Разброс в возрасте пропавших составляет два-три года. Первой девушке был двадцать один, второй – двадцать шесть лет, третий – двадцать три. И вот теперь еще одна. Ей двадцать три года.
Слева от Гурова лежали две серые папки, по краю которых он демонстративно постучал остро оточенным кончиком карандаша.
– Значит, полагаешь, эта история из той же серии? – Крячко откинулся на спинку стула.
История с тремя пропавшими девушками, к которым сегодня, судя по всему, добавилась еще и четвертая, висела над ними, как дамоклов меч, уже несколько недель. Упомянув месяц, Гуров явно поскромничал. Речь шла о пяти неделях. Крячко помнил это совершенно точно. Трех исчезновений оказалось достаточно для того, чтобы город заговорил об этом. Газеты на все лады пустились вещать о новом серийном маньяке, поселившемся где-то в центре столицы. И кто запустил подобную утку? Впрочем, известно кто… Лично он, полковник Крячко, пока не видел никаких поводов для паники. Исчезновение молоденьких девушек – далеко не редкость, и в семидесяти процентах из ста эти вольнодумные барышни возвращались под родительский кров по истечении того же месяца. Нагуляются, оторвутся, как у них принято выражаться, по полной программе, и делу конец. Здравствуй, мама! Здравствуй, папа!
Но папа Светланы Сидько, первой исчезнувшей девушки, как назло, оказался скандально известным журналистом, освещавшим в прессе криминальные сводки. Вот он-то и поднял с ходу волну, обеспокоенный неожиданным исчезновением единственного и глубоко любимого чада.
– Очень на то похоже, – ответил Гуров. – Не возьмусь, конечно, во всеуслышание кричать, как этот Сидько, что это проделки серийного маньяка, но нельзя и сбрасывать со счетов подобную версию.
– Что общего между пропавшими? – Крячко демонстративно зевнул и не удосужился при этом даже тактично прикрыть рот широкой лопатообразной ладонью. – Ну, кроме того, что все они были приблизительно одного возраста и недурны собой.
– На первый взгляд вроде бы ничего, – пожал плечами Гуров. – Сидько нигде не училась и не работала, круг ее общения довольно ограниченный. Две-три подруги, с которыми она водит дружбу еще со школьной скамьи. Я успел побеседовать с ними, но ничего полезного о самой Светлане из их показаний не извлек. Мужского общения вроде даже как избегала… Татьяна Прыткунова, вторая пропавшая девушка, напротив, серьезная и ответственная особа. Вся в учебе. Училась на романо-германском. У нее был молодой человек. Тоже интеллигентный такой товарищ… Учился на пару курсов старше Татьяны. Сейчас уже окончил. Работает в банке. Далее у нас, – полковник быстро раскрыл одну из папок и заглянул в ее содержимое, – Филоретова Марина. Студентка театрального училища. Перспективы у нее, правда, были не такие уж и обнадеживающие. Большую часть времени она предпочитала проводить в ночных клубах и на так называемых тусовках. Очень, кстати, распространенное сейчас времяпрепровождение, Стас.
Крячко небрежно махнул рукой. Косые лучи солнца, преломленные оконным стеклом, падали ему на лицо, и это обстоятельство навевало на верного напарника Гурова полусонное состояние. Крячко не очень любил лето, жару. Куда больше по душе ему были пасмурные осенние деньки, когда по мостовым барабанят пузырящиеся капли дождя, а ты сидишь себе в сухом уютном кабинете и созерцаешь все это буйство природы через окно.
– Ты знаешь о том, что становишься занудой? – небрежно обратился он к Гурову.
– Это еще почему?
– Я только спросил тебя, есть ли что-то общее между пропавшими девушками, а ты едва ли не рассказал мне всю их биографию. Просто скажи: есть ли у них какие-то точки соприкосновения?
– Нет. Видимых нет. – Полковник покачал головой. – Пока нет. Но они должны быть, Стас. Тебе так не кажется?
– Конечно, кажется. – Крячко расстегнул ворот своей просторной рубашки. – А еще мне кажется, что нам пора пойти перекусить. Я сегодня с утра только два бутерброда успел заглотить. Желудок просто бунтует.
– Боюсь, ему еще придется какое-то время побунтовать, – безапелляционно заявил Гуров, поднимаясь из-за стола. Попутно он бросил взгляд на свои наручные часы. – Сейчас смотаемся в одно местечко и побеседуем кое с кем.
– Куда это ты намылился?
– Не я, а мы, Стас!
– Тревожное обобщение, и оно меня нисколько не радует, – промычал Крячко, сдвигая брови к переносице. – Но я уже привык к тому, что ты и шагу ступить без меня не можешь. Везде приходиться водить тебя за ручку. Как дитя малое…
– Ты закончил? – Гуров снял со спинки стула пиджак, облачился в него и только после этого развернулся лицом к сидящему напарнику.
– Куда мы едем?
– Нанесем визит вежливости госпоже Гордеевой Марине Иннокентьевне, – любезно пояснил Гуров. – Матери пропавшей Ирины. Заявление – это хорошо, но личная беседа…
– Я тебя понял. А нельзя это сделать после обеда? – не сдавался Крячко.
– Нельзя. Ты же знаешь, я не люблю размазывать кашу по тарелке.
Крячко шумно выпустил воздух из легких. Спорить с Гуровым – занятие пустое и бесполезное, не имеющее под собой никаких реальных перспектив. Теперь хочешь ты того или нет, а придется тащиться за не ведающим усталости напарником в самый солнцепек и выслушивать слезливые истории убитой горем матушки о том, какой хорошей и правильной во всех отношениях была ее девочка, которой никогда не пришло бы в голову покинуть родной дом по собственной инициативе.
Гуров уже был на пороге собственного кабинета, и рука его уверенно легла на плоскую блестящую ручку. Он призывно обернулся к напарнику. Крячко оставил невеселые размышления и подчеркнуто неторопливо поднялся на ноги.
По лестнице они спустились на первый этаж и миновали стойку дежурного. Упитанный мужчина с широкими седеющими усами приветливо махнул им рукой. Гуров ответил, Крячко равнодушно прошествовал мимо.
Яркое июльское солнце, остановившееся в зените, нещадно слепило глаза и тяжело припечатывало свою огненную длань к макушкам прохожих. Нынешнее лето действительно выдалось на редкость знойным, и мало кто из столичных обывателей стремился показываться на улицах в полуденные часы. Вообще Москва в разгаре июля выглядела опустевшей. Большинство населения переместилось на курорты, поближе к благодатным морским пучинам. Те, кто побогаче, вылетел в направлении Египта, Испании, средний класс потянулся к Черному и Азовскому морям.
– Ловить маньяка – затея бесполезная, – пессимистически изрек Крячко, когда оба полковника уже забирались в душный салон автомобиля.
– Это еще почему? – вскинулся Гуров, хотя и так мог заранее предугадать ответ товарища.
– Так говорит история, а не я.
– Что же она тебе говорит?
– Что маньяки попадаются лишь в самых редких случаях. На то он и маньяк, что логика обычного преступника в его действиях отсутствует.
– Совершенно с тобой не согласен, – покачал головой Гуров.
Все окна машины были открыты, но это не спасало положения. Врывавшиеся в салон легкие дуновения ветерка не успевали освежать пассажиров.
– Большинство маньяков тоже имеют свою определенную схему действий, по которой они выбирают жертву и наносят удар. – Гуров произносил слова медленно и с заметной расстановкой. – Нужно только отследить эту схему, и считай, он у нас как на ладони.
– Надо запустить живца, Лева, – вынес предложение Крячко после непродолжительной паузы.
– Отличная мысль. Возьмешься за это дело? Ты, конечно, не так молод и привлекателен, как пропавшие девушки, но вдруг он клюнет.
– Очень смешно. – Расположившийся на заднем сиденье напарник достал из кармана платок и промокнул им раскрасневшееся лицо. – А почему, к примеру, не ты?
– У меня отсутствует элемент жеманства. – Но уже в следующую секунду лицо Гурова приобрело серьезный оттенок. – Эх, Стас! Знать бы, где упадешь, соломка уж наверняка нашлась бы. Но где ее стелить? И главное, ради кого?
– Значит, ты тоже еще до конца не веришь в существование мифического маньяка? – Последние слова Гурова заставили Крячко несколько приободриться. – Есть сомнения?
– Человеку свойственно сомневаться, – с претензией на философию, невозмутимо парировал Гуров. – Но волна уже поднята, Стас. Общественность негодует, пресса охвачена этой темой благодаря малоуважаемому господину Сидько. И теперь нам необходимо либо предоставить им этого маньяка на блюдечке с голубой каемочкой, либо доказать его полное отсутствие. И то другое сделать одинаково сложно. Разве я не прав?
– Прав. Как всегда, прав.
Крячко перевел мрачный взор за окно автомобиля. Солнечные зайчики отплясывали свои пируэты на монолитных высотных строениях, бликовали многочисленные стекла домов, навстречу проносились такие же неторопливо двигавшиеся к неизвестной цели автомобили с раскаленными от жары металлическими корпусами.
Гордеевы проживали на Магистральной, и весь путь оперативников до дома Марины Иннокентьевны занял не менее получаса. Рубашки Гурова и Крячко промокли насквозь, хоть выжимай! За пределами покинутого салона было немногим лучше. Казалось, что от вездесущих палящих лучей не существовало никакого реального спасения.
Гуров машинально расстегнул пиджак и направился к нужному подъезду. Крячко последовал за ним. Из заявления гражданки Гордеевой следовало, что она по данному адресу проживала вдвоем с дочерью. Во всяком случае, пока Ирина не растворилась где-то в огромном мегаполисе.
Обитая стареньким коричневым дерматином дверь располагалась напротив кабины лифта. Гуров уверенно надавил кнопку звонка. В недрах квартиры его незамысловатое действо отозвалось переливчатой трелью простуженной птицы. Затем полная тишина. Гуров позвонил еще раз. Послышались приближающиеся шаркающие по полу шаги и замерли с противоположной стороны двери. Полковник представил себе, с каким вниманием хозяйка разглядывает их сейчас через глазок, и слегка улыбнулся уголками губ.
– Вам кого? – Голос у обитательницы квартиры был низкий и чуть надломленный.
– Марина Иннокентьевна, если не ошибаюсь? Откройте, пожалуйста. Мы по поводу вашего сегодняшнего заявления.
При последних словах Гурова женщина уже щелкнула замком и приоткрыла дверь. Но только на то расстояние, которое было возможным при наброшенной металлической цепочке.
– Документы у вас есть?
Свет из окна подъезда падал на лицо Гордеевой, и полковник легко мог разглядеть полные губы, маленький нос, светлые миндалевидные глаза. Кажется, серые. Марина Иннокентьевна была женщиной невысокого роста, сухощавой, с неестественно короткой шеей.
– Да, конечно.
Гуров выудил из внутреннего кармана пиджака свое служебное удостоверение, раскрыл его и выставил перед образовавшимся дверным зазором, чтобы подозрительная хозяйка имела возможность лицезреть его документ во всей красе. Понять Марину Иннокентьевну было несложно. Сейчас, в связи с нестабильной криминогенной обстановкой, многие опасались гостеприимно открывать двери своего жилища незнакомым людям. Тем более двум крепким высоким мужчинам. Мало ли что?..
Однако удостоверение Гурова, видимо, не вызвало недоверия со стороны Гордеевой.
– Проходите, – сказала она, открывая дверь.
Оба полковника по очереди переступили порог и оказались в тесной, душной прихожей, пространство которой в значительной степени ограничивал высокий, уходящий под потолок двустворчатый шкаф. Для чего двум обитательницам однокомнатной квартирки могла понадобиться такая махина, Гуров понять не мог. Вполне можно было бы обойтись демократичной вешалкой. И свободного места осталось бы куда больше.
– Вы не будете против, если я приглашу вас на кухню? – смущенно произнесла Марина Иннокентьевна. – В комнате у меня не прибрано. Так уж получилось. Сейчас все буквально валится из рук, не могу толком сосредоточиться. Да там нам и удобнее будет беседовать. Хотите чаю?
– Нет, спасибо, – тактично отказался Гуров и покорно двинулся на кухню вслед за Гордеевой.
За ним потянулся и Крячко.
Женщина усадила гостей за стол и сама примостилась с краешку, спиной к холодильнику. Сейчас, при более близком рассмотрении, Гуров обратил внимание на то, что Марина Иннокентьевна не так уж и стара, как это показалось ему на первый взгляд. Ей было никак не больше пятидесяти лет. Однако обозначившиеся под глазами мешки от проведенных бессонных ночей, прорезавшие лоб лучики морщин, красные то ли от недавних слез, то ли от повысившегося кровяного давления белки глаз – все это сказало Гурову о том, что исчезновение дочери сильно подкосило женщину. Надломило ее не только внешне, но и внутренне.
– Марина Иннокентьевна. – Полковник откашлялся и положил руки на стол, сцепив пальцы в замок. – Если вам несложно, расскажите нам, что произошло. Начните с того, что предшествовало исчезновению Ирины.
Крячко маялся от духоты, и носовой платок в его правой руке находился в непрерывном движении. Он то скользил по мощной, блестящей от пота шее, то устремлялся к высокому покатому лбу и слегка посеребренным сединой вискам, то осторожно промокал выступающую влагу над верхней губой.
Опустив взор, Гордеева молчала больше минуты, прежде чем оперативники вновь смогли услышать ее низкий, совсем неженственный голос.
– А что тут можно рассказать?.. Ирочка пропала в понедельник. Днем она была в училище…
– Где она учится? – прервал Гордееву Гуров.
– В училище финансов. Ирочка готовится стать бухгалтером. – Женщина демонстративно дернула подбородком и на какое-то мгновение отрешилась от насущных проблем. – Сейчас ведь это вполне престижная профессия… Хороший бухгалтер на вес золота. Вон в любую газету загляни, и везде требуются…
Гуров продолжал пристально разглядывать хозяйку квартиры. Марина Иннокентьевна, как уже знал полковник из ее же собственного заявления, по профессии была обычным вахтером в каком-то полурасформированном Доме культуры. Неудивительно, что она во многом сохраняла старые совдеповские взгляды на жизнь и на то, что сейчас является приоритетным.
1 2 3 4 5