Но этого не случилось. Он остался стоять посреди гостиной, сгорбившись и глядя прямо перед собой.
Тогда она сама подошла к нему и, положив руки ему на плечи, приподнялась на мысочках, подняв к нему свое прекрасное, взволнованное лицо. Но он, казалось, не видел ее, его хмурый взгляд по-прежнему был устремлен в одну точку.
– Как ты вошел, черт возьми? – вмешался Сантер.
– Через дверь, – не поворачивая головы, ответил Жернико. И добавил: – Ты плохо закрываешь двери.
– Но консьерж обязан…
– Его там не было.
– Ты пришел пешком?
– Я приехал па такси.
– А почему мы ничего не слышали?
– Потому что я остановил машину на углу улицы.
И во второй раз осторожно, но решительно высвободившись из объятий Асунсьон, Жернико упал в кресло.
– Боюсь, скоро разразится гроза… – пробормотал он и добавил как бы про себя: – Я не выношу грозы.
Асунсьон взглянула на Сантера. На лице ее была написана растерянность. Она не узнавала этого человека, сидевшего перед ней с удрученным видом, с землистого цвета лицом, объятого непонятным страхом. Неужели это он говорил ей тогда: «Я сделаю вас королевой…»?
Вдалеке прогремел глухой раскат грома. Жернико вздрогнул.
– Гроза! – прошептал он. – Гроза!..
В голосе его слышался неподдельный ужас.
И Сантер вспомнил… Еще пять лет назад Жернико, который в ту пору, казалось, не боялся ни Бога, ни черта, приходил в неописуемое волнение при виде молнии и, пока бушевала гроза, пребывал в состоянии полной прострации. Тем не менее только этим нельзя было объяснить охватившую его теперь тревогу.
Сантеру неловко было расспрашивать Жернико, но страдальческое молчание Асунсьон вынудило его пойти на это.
– Марсель! – начал он. Жернико поднял на него глаза.
– Как погиб Намот?
– Его, должно быть, выбросили за борт, – ответил Жернико.
Сантер содрогнулся.
– Марсель! Давай начистоту. Уж не хочешь ли ты сказать, что Намота убили?
Жернико понуро опустил голову.
– Да, – молвил он, – именно это я и хочу сказать. Сантер придвинул к нему свое кресло и взял его за руку.
– Что с тобой? – с тревогой спросил он. – Ты болен?.. Да говори же ради всего святого!
– Я боюсь грозы, – едва слышно повторил Жернико. Сантер возмущенно пожал плечами.
– Безумие! Не станешь же ты утверждать, что только это довело тебя до такого состояния! Ты погляди на себя, старик! У тебя вид испуганного, затравленного человека… Да, затравленного!
– Замолчи! – глухо произнес Жернико. – Откуда тебе знать…
– Вот я и хочу узнать. Выкладывай.
– Так вот…
Жернико умолк в нерешительности, бросил на Асунсьон отчаянный взгляд и наконец сказал:
– …Я приговорен.
– Что? – воскликнул Сантер. – Приговорен! К чему приговорен?
– К смерти, – прозвучал едва внятный ответ. Сантер вскочил на ноги.
– Ты пьян или сошел с ума! – закричал он. – Что все это значит? А-а! Клянусь, либо ты объяснишься, причем немедленно, либо…
Оглушительный удар грома не дал ему договорить, по стеклу забарабанил дождь.
– Гроза! – простонал Жернико. – Боже, как мне тяжко!..
И он заломил руки.
Взгляды Асунсьон и Сантера снова встретились. Возвращение Жернико, казалось, скорее сблизило их, нежели отдалило друг от друга. Обоих постигло жестокое разочарование. Асунсьон заподозрила, что два года жизни потратила впустую, теша себя иллюзией, а Сантер горевал о том, что потерял друга.
Он первый опомнился… Этот жалкий на вид человек был когда-то открытым и крепким парнем, верным товарищем и в радости и в горе. Ему во что бы то ни стало надо помочь.
– Послушай, старина, – начал Сантер, стараясь переубедить его, – я не знаю, что с тобой сталось за эти два года. Сегодня ты выглядишь больным. Поверь, рядом с нами тебе нечего бояться. Почему ты не хочешь довериться мне? Ты сказал, что Намота выбросили за борт… А кто выбросил?
Жернико с беспокойством огляделся вокруг.
– Я не могу сказать тебе кто. Но возможно… Дверь хорошо заперта? Тебе бы следовало проверить…
Сантер безропотно повиновался. Он и сам ощущал теперь какую-то нервозность, испытывал легкое беспокойство. Однако настроенный весьма решительно, он наполнил стаканы коктейлем и выпил свой залпом.
Жернико к стакану не притронулся, он поднес руки к вороту и резким движением расстегнул его. Лицо его блестело от пота.
– Да… да… Я скажу тебе… Но как быть?.. Мне самому мало что известно. Я скорее догадываюсь, понимаю… Да, я понимаю, и это главное!..
Удары грома следовали теперь один за другим. Вцепившись в подлокотники кресла, Жернико продолжал:
– Сантер, ты веришь в предчувствия?.. Тебе доводилось когда-нибудь переживать наяву самый настоящий кошмар?.. Со мной это случилось… Первое предупреждение я, думается, получил еще в Пекине, уже тогда я в какой-то мере предвидел драму на «Аквитании». Накануне я встретил Намота. Он сказал мне, что разбогател, стал, как и я, богат. Но и он тоже, как мне показалось, опасался какой-то неведомой беды. «Хочу поскорее уехать из Пекина, – признался он мне. – Здесь трудно не нажить себе врагов, к тому же многие теперь, конечно, знают, что денег у нас пропасть. Мне это не нравится!» Мне тоже это не правилось, я испытывал такое же точно беспокойство, а после разговора с ним встревожился еще больше. Однако, по мере того как мы удалялись от берегов Азии, Намот приходил в себя, повеселел. Он с энтузиазмом рассказывал мне о своих приключениях, без конца вспоминая тебя и остальных наших друзей. Да и сам я стал гораздо спокойнее и готов уже был во всем винить тамошний климат, сыгравший, видимо, с нами шутку на свой лад, как вдруг произошла эта драма. Бесполезно расспрашивать меня об этом. Я знаю не больше того, что рассказали газеты… Но…
– Но? – переспросил Сантер.
– Я первым очутился на верхней палубе, понимаешь?
И…
– И?
– Я заметил убегавшего человека…
– Ты в этом уверен? Жернико покачал головой.
– Нет, ни в чем я не уверен. Видишь ли, ночные тени… Если бы я был уверен!.. Но нет, я не могу ничего утверждать, и это самое ужасное…
Воцарилось молчание. Гроза, видимо, стихала. Дождь продолжал стучать в стекла. Часы пробили половину.
– Бедняга! – молвил Сантер. – Неужели ты не понимаешь, что твои страхи – плод воображения, их породили предчувствия или просто злая лихорадка! Ведь доказательств нет никаких, вполне возможно, что Намот по чистой случайности упал в море. И уж совсем я не могу взять в толк, почему ты считаешь себя приговоренным…
Прежде чем ответить, Жернико несколько раз вытер платком пот со лба.
– Я не собираюсь убеждать тебя. Но берегись! Приговорен не я один. Другие тоже, в том числе и ты.
– Вот как! – воскликнул Сантер. – Ты что, смеешься над нами?
– Ты осужден, – сказал Жернико. – Тебе следует знать это.
– Послушай, а не курил ли ты, случаем, в Пекине опиум?
– Конечно, курил! Только не думай, что это помутило мой разум. Напротив! Совсем напротив, благодаря этому снадобью я так быстро все понял.
Сантер только руками развел.
– Марсель, ради нашей дружбы с тобой, ради… ради любви Асунсьон, завтра же ты начнешь курс лечения.
– Да никакой я не наркоман! – в ярости воскликнул Жернико. – Ты не веришь моей проницательности. Ты упрекаешь меня в том, что я полагаюсь на предчувствия. Но…
Голос его дрогнул.
– …вспомни, каким я был пять лет назад. Разве я похож был на труса? А вы… – в смущении обратился он к Асунсьон, – разве два года назад я не был достоин вашего доверия? Ведь вы обещали ждать меня, поверив нескольким словам, которыми мы обменялись где-то меж небом и морем…
Сантера охватило волнение.
– Марсель, я готов тебе поверить. Если тебе угрожает опасность, тебе или всем нам, что ж, будем бороться с ней вместе, бок о бок… и мы победим! Но для этого ты должен сказать мне все… Не может быть, чтобы ты рассказал мне все, что знаешь.
Жернико долго смотрел на друга, потом прошептал:
– Мне кажется, наш враг носит темные очки и у него рыжая борода…
В этот момент на улице послышался свист. Словно кто-то подавал сигнал.
ГЛАВА V
ТЕМНЫЕ ОЧКИ, РЫЖАЯ БОРОДА
– Вы слышали? – спросила Асунсьон.
– Должно быть, швейцар из гостиницы хочет остановить такси, – заметил Сантер.
– Кстати, моя машина все еще ждет на углу улицы, – спохватился Жернико. – Я оставил там вещи Намота и собственный багаж.
– Что за идея – остановить такси так далеко!.. Значит, ты боялся, что за тобой следят?
Жернико кивнул головой и знаком призвал друга к молчанию. А сам тем временем, казалось, прислушивался к доносившимся с улицы шумам. Сантер подумал было, что Марсель надеется опять услышать свист или что-то в этом роде, но вскоре понял свою ошибку.
– Гроза уходит? – спросил Жернико. Потом, немного помолчав, добавил: – Думаю, что на сегодня все…
– Конечно! – обрадовался Сантер. – Теперь ты можешь вздохнуть спокойно!
Он подвинул к Жернико коктейль, приготовленный незадолго до его прихода.
– Выпей. Это сразу ставит человека на ноги. Жернико последовал его совету, и легкий румянец не замедлил появиться на его щеках.
– Мне уже лучше! – с удовлетворением отметил он. – Гораздо лучше! Наверное, я произвел на вас странное впечатление… тягостное впечатление? Но гроза – ты-то это знаешь, Сантер, – страшно действует мне на нервы, отнимает все силы. Если во время грозы загорится дом, я пальцем не смогу пошевелить, чтобы погасить пожар… Будь любезен, Жорж, сделай мне еще коктейль.
– С удовольствием, – отозвался Сантер.
Не пройдет и двух минут, как с Жернико можно будет поговорить всерьез. Он искренне радовался этому, хотя и не мог избавиться от назойливого чувства беспокойства.
Что же касается Асунсьон, то она, не поднимая глаз, теребила в руках свой золотой крестик. Лицо ее снова стало непроницаемым, и Жернико избегал смотреть на нее.
К величайшему удивлению Сантера, он первым нарушил молчание.
– Этого человека я встретил как-то вечером на одной из улиц Пекина, – рассказывал Жернико. – Глаза его скрывали темные очки, но я готов поклясться, что они смотрели на меня. Когда же на «Аквитании» я оказался на верхней палубе всего через несколько секунд после смертельного падения Намота, мне почудилось, будто я видел убегающего человека, помнишь, я говорил тебе об этом. Мне почудилось также, что у человека этого была борода; осанка и весь его облик напомнили мне того… Хотя, конечно, я мог и ошибиться, ведь стоит однажды увидеть чье-то лицо и запомнить его, как оно будет потом всюду мерещиться… Беда в том, что эти темные очки и эту яркую бороду мне довелось увидеть еще раз!.. Случилось это в тот момент, когда такси, на котором я к тебе приехал, отъезжало от вокзала. Незнакомец неподвижно стоял на краю тротуара, причем нисколько не таясь, и в ту же минуту меня пронзила уверенность, что он следовал за нами от самого Пекина, что это он бросил Намота в море – возможно, сначала оглушив его, – и что завтра, если не раньше, он возьмется за меня, за всех нас…
– Но почему? – изумился Сантер.
– Почему?.. Мне пришла в голову одна мысль, – ответил Жернико. – Конечно, это всего лишь предположение, которое, однако, все объясняет. Представь себе на минуту, что этот человек – либо кто-то другой – узнал, что мы с Намотом разбогатели, узнал и о том, какой договор мы заключили пять лет назад, договор, который связывает нас всех шестерых…
– Ну и что?
– А то, что этот человек, убив Намота, убьет потом и меня, убьет тебя, убьет нас всех, одного за другим!
– Это совершенно немыслимо! – возразил Сантер.
– Отчего же? Послушай… Мы должны поделить пашу… нашу добычу. Не знаю, добились ли чего остальные, но…
– Перлонжуру не повезло.
– Неважно! Тиньоль и Грибб тоже могут вернуться ни с чем, бедными, как Иов. Но в результате дележки они станут богатыми. И вот что получается… Нам шестерым – шестерым минус один уже! – причитается определенная доля богатства, которое исчисляется миллионами. Каждый раз, как один из нас исчезает, доля тех, кто остается, соответственно увеличивается. Если дьявольская сила, которая, как я чувствую, нацелена именно на это, обрушится па пас, возможно, очень скоро в живых останется лишь кто-то один из наших. В руках его сосредоточится значительное состояние… И тогда тот нанесет свой последний удар!
– Воображение у тебя сказочное, – усмехнулся Сантер. – То, что ты рассказываешь тут, намного увлекательнее любого американского фильма. Только не выдерживает никакой критики.
– Это почему же?
– Жизнь далеко не роман с продолжением. Тебя послушать, так человеку этому пришлось бы дожидаться целых пять лет, причем без всякой уверенности в нашем успехе: мы все могли вернуться с пустыми карманами!
– Необязательно, он мог узнать об этом много времени спустя после нашего отъезда, например, два года назад или год, а может, и всего-то полгода.
– Но как? От кого?
– Одному Богу известно.
Несмотря па все свое желание со вниманием выслушать невероятную историю, изложенную другом, Сантер не мог согласиться с доводами Жернико. Тот почитал мельком увиденного незнакомца поистине злым духом, наделяя его нечеловеческими возможностями, и на основании чего?.. Какого-то кошмара, неясных предчувствий. Рыжий человек, которого он встретил час назад?.. Да в мире столько рыжих людей!
– К тому же твоему предполагаемому убийце пришлось бы уничтожить не шесть, а восемь человек, может, даже и больше! – продолжал Сантер. – Вспомни, о чем мы договаривались: если Перлонжур и Грибб умрут, их старые матери должны получить причитающуюся им долю. Ты, Намот, Тиньоль и я не сочли нужным указывать наследников, однако Тиньоль может вернуться женатым…
– Гм, в глазах человека с рыжей бородой, если он действительно таков, каким мне представляется, человеческая жизнь ничего не стоит… Одной больше, одной меньше!..
Сантер покачал головой.
– Нет, старик, нет! Тебе меня не убедить. Намот, должно быть, попросту упал в воду.
– Каким образом? Остается предположить, что в ту ночь он был пьян. Но это неправда. Я расстался с ним за четверть часа до несчастного случая, оставил его веселым, жизнерадостным. Надеюсь, ты не думаешь, что у него закружилась голова или что он шагнул за борт под воздействием злого недуга?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16