зато сердце цело. Говорят, чудес не бывает — вот тебе и чудо. Знаешь, — в голосе Сергея послышалась тревога, — он долго в тайге лежал. С одной стороны, мороз ослабил кровотечение, с другой — переохлаждение. — Хирург задумался, затем тряхнул рыжеватым чубом. — В общем, передай Вере, опять я приземлился. Куда же я уеду, пока этого не выхожу!
— Потом договорим, — мягко прервал его Николаев. — Мы в Ярино направляемся, а у тебя здесь останется наша сотрудница. Разреши ей постоянно при Алике быть. Она дивчина толковая и поможет, и все такое. Кроме того, очнется он, расскажет, что произошло. Румянцева нас известит.
— Идет, — согласился Сергей.
Внимательно прочитав вчерашний протокол допроса, записанный аккуратным мелким почерком Николаева, Вера Васильевна вызвала Снегову. Та вошла, спокойно поздоровалась, села, молча ожидая вопросов.
Неторопливо, что называется, со вкусом повторила Тамара про встречу с неизвестными, про ограбление, подробно сообщила приметы парней — все вплоть до цвета глаз, описала женщину, так похожую на нее. «Э, да она от возможного опознания себя страхует, — догадалась Вера, — нет, ее голыми руками не возьмешь, даром, что молода!»
На вопрос о недостаче Тамара ответила, что да, была недостача, но родители ей деньги привезли, она оставила их у Щекиной, хотела уплатить, да вот… И укоризненно посмотрела на Веру, мол, держите меня, не даете с государством рассчитаться.
Вера не спешила спрашивать Снегову, откуда той известны были такие подробности, как разговор в доме Пушковой, Понимала, что ответ будет сочинен тут же и, возможно, самый фантастический. Не сказала и о случае в Заозерном — незачем пока.
Ребята из уголовного розыска поехали за свидетелями — надо было проводить опознание. Пригласили двух женщин примерно одного возраста со Снеговой, приготовили одинаковые коричневые шубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15