https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/white/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Стараясь несколько смягчить комичное впечатление, производимое таким трусливым бегством, евангелие указывает, что Христос пошел на этот шаг не по собственной воле, а по наитию свыше: святой дух вмешался и на сей раз. Так удачно объяснить это обстоятельство сумел не кто иной, как святой Лука (глава 4, стих 14).
Итак, поскольку в то время наш странник крестил на границах Идумеи и решил направить свои стопы в Галилею, ему надо было пересечь всю Иудею, а затем Самарию.
Апостол Иоанн взял на себя труд поведать нам об этом путешествии.
Около полудня — до чего же точен Иоанн в своих воспоминаниях — Иисус пересек границу между Самарией и Иудеей. Подумать только, Иоанн писал свое евангелие девяностолетним старцем. Какая удивительная память! И вот слева от дороги показался самарийский город Сихарь, окруженный садами и пастбищами. Однако, утомленный ходьбой, Иисус не пошел в город. Он остановился у колодца, как раз в том месте, где начиналась долина, в которой лежал городок.
Ученики же его направились к Сихарю, ибо провизия у них была на исходе, и им пришлось подумать о том, чтобы где-то раздобыть себе пропитание. Оставшись один, Иисус уселся на скамью под навесом (на Востоке колодцы обычно укрыты навесом и имеют скамьи). Он стал размышлять, из чего бы ему напиться: ведра поблизости не было, на вороте висела только веревка. Люди, приходившие за водой, приносили свой собственный кувшин, привязывали его за веревку, набирали воду и уносили кувшин домой.
Иисус изнывал от жажды, и ему оставался единственный способ утолить ее — пососать пропитанную водой веревку. Он уже готов был это сделать, как вдруг увидел на дороге женщину с кувшином на плече. Это была самарянка — молодая, стройная и красивая.
«Как нельзя кстати», — подумал про себя наш бродяга и стал ждать ее приближения.
Тут ему пришла в голову мысль, что вид незнакомого мужчины может испугать сихарскую красавицу, и она, чего доброго, повернет обратно. В самом деле, восточные женщины на редкость застенчивы и пугливы. Обычно они не ходят за водой вот так, среди бела дня. Зная, что мужчины — народ предприимчивый, они идут к колодцу не иначе как целой гурьбой и притом под вечер. Между тем эта женщина шла совершенно одна и нисколько не испугалась даже тогда, когда заметила, что у колодца на скамейке развалился здоровенный детина. Ясно, что она была не слишком добродетельна, — сомнений тут быть не могло. Женщина привязала свой кувшин к веревке, опустила его в колодец и зачерпнула воды.
— Дай мне пить! — с места в карьер выпалил Иисус. Самарянка взглянула на незнакомца. Видимо, учтивость не составляла главного его достоинства. По его выговору и по одежде красотка поняла, что имеет дело с иудеем.
— Странно, — ответила она не без иронии, — как ты, будучи иудеем, просишь пить у меня, самарянки?
А надобно знать, что между самарянами и иудеями существовала глухая неприязнь. Гордые сыны Иудеи считали своих соседей из земли Самарийской недостойными существами.
Однако Иисус был не склонен проявлять высокомерие: ему слишком хотелось пить. Но вот странная штука: этот ловкий фокусник, сумевший на свадьбе в Кане сделать вино, здесь, в Сихаре, оказался не в состоянии сделать себе воду.
Бедняга изнывал от жажды, и, чтобы получить несколько капель влаги, в которой так нуждалась его пересохшая глотка, он решил пококетничать с самарянкой.
— О! — воскликнул он в ответ. — Есть вода и вода. Как известно, вещь вещи рознь. Я прошу у тебя пить, а ты мне отказываешь. Если бы ты знала, кто к тебе обращается, ты бы не отказала, а сама просила бы у меня воду живую.
— Да ты смеешься надо мной! — сказала самарянка. — Как, интересно, ты ее почерпнешь? Ведь колодец глубокий, а у тебя нет ни ведра, ни кувшина.
Неужто ты можешь перехитрить отца нашего Иакова, который дал нам этот колодец и сам из него пил, и дети его, и скот?
С этими словами красотка, в глубине души существо очень доброе, набрала кувшин воды, поднесла его Иисусу, и тот напился.
— Послушай, — снова начал он, — вода из этого колодца ничуть не утоляет жажды, а вода, о которой я говорю, избавляет от нее навсегда. Если ты напьешься из моего источника, то уже вовек не попросишь пить. «Ну и забавник», — подумала самарянка и произнесла вслух:
— За это время ты уж мог бы напоить меня своей водой, чтобы я никогда больше не хотела пить. Иисус хитро подмигнул:
— Сходи за своим мужем и приведи его сюда, я охотно с ним познакомлюсь. Самарянка разразилась хохотом.
— Но у меня нет мужа, — сказала она.
— Кому ты это рассказываешь? У тебя нет мужа? Да ты счет им потеряла! У тебя был один, другой, третий, четвертый, пятый — целая куча! И тот, которого сейчас имеешь, не муж тебе. Уж я-то, матушка, знаю!
Женщина пристально посмотрела в лицо Иисусу и воскликнула:
— Ей-богу, ты меня просто сразил! Ты обо всем догадался с первого взгляда!..
Может быть, ты колдун? Значит, мне верно говорили, что иерусалимским книжникам все известно… Теперь-то мне ясно, что ты иерусалимский книжник…
А по твоей неприглядной одежде этого не скажешь. Впрочем, возможно, ваши ученые всегда ходят в лохмотьях… Смотри, однако, как легко можно столковаться… Оба наших народа разделяет сущий пустяк: наши отцы молились богу вот на этой горе, а ты говоришь, что место, где должно поклоняться, находится в Иерусалиме…
Иисус привлек к себе самарянку.
— Поверь мне, — сказал он ей, — наступает время, когда и не на сей горе, и не в Иерусалиме будете поклоняться отцу. Тот, кому вы станете поклоняться, душечка, будет мессией, Христом.
— Верно, верно, так говорили в храме, что должен явиться какой-то мессия и что он нас кое-чему поучит. Где же он, этот мессия?
— Да это я и есть!
— Вот так, так!..
— Уверяю тебя, можешь поверить мне на слово.
Самарянка, как и все женщины легкого поведения, была очень набожна. Ей ничего другого не надо было, только бы кому-нибудь поклоняться. Она бросилась к ногам нашего бродяги и стала целовать ему руки. Иисус радовался своему успеху.
Вдруг появились ученики.
«Вот, черт, — выругался про себя Иисус, — принесла же их нелегкая как раз в тот момент, когда красотка разнежилась».
Самарянка, смутившись, что ее застали целующей руки мужчине, быстро вскочила и убежала прочь, оставив свой кувшин.
Жители Сихаря, встретив ее на дороге в таком замешательстве, стали спрашивать:
— Что с тобой стряслось? Куда ты так несешься? Да на тебе лица нет!
— Еще бы! — отвечала женщина. — Я встретила человека, которого никогда раньше не видела, и оказалось, что он все про меня знает. Он сказал, что он Христос. А вдруг это правда?
Жители Сихаря, разумеется, сразу же направились к колодцу, где находился странный субъект, о котором им только что рассказала женщина.
Наш герой, увидев себя в центре всеобщего внимания, не преминул тут же пустить пыль в глаза: когда друзья предложили ему поесть, говоря: «Кушай, учитель», он громко, так, чтобы все слышали, ответил:
— Напрасно, друзья мои, вы предлагаете мне еду. Спасибо вам, но у меня есть пища, которой вы не знаете. Удивленные ученики говорили между собою:
— Вероятно, кто-то уже накормил его, не иначе как та женщина, с которой мы его застали.
«Однако Иисус вовсе не имел в виду пищу телесную, — замечает один богослов. — Он очень радовался тому, что заронил искру своей божественной любви в душу самарянки, сердце его насытилось этим, и поэтому он забыл о всяком другом голоде».
Вот почему Иисус сказал:
— Моя пища есть творить волею пославшего меня и совершать дело его.
Жители Сихаря подумали: «Если он рассчитывает на эту курочку, то его просто жаль».
Иисус продолжал, обращаясь к своим товарищам:
— Возведите очи ваши и будьте так любезны взглянуть на ваши нивы. Вы говорите, что время жатвы наступит через четыре месяца. А я утверждаю вот что: нивы уже побелели и поспели к жатве. И я добавлю: часто бывает, что один сеет, а другой жнет. А между тем и тот и другой довольны. Поймите правильно мой намек: я послал вас жать необходимое для пропитания, и пока вы были далеко, сюда явилась женщина, которую я сжал.
Пока Иисус балагурил в таком духе, его обступили любопытные. Многие, в восторге от того, что им довелось услышать сына божьего, пригласили его остаться в их городе, и он два дня пробыл там.
Самарянка, встретившая Иисуса у колодца, всем рассказала о своем новом знакомом, который, по ее словам, был просто очарователен.
Жители Сихаря отвечали самарянке:
— То, что он тебя удивил, это вполне возможно, он и нам порассказал всякую всячину. Послушав его, мы уверовали, что он на самом деле Христос и что он будет спасителем мира.
Так, по крайней мере, говорится в евангелии. Поскольку сам я при сем не присутствовал, я не могу дать гарантии, что сихаряне произнесли именно такие слова. Но я и не отрицаю этого, отнюдь нет. Я лишь констатирую и обращаю ваше внимание на то, что даже в евангелии мы не находим ни одного сколько-нибудь убедительного признака обращения целого города.
Жители Сихаря объявили, что Иисус является Христом и что он спасет мир. Однако ни один из них не присоединился к небольшому эскорту Иисуса. Так что в общем это обращение носило довольно платонический характер.
Таким было первое явление Христа своим соотечественникам (Иоанн, глава 4, стихи 1 — 42).
Начал он с того, что сотворил чудо в угоду пьяной компании. В Иерусалиме он впервые прославился, по сути дела, как скандалист. А когда он решил наконец открыться людям, то прежде всего покорил сердце недостойной женщины.
Ибо все комментаторы сходятся на том, что самарянка, встретившаяся Христу у колодца, была потаскушкой.

Глава 24. ПЕРВОЕ ФИАСКО.
Услышав это, все в синагоге исполнились ярости. И, встав, выгнали его вон из города, и провели на вершину горы, на которой город их был построен, чтобы свергнуть его; но он, пройдя посреди них, удалился.
Лука, глава 4, стихи 28-30.
Закончив свои пропагандистские выступления в Самарии, Иисус возвратился в Галилею и направился в Назарет.
Насмешки, которыми его встречали назаретяне после событий в Кане, не давали Иисусу покоя, но он не отчаивался и мечтал когда-нибудь удивить земляков, знавших его простым плотником. Слух о скандале в Иерусалиме, думал он, должен дойти и до Назарета. Если по дороге ему удастся еще чем-нибудь упрочить свою славу, то в своем скромном городке его ждет настоящий триумф.
Ради этой цели он повсюду, где только представлялся случай, выдавал себя за ученого, весьма сведущего во всех богословских вопросах.
Его принимали в синагогах и просили выступить с проповедями. Предоставляю читателю судить о том, насколько охотно наш миром помазанный сын голубя давал свое согласие и ловко ли работал он языком.
Первый попавшийся стих из Библии служил ему темой для бесконечных словоизлияний.
Заметьте, что, хотя Иисус и не получил образования, он с полным правом называл себя доктором богословия. То, что являлось бы незаконным со стороны другого, с его стороны выглядело совершенно естественно: ведь он был сыном голубя и был семи пядей во лбу и чушь, которая могла сорваться у него с языка, являлась пророчеством, поскольку она исходила от божественного существа. Только голубь, его отец и компаньон по святой троице, нес ответственность за его речи; они были внушены голубем, и в случае какой-либо промашки вина, разумеется, пала бы все на того же голубя. Итак, Иисус продолжал делать свое дело, не опасаясь критики. Придя в одно селение, он прежде всего поспешил в синагогу, где как раз шла служба.
В то время все синагоги строились на один манер. Они отличались друг от друга лишь богатствами и размерами — соответственно значению города. Все они представляли собой длинный зал, расположенный между двумя портиками, в конце которого находилось святилище. В синагогах не было ни икон, ни алтаря, но зато стоял деревянный сундук, где под покрывалом хранились «священные» книги Израиля. Этот предмет меблировки, по форме напоминавший ящик, в котором сидел бог во время ночного разговора с юношей Самуилом, занимал в синагоге почетное место.
Самой же высокочтимой частью синагоги было святилище. Именно там находились сиденья, на коих покоились почтенные зады книжников и фарисеев; там же были места, предназначенные для наиболее состоятельных верующих, ибо толстосумы во все времена пользовались особым уважением церковников, а святая мошна была и есть для них святейшее из святых. Посредине синагоги находилось возвышение, своего рода эстрада. С нее раввин читал «священные» книги и наставлял верующих.
Что же касается паствы, то ей предоставлялось устраиваться в нефе, разделенном барьером на две части — одна для мужчин, другая для женщин. Перед ковчегом со «священными» книгами день и ночь горел неугасимый светильник.
Крыша синагоги должна была возвышаться над всеми окружающими домами, а если не крыша, то хотя бы высокий шпиль, отдаленно напоминающий колокольни современных церквей или минареты мусульманских мечетей.
На колоннах у входа висели кружки для сбора пожертвований, всегда готовые поглотить приношения доверчивых простаков.
Как видите, основатели христианской религии скопировали все изобретения иудаизма до мельчайших подробностей.
Во главе каждой синагоги стояли раввин и совет старейшин (их называли пастырями). Этот синклит руководил всеми религиозными отправлениями, судил, рядил, карал и даже изгонял из общины смельчаков, не принимавших всерьез весь этот святой балаган. В крайних же случаях, когда дерзость богохульника переходила в святотатство, совет пастырей мог заковать провинившегося в цепи и отправить в синедрион, высший духовный совет Иерусалима.
Главную роль в синагогальном совете играл персонаж, носивший не лишенное приятности имя, — его называли ангелом. Чаще всего это был какой-нибудь согбенный старик, беззубый, слюнявый, сморщенный, как гриб, и лысый, как страусиное яйцо. Тем не менее его величали ангелом, хотя вследствие этого у верующих могло возникнуть не слишком высокое мнение о небожителях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56


А-П

П-Я