— Отставить логопедов.Все и без меня понимали, что на этом пути нам ничего не светит: логопедов можно проверять год… и выяснить в конце концов, что никто из них никогда не сталкивался с нашим Троцкистом. Или сталкивался, но не помнит… Или помнит, но под другим именем. Или наш Троцкист вообще не заика, а коллега нашего Соболина по ремеслу… из самодеятельности механического завода червячных передач имени Чубайса (бывш. «Красный пролетарий»).Мы потолковали еще минут тридцать, наметили некоторые шаги и распределили обязанности. Родиону предстояло попытаться установить телефон, с которого звонил Троцкист. На Зудинцева легла обязанность поднять дело об убийстве Олега Гребешкова. А я собрался пойти в ФСБ.
***
Сразу после того, как мои «сыскари» покинули кабинет, позвонил Троцкист.Я засек время.— З-з-здравствуйте, Андрей, вы и-изучили ообразец?— Здравствуйте, Олег… я показал ваш образец специалистам.— М-мы так не д-договаривались.— А что вас смущает?— Н-не хочу оогласки д-до поры.— А никакой огласки нет. Это во-первых. Во-вторых, мы должны быть уверены, что вы предоставили подлинники.— Если вы убедитесь, что п-подлинники — вы г-готовы купить?— Возможно. А вы не хотите зайти ко мне, пообщаться лично?Он помолчал несколько секунд, потом сказал:— Н-нет.— Да что вы боитесь, Олег? К нам приходят разные люди. Согласно журналистской этике, мы гарантируем сохранение вашего инкогнито… Приходите, потолкуем с глазу на глаз.— Нет, не п-приду. Н-ни к ч-чему это.— Хорошо, давайте встретимся на нейтральной территории.— В-встретимся, когда вы б-будете г-готовы к с-сделке. Я еще п-позвоню.И он положил трубку. Я сходил к Каширину и сообщил, что был еще один звонок — в 13:04.— Теперь мы его точно зацепим, — ответил Родя.
***
А я направился в ФСБ. Я позвонил начальнику пресс-службы ФСБ и договорился о встрече.— Приходи, — сказал начальник. — А чего тебе, Андрей Викторович, из-под нас, грешных, надобно?— Да вот думаю у вас пару секретов государственных перекупить… Продашь?— Запросто. Торгуем налево-направо.Приходи. Выписываю пропуск.И я поехал на Литейный. Попарился в пробках на Фонтанке и добрался всего за полчаса. Пешком бы дошел быстрее…— Ну, — весело сказал подполковник Острецов, — какие секреты тебя, Андрей Викторович, интересуют? Недорого продам.— Год назад погиб ваш сотрудник — Олег Гребешков, — сказал я.Острецов сразу переменился в лице.— Да, было такое дело… До сих пор не раскрыто.— Расскажи, Алексей Иваныч.— А что, собственно, рассказывать, Андрей? Семнадцатого апреля прошлого года майор Гребешков не вышел на службу. Позвонили — не отвечает. Худого сначала никто не подумал, но после рабочего дня один из сослуживцев заскочил к Олегу домой. Дверь оказалась не закрыта… тело лежало в комнате. Стреляли в упор, дробью… из двух стволов. Соседи накануне выстрел слышали. В начале десятого, вечером. Но значения не придали. Нормально, да? Грохот от выстрела из двустволки на весь дом, а «значения не придали»… Следов никаких, видимых мотивов — тоже.В общем, «глухарь» классический… А ты почему спросил?— Убийство сотрудника ФСБ не рядовое явление, — уклончиво ответил я. — Он в архиве работал?— Да, в архиве.— Скажи, Алексей Иваныч, а смерть Олега Гребешкова не могла быть связана со службой? Рассматривали вы эту версию?— Разумеется. В нашем деле версию о связи убийства с профессиональной деятельностью рассматривают обязательно.— И?— У нас нет никаких оснований связать смерть Олега со служебными делами.Тем более, как ты сам понимаешь, архив — это архив. Если бы он был опером или следаком… Тогда, разумеется, можно было бы предположить мотив мести. Хотя и это предположение почти из области фантастики. А архивист? Ну ты же сам понимаешь…— А что он был за человек?— Нормальный мужик. Историк по образованию. К нам пришел после универа. В девяностом году. Ты сам прикинь — девяностый год! Нас же тогда травили по-черному: палачи! Душители!Бериевские недобитки… А человек пришел к нам. На оклад копеечный и перспективы туманные.— А что же привело его к вам? Я бы понял, если бы он пришел на оперативную работу, за, так сказать, «романтикой чекистских будней»… Но в архив!— Олег — историк. Очень увлеченный был человек… Рассчитывал в нашем архиве найти материалы по Троцкому.— Нашел?— Не — знаю. Но крайне маловероятно.— А в вашем архиве, кстати, есть документы Троцкого — письма, дневники?— Ты что — смеешься? Такие вещи в Москве.— Точно?— Точнее некуда, Андрей Викторович.К нам не раз поступали запросы от музеев, из научных организаций… Дали бы с радостью, но ни одной бумажки с подписью Льва Давидовича у нас нет.— Странно, — сказал я. — Может быть, уничтожены?— Нет, Андрей, у нас ничего не уничтожается… На наших папках стоит гриф «Хранить вечно»… В Москве, в августе девяносто первого, жгли агентурные дела.Но это другая песня. Это было, когда толпа на штурм главного здания КГБ СССР пошла.— Да, я в курсе…— Ну а теперь колись, инвестигейтор: хочешь заняться убийством Гребешкова?— Да, — ответил я, — хочу… попробовать.Острецов посмотрел с прищуром:— Я, — сказал он, — тебя, Андрей Викторович, уважаю. И, разумеется, приветствую твое желание, но…— Что «но»?— Видишь ли, Андрей… Мы ведь провели собственное расследование. Нам, как ты понимаешь, небезразлично, когда убивают наших сотрудников. Поверь, что сделано все возможное. ГЛУХАРЬ!…От Острецова я ушел в полном недоумении. Дело Гребешкова заинтриговало меня окончательно. Убийство сотрудника ФСБ — факт из ряда вон и, разумеется, «чекисты» рыли землю. А работать они умеют. Сколько бы комитет ни крыли, а профессионализм не отнимешь… и если чекисты не смогли поднять дело… то что же это значит?
***
— Глухарь это значит, — сказал Зудинцев.— А может, и нет, — сказал Родион.— Что ты имеешь в виду?— Я так думаю: нашли они убийцу. Но решили: суд наш гуманный даст ему лет восемь-десять… А они сами приговор вынесли. И привели в исполнение.— Э-э, брат Родя, — сказал Зудинцев, — куда тебя понесло… Это уже из романов господина Бушкова: тайные ликвидации и прочее… Бред!— А я думаю, — ответил Родя, — что так все и было. И ежели мы хорошо изучим круг знакомых Гребешкова, то наверняка найдется человек, который после убийства этого архивиста «покончил жизнь самоубийством» или погиб в результате «несчастного случая». Или просто исчез. Нашли комитетчики мокрушника. Нашли — и грохнули!— Глупости, — сказал Зудинцев.А я не сказал ничего.
***
На следующий день я собрался поехать в университет. Убийство Олега Гребешкова меня зацепило. Если бы его забили пьяные гопники или если бы его квартира была ограблена — все было бы понятно… Но из его квартиры, как выяснил Зудинцев в Калининском РУВД, ничего не пропало. Ничего! Там, правда, и не было ничего ценного, но в домашней библиотеке убитого находилось несколько редких книг да еще видеокамера… Камеру-то грабитель мог бы прихватить. Но не сделал этого.Из материалов дела следовало, что Олег Гребешков был человек неконфликтный, непьющий, врагов не имел. После развода с женой в девяносто первом году жил один… Те, кто знал Гребешкова, говорили: книжный червь. Питался одной архивной пылью.Так кто же, черт побери, вогнал две порции дроби в тихого сотрудника ФСБ?…? Бывшая женушка? Любовница? Троцкист?? Муж любовницы?Ерунда, все эти версии следственная служба ФСБ отработала. Если бы хоть что-то там было, они бы это раскрутили.Но они перелопатили все ближнее и дальнее окружение Гребешкова и ничего не нашли. НИ-ЧЕ-ГО.Впрочем, в ФСБ, скорее всего, не знают о существовании Троцкиста… Я понятия не имею, связан ли как-нибудь Троцкист с Гребешковым, но что-то мне тут не нравится. Пожалуй, я зря скрыл от Острецова историю со звонками Троцкиста.Сегодня же позвоню и поставлю Алексея Ивановича в известность.Я почти доехал до университета, когда запищал телефон.— Алло, — сказал я в трубу и сразу услышал возбужденный голос Каширина:— Шеф! Шеф, я был прав.— Что такое, Родион?— Я говорил, что среди знакомых Гребешкова обязательно найдется самоубийца?— Ну говорил… Что дальше?— Прошлым летом покончил с собой хороший знакомый Гребешкова.— Это точно? — спросил я.— Точнее некуда, Шеф. Вот тебе и ФСБ! Вот тебе и романы Бушкова.— Это еще ничего не значит, Родя, — возразил я.— Ага! Конечно. Комарницкий был преуспевающий бизнесмен, жил двумя этажами выше Гребешкова, а в июле прошлого года застрелился из охотничьего ружья…Это ничего не значит, Шеф?— … твою мать! — сказал я. — Ты где сейчас?— Сейчас я собираюсь нанести визит вдове Комарницкого.— Дождись меня, — сказал я. — Диктуй адрес, еду к тебе Я погнал машину на Гражданку. Я материл пробки, Родю, самоубийцу Комарницкого и ФСБ… Если они вычислили убийцу и вынесли ему приговор… Нет, нет, ерунда. Не может этого быть! Или может?Я нашел дом на проспекте Науки, в котором жил Олег Гребешков и бизнес — мен-самоубийца Комарницкий. Возле подъезда сидел на скамейке Родя и ел мороженое.— Ну что, — сказал Родя, — прав я был?— Не знаю, товарищ Родя-… Может, они даже знакомы не были, — ответил я, опускаясь рядом с ним на скамейку.— Хренушки! Еще и как знакомы — в шахматы каждую неделю играли.— Откуда информация?— Пошел по соседям. Может, думаю себе, зацеплю чего… И уже во второй квартире — бах! — мне одна бабуля и выкатывает: да что же это, говорит, за беда такая в нашем подъезде-то? В апреле Олега убили негодяи, в июне Савелий Григорьич помер, царствие ему небесное, а в июле Комарницкий застрелился.Я сразу: что да как? Ну Савелий Григоръич нас не интересует — дедуле было восемьдесят семь годков и помер он естественной смертью. А вот Стае Комарницкий был преуспевающий бизнесмен тридцати двух лет. Жил двумя этажами выше Гребешкова, занимал аж две квартиры.С Гребешковым был в хороших отношениях, по воскресеньям в шахматы они играли… А в июле прошлого года Комарницкий ни с того ни с сего вдруг забабахал себе в грудь из двух стволов. Нормальное кино, Шеф?— Очень даже… Ты с вдовой договорился о встрече?— Ждет.Мы поднялись на седьмой этаж. Из-за стальной двери квартиры Комарницких раздался собачий лай. Родя поежился, сказал:— Ох, не люблю я этих «друзей человека».Дверь распахнулась, в просторном холле нас встретили хозяйка и две кавказские овчарки. Милые такие собачки, мне по пояс ростом. Родя незаметно переместился мне за спину.Алла Комарницкая оказалась шикарной брюнеткой лет двадцати пяти. В ушках у нее поблескивали брюлики…— А вы тот самый Серегин? — спросила она.— Ага, — сказал Родя, — он тот самый.— А документики можно ваши увидеть?Мы с Родей вытащили «корочки». Комарницкая изучила их тщательно. Вообще, в этой дамочке чувствовалась уверенность и властность.— Ну-с, господа, — сказала она, — проходите… кофейком вас угостить?Мы прошли в кухню, которая явно была вдвое больше, чем обычные кухни в таких домах. Две милые собачки прошли вслед за нами, встали на пороге и принялись изучать нас «добрыми» глазами.— Что же вы хотите, господа журналисты, у меня узнать? — спросила Алла, наливая кофе. — Вам со сливками?— Нет, спасибо… Алла, скажите, пожалуйста, ваш муж был дружен с Олегом Гребешковым?— Дружен? Нет, скорее они были приятели. В шахматы играли по воскресеньям. Мой дурак почти всегда проигрывал.Здорово это она о безвременно покинувшем супруге: дурак… Чувствуется, что вдова скорбит. А кстати, вдова ли она?Вон колечко-то обручальное на правой руке носит.— Мы, — сказал я, — слышали о той трагедии, которая произошла с вашим мужем… Понимаю, что вам нелегко об этом говорить, но… какова причина самоубийства Стаса?— А вы спросите у него, — ответила Алла Комарницкая.Ответ меня, признаюсь, сразил… Да еще взгляд Аллы, который мало отличался от взгляда кавказцев.— Он не оставил записки? — спросил Родя.— Нет.— У него были финансовые проблемы?— Нет.— А со здоровьем?— Зачем вам это? — спросила она, доставая сигарету из пачки. Родион поднес ей зажигалку.— Странно, что здоровый молодой мужчина вдруг уходит из жизни.— Дурак, — сказала она и выпустила струйку дыма.— Он выстрелил себе в грудь?— Да. Зрелище было, доложу я вам… б-р-р! Гадость.— Это было… здесь?— Нет, на даче… Уехал посреди рабочего дня на дачу, никому ничего не сказал. Исчез! Нашли только через два дня.— Он стрелял из двустволки?— Да. Из двух стволов.— Пулями?— Нет. Дробью.Мы с Родей переглянулись.— А у него что — не было других патронов под рукой? — спросил я.— Да там ящик этих патронов! Три ружья и ящик патронов.— Странно… скажите, Алла…— Послушайте, — сказала она, — хватит. Хватит об этом. Меня уже допрашивали и в прокуратуре, и в ФСБ.— ФСБ проявляла интерес к самоубийству Стаса?— Да они всех тут достали! После того, как убили Олега, они тут круги нарезали, как кокер-спаниели. Десять человек, и все задают одни и те же дурацкие вопросы…А как увидели ружье на стене — вообще вцепились в Стаса!— Ружье Стаса вызвало их интерес?— А как же! Им же нужно убийцу найти… Если какого работягу грохнут — всем все по фигу. А тут ихнего замочили — ну они и забегали! Они это сраное ружье и облизали, и обнюхали.— Стаса подозревали в убийстве Олега?Алла раздавила сигарету в пепельнице.— Если бы не железное алиби, то… черт его знает…— Алиби?— Да, мы в день убийства Гребешкова были в Финляндии. Но они все равно изъяли наши загранпаспорта, вернули только через три дня.…Все стало ясно. Мы допили кофе и откланялись. Напоследок я спросил:— Кстати, Алла, нескромный вопрос…? Вы вышли замуж?— Да, — ответила она с вызовом. — Если вы хотите сказать, что я еще и башмаков не истоптала…— Ну что вы, Алла?! Мы не имеем никакого морального права…Зарычали собаки. Комарницкая ухмыльнулась.
***
Когда мы вышли на улицу, Родя сказал:— Сдается мне, что эта тетенька помогла своему муженьку на тот свет отправиться.— Уймись, Родя. Еще пять минут назад ты был уверен, что Комарницкого застрелили комитетчики.— Я же не знал, что у него алиби…? Давай по мороженому съедим? Угощаю!
***
Потом я все-таки рванул в университет. В деканате исторического факультета я быстро нашел профессора Немчинова, у которого учился студент Гребешков.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5