Несколько раз видели, как он слезы отирал. А схоронить ее приказал в склепе только тогда, когда смрад был столь сильный, что уже выдержать было неможно».
Чрезвычайно выразительный анекдот о чувствительном сердце Фридриха. Главным образом потому, что время его совпадает со временем первого раздела Польши.
29 мая в жизни князя Станислава происходит важное событие. В этот день в шесть часов утра в отель прибывает эстафета из Варшавы, извещающая о смерти великого литовского подскарбия Бжостовского и о назначении на этот высокий пост князя.
Свое назначение новый министр отметил в кругу близких. В этот день у него обедает Филипп Нерий Олизар, литовский подчаший, который остановился в Берлине, возвращаясь из путешествия по Англии и Франции. Во время обеда является с поздравительным визитом камергер Агасфер Генрик Лендорфф, шляхтич из Вармии, ближайший сосед и приятель епископа Красицкого. Разговор за столом идет об устройстве Немецкого банка и системе государственных монополий. Свежеиспеченный подскарбий решительно высказывается против монополий, считая их пагубными для граждан.
31 мая наступает последнее прощание с Берлином. Князь Станислав со своей свитой выезжает в Рейнсберг, чтобы засвидетельствовать почтение постоянно проживающему там брату Фридриха II – Генриху Прусскому. Это тот самый старый, уже впавший в детство принц Генрих, который после раздела Польши домогался, чтобы Екатерина II выдала ему письменное свидетельство, что это он, а не кто-либо иной был истинным автором идеи раздела.
Но в XVIII веке подобные мелочи не влияют на светские отношения между высокопоставленными особами. Польский инфант с большим одобрением отзывается о кратком пребывании в Рейнсберге. Живет и столуется он во дворце принца. Хозяин катает его на «боте» по озеру. Вечером в честь гостей устраивается представление оперы «Ревнивый любовник», в котором «больше любители и домашние слуги как комедианты роли представляли и хорошо играли».
Из Рейнсберга путешественники отправляются в Магдебург, Брауншвейг, Ганновер. В каждом крупном пункте они останавливаются, чтобы осмотреть повозки и сменить лошадей. Военные гарнизоны выставляют перед местопребыванием польского министра почетный караул. Князь Станислав знакомится с новыми людьми и с местными достопримечательностями.
15 июня польские путешественники добираются до горы Гарц, важнейшего рудного района центральной Германии. Здесь добывают серебро, железо, медь и свинец. В Клаустале князю представляется майор барон фон Реден, берггауптман, то есть управляющий всеми королевскими рудниками. Вероятно, это тот самый Реден, который в 1781 году провел несколько месяцев в Польшей представил прусскому королю подробный рапорт о состоянии польского рудного дела. Редену приказано сопровождать князя на территории Гарца и давать ему объяснения по всем вопросам, касающимся горной промышленности. Князь Станислав ревностно пользуется этим. Он посещает разработки серебра и меди, гуты и «плавильни», спускается под землю, «в шахты под названием Каролина и Доротея». Пытается усвоить сложный «учет прибылей, которые король получает с держателей акций». Последнее не очень ему удается. «Королевские доходы управители в величайшем секрете держат, дабы акционеры о них не дознались. А когда который недовольство выкажет, то такое ему покажут, что до толку не дойдет».
Из Клаусталя князь направляет экипажи прямо на Остероде в Саксонии, сам же отправляется верхом прямым путем через горы. Сопровождает его Реден («человек весьма ученый и учтивый»). Во время этой поездки беседуют они об очень важных делах. Князь думает о том, как ему наладить свои чудесные шахты на Сандомирщине, заброшенные со шведских войн, и старается для этой цели заполучить иностранных специалистов. Реден, великолепно разбирающийся в польском рудном деле, видимо считает, что игра стоит свеч, поскольку предлагает князю в главные инженеры своего шурина. Но речь идет не только о сандомирских рудниках. Князь обсуждает с берггауптманом более широкие проекты, в масштабе всей страны, – он собирается создать не совсем ясный «союз рудников», кто знает, уж не международный ли синдикат?
Несмотря на столь важные и захватывающие занятия, князь Станислав не отказывается и от интересных развлечений.
В Клаустале он принимает участие в торжественном состязании в стрельбе, являющемся местной традицией, и очень радуется результатам. «Пострелял и я, и дважды повезло – неплохо попал. Из штуцера без опоры на 350 шагов». В Дессау наносит визит филантропической академии и беседует с учащейся молодежью. Уделяет много внимания и обществу людей ученых, добропорядочных и состоятельных, «кои основали книготорговлю для поддержки авторов, пишущих под титулом „Buchhandlund der Gelehrten“, и по подписке печатают такие труды, на издание коих книгоиздатель либо вовсе бы не решился, либо старался бы содрать с автора шкуру…»
В Эйленбурге князь интересуется женскими туалетами. «Видал тут наряд некой женщины из стеклянного жемчуга с голубиное яйцо. У других же, по местной моде, маленькие меховые манжетки, как рыбьи жабры».
В Галле у натуралиста профессора Форстера рассматривает «гравюру на меди быка с мыса Доброй Надежды, с зубром схожего, в коем роде животных профессор утверждал, что, кроме Польши, обретаются в Молдавии и зовутся там „цимбер“. Говорил также, что еще в конце прошлого века обретался в литовских лесах род зверя, туром называемого, и одну пойманную того рода корову матери нынешнего прусского короля привезли».
В Дюрренберге князь посещает «прославленную в мире фабрику-солеварню». Соль отсюда идет во всю Саксонию. «Курфюрст получает на соли доходу до 500 000 талеров. На фабрику он смотрит прежде всего как на доходное предприятие и хочет, чтобы соль покупателю доставляемая была елико можно дешевле. Иной раз той плохо просушенной соли убывает до половины бочки. И когда подданные, принужденные брать ту соль, жалуются, то является инквизиция и назначает штраф, но только в пользу короля, так что никто и не жалуется».
В Лейпциге князь останавливается на несколько дней. Все это время он посвящает вопросам культуры. Встречается с художниками и скульпторами, ходит по антикварным лавкам. Посещает и польский институт Яблоновского, секретарь которого Клодий издает «Журнал поэзии и изящных искусств». В итальянской опере смотрит «Севильского цирюльника», в котором выступила актриса «довольно приятная, по имени мадемуазель Сопорити». Преподающий в Лейпциге профессор Леске, сын новодворского пастора, сердечно принимает покровителя диссидентов и показывает ему свой кабинет натуральной истории. Художник Эйзер показывает ему академию, где тридцать молодых людей учатся рисованию. Кроме того, князь несколько раз посещает дом резчика Баузе, дабы с удовольствием слушать игру на гармонии его «весьма прелестной дочери». Из достопримечательностей, не связанных с искусством, князя больше всего интересует школа для глухонемых, возглавляемая профессором Генике. «Выговор этих людей весьма несовершенен, но по лицу видно, сколь радости и перемены вызывает в них обретение ими чувств утраченных… Те, коих Генике берет, пребывают в совершенной глупости и, когда он начинает с ними операции свои, не могут никак уразуметь машины, которую он употребляет для правильного устройства рта для выговора. А поелику секрет его от самых азов зависит, то никто хлеб у него отбить не может. Ныне учит он сына, который мог бы его сменить в обучении».
Перед тем как покинуть Лейпциг, князь взял большую сумму у своих банкиров Края и Фрея и приобрел несколько ценных произведений искусства: у художника Эйзера – «большую картину Ван Дейка, чудесного Рембрандта и еще несколько других картин и много редких рисунков», у гравера Баузе, отца прелестной мастерицы играть на гармонии, – ценный рисунок Рейнольдса.
В дальнейшем путешествии по Саксонии князь Станислав остановился на однодневный привал в Эльстерверде. В охотничьем замке, окруженном со всех сторон лесами, гостей чествуют обедом хозяева резиденции: дядя царствующего курфюрста герцог Карл Саксонский со своей супругой, по происхождению полькой. Этот краткий визит, которому в «Журнале» уделяется всего несколько скупых строк, можно смело считать самым драматическим эпизодом всего путешествия. В уже стареющей, разочарованной герцогской чете из Эльстерверда нетрудно узнать героев громкого исторического романа минувшей эпохи. Рослый угрюмый человек, с гордостью демонстрирующий гостю экземпляры своего зверинца, – это Карл, герцог Курляндский, сын умершего польского короля Августа III Саксонского, некогда выдвигаемый Барской конфедерацией на трон Речи Посполитой. Сорокалетняя герцогиня, старающаяся быть учтивой с Понятовским, – это честолюбивая Францишка Красинская, которая вышла замуж за саксонского принца, чтобы стать со временем польской королевой. В небольшом охотничьем замке Эльстерверд встретились Польша саксонская и Польша Станиславская. Легко себе представить атмосферу этой встречи. Для политических банкротов из Эльстерверда один вид молодого Телка должен был провоцировать вспышку каких угодно чувств.
Вряд ли есть что забавнее чтения старых записок. Уже на следующей странице «Журнала» эльстервердский эпизод находит поразительное историческое завершение. По приезде в Дрезден князь Станислав заносит в «Журнал» следующее: «Побывал у мадам Габленц (гофмейстерина двора), которая показала мне дочь курфюрста, с матерью схожую». Как легко догадаться, речь идет о недавно родившейся дочери курфюрста Фридриха-Августа IV, инфанте Марии-Непомуцене-Августе. Автор «Журнала» искренне бы рассмеялся, если бы ему тогда сказали, что эта маленькая герцогиня отомстит Понятовским за все неудачи своего двоюродного деда Карла из Эльстерверда. Спустя семь лет варшавский сейм, названный Революционным, или Великим, сделал эту маленькую курфюрстину наследницей польского престола – назло Понятовским и в первую очередь самому автору «Журнала»
Описание пребывания князя Станислава в Дрездене занимает в «Журнале» много места. Столица Саксонии еще живет воспоминаниями о существовавшей несколько десятилетий личной унии с Польшей. Польского князя принимают тут с особым почетом. Курфюрст ежедневно приглашает его к обеду. Театры дают в его честь торжественные представления. Со всех сторон устремляются к Понятовскому люди, с благодарностью вспоминающие Польшу. Директор Дрезденской академии художник Джанбатиста Казакова, брат которого, Джиакомо, нашел такой сердечный прием при варшавском дворе, не отступает от польского гостя ни на шаг и засыпает его сведениями об артистической жизни Дрездена. По фазаньему заповеднику князя водит управляющий Франц, который служил некогда в Белостоке у дяди покойного гетмана Клеменса Браницкого…
Являются к князю и представители польской колонии в Дрездене. Наносит визит князю человек трагической судьбы – Петр Потоцкий, некогда маршал Барской конфедерации. «Был он в московском плену, оттуда освободился, когда все смуты в стране утихли, приказал написать на дверях дома, который он снял: „Silent arma“, теперь же, как говорят, занимается алхимией». Приходят и другие люди. Не все визиты носят бескорыстный характер. Автор «Журнала» отнюдь этого не скрывает: «Был у меня человек, молодой, поляк родом, по имени Новацкий. Учится художеству. Мало проблесков являет. По-польски совсем не умеет. Показал мне свои работы. Взял у него несколько рисунков, дабы поощрить его и дать ему вспомоществование».
Во время пребывания в Дрездене князь Станислав посещает и близлежащую крепость Кенигштейн. Толщина стен этой фортеции должным образом оценена владельцем огромного состояния на Украине, который находит ее «отменной для сохранения картин и драгоценностей». Пользуясь случаем, он запечатлевает для нас мало известную деталь, очень характерную для нравов той поры: «Находится там еще под арестом секретарь министра графа Брюля, по имени Минцель. Он выдал секрет прусскому королю, потому-то король столь неожиданно и быстро вошел в Саксонию. И голову бы ему отрубили, кабы защитник его не доказал, что измену эту он учинил, не имея годами платы».
Из Дрездена польская делегация направляется в саксонский промышленный район Гернгут. Здесь он должен уладить с финансистами одну из самых важных миссий, порученных в Варшаве, – заполучить кредиты для тизенгаузовских мануфактур. Но с первого взгляда видно, что князь Станислав не расположен к этому делу. Всю затею Тизенгауза он расценивает как бессмысленную блажь, открыто подтрунивает над опальным фаворитом, который «истратил миллионы на домища о шести этажах да на город с высокими стенами, в коем фабрикам и фабрикантам помещаться». Он считает, что еще хорошо, что «из всей этой блажи одни стены получились», и отнюдь не скрывает, что гернгутская миссия задумана вопреки его воле, что едет он туда по приказу короля. При таком настроении главы делегации трудная финансово-экономическая миссия и не могла закончиться успешно. И в самом деле, она потерпела полное фиаско. Правда, потом князь оправдывался тем, что пускался во все переговоры, что нашел людей подходящих и достойных уважения, но они сказали, что «еще не располагают достаточными данными, чтобы взяться за столь серьезное предприятие. И пришлось все дело отложить».
Известие об отказе в кредитах пришло в Польшу в августе 1784 года. Спустя несколько месяцев бывший надворный литовский подскарбий скончался. Известие из саксонского города Гернгут было, надо думать, последним гвоздем в крышку гроба этого несчастного человека.
Королевский племянник, обычно такой обстоятельный и исполнительный, отнесся к делу с кредитами для Тизенгауза с вероломным легкомыслием. Доказательством этому было хотя бы то, что об этом улаженном – а вернее, так и неулаженном – деле мы узнаем только из написанных много лет спустя воспоминаний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25