https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/elektricheskiye/s-termoregulyatorom/
Пошла моя подруня на место сборов и лахудре космы проредила. «Иди, — говорит, — забирай своего военнообязанного вместе с тумбочкой!»
Дома начала Борискины вещи собирать, чтобы выставить за дверь, а тут его привозят в три погибели сложенного. В тумбочке под замком Бориску радикулит разбил. Заколодило поясницу — не вздохнуть не пискнуть. Но моя подруня молодец. Везите, говорит, его к той военно-полевой сучке, мне на него начхать. Но, оказывается, к той прости-господи Бориску уже возили. Инвалид ей даром не нужен. Дружки-товарищи оттартали Бориску на дачу. Благо время летнее. На даче Бориска нашел способ мокрецом лечиться. Два дня поприкладывал, и как рукой на всю жизнь сняло. Приходит через неделю домой. «Прости, — упал передо мной на колени, — больше не буду». А я ему: «Вот тебе Бог, а вот — порог!» И…
— Стойте! Погодите! — перебила женщина с фиолетовой прической. — При чем здесь вы, если он муж подруги…
Но тут ее вызвали к врачу, она так и не узнала, чей все-таки муж проходил военную переподготовку в тумбочке.
КОГДА БОРЗОМЕТР ЗАШКАЛИВАЕТ
Живот у Надежды пер на лоб не по дням, а на глазах: седьмой месяц — не седьмой день, и Вадик, она была уверена — именно Вадик, долбал ножками, будто это не мама, а дискотека, и он первый шоузаводила. Или дверь входная-выходная, а его любопытство разбирает: откройте, что у вас там хорошего? И вдруг обрезало ударный интерес. Затих, как и не стучал. Надежда извелась вся, вдруг передавилось-перекрутилось что-нибудь… К врачу тряслась пойти — возьмет и вляпает приговор беременности.
Когда трусливо гадала: идти или погодить? — свалились на нее неожиданные деньги — тысяча рублей, родное предприятие давний долг отдало. Надежда отбросила сомнения и пошла на толчок. Пеленки-одежонки Вадику приобрести. В наши времена не до поверья: до рождения ребенка детское не смей покупать. В наши времена, коли деньги появились — не крути носом по приметам, а хватай что надо. Как говорится, не откладывай на завтра, что можешь отоварить сегодня!
Идет Надежда по толчку, а к ней подруливает Люська-Угорелая.
— Женщина, — просит Люська, — помогите сыграть.
Люська-Угорелая в тот день «низом шла», то бишь залавливала простофиль на беспроигрышную для Люськиной компании игру.
Игра элементарная до безобразия. Команда человек восемь-девять: двое секут за милицией, один «верхом идет», для лопухов — это независимый ведущий кассы, трое под случайных игроков косят, кто-то рисуется в качестве зрителей. Лоху подсовывается заманишка: помоги, дорогой, кубики бросить. Только и всего. За что получаешь бесплатный жетон на игру.
Он, простодыра, рад без ума, счастья полные шаровары, как же: все за деньги судьбу пытают, а он на сверхльготных условиях. Нет бы прикинуть дурьей башке, что на базаре, чем бесплатнее начало, тем накладнее конец. Куда там подумать.
И конечно, у довольного дармовщинкой выпадает выигрышный номер.
— Ура! — кричит он от счастья.
Но и у соперника аналогичные цифры.
На что ведущая начинает заливать: такое совпадение бывает раз в сто лет, правилами предусмотрен приз в две тысячи рублей тому из двух везунчиков, кто перебьет другого: бросит на кон больше денег.
Ежу понятно, даже если и перебьешь, две тысячи не получишь, не для твоего кармана люди работают. Ежу-то понятно, а лопух он и есть лопух. Лох, по современному.
Люська-Угорелая сама восемь месяцев назад влетела на 500 рублей. Закончила она ПТУ на швею-мотористку, а работы нет, ну и подпирала в подъездах стенки с утра до вечера. Потом бабушка пожалела внучку — на пуховик деньги дала. Только не дошла Люська до него, развели по дороге. В пять минут обработали. Она думала пуховик в дубленку обратить, а осталась в старой курточке.
Проревела ночь и снова пошла на толчок: может, думала, вернут деньги. Посмеялись над ее простотой ребята и позвали к себе работать. У Люськи хорошо пошло. Быстро пуховик спроворила. Не зря в доме творчества три года в драмстудии занималась.
Надежде «выпало» бодаться с Люськой за приз. Ну и загорелись глазки: две тысячи! — как раз комбинезон и коляска для Вадика.
Она потом сама не могла сообразить, как на нее чумовой азарт накатил: швыряла Верке-Катастрофе — ведущей — сто, триста, пятьсот рублей. Не на шутку разыгралась.
А Люська-Угорелая добавляет масла в азартный огонь: рисанулась, что у нее деньги кончились.
Надежда на седьмом небе — выиграла комбинезон с коляской. Люська в картинные слезы.
«По правилам игры, — говорит ей Верка-Катастрофа, — вам дается минута на поиск необходимой суммы».
Люська в слезах обращается к публике: граждане-товарищи, помогите выиграть две тысячи! Никто не хочет пособить ближнему.
Надежда молится про себя: «Не помогайте!»
Люська продолжает упрашивать окружающих: помогите — поделюсь.
А драматическая минута заканчивается. За секунду до истечения контрольного времени один парнишка (конечно, подставка) бьет шапкой о земь: вхожу в долю! Надежда в запале швыряет двести, триста рублей, и вдруг сунулась в кошелек, а там только номерок к зубному.
— Отдайте мои деньги! — враз прояснилось в голове. — Милиция!
Ага, держи кошелек шире — разбегутся отдавать.
Они и разбежались — в разные стороны. Надежда осталась с одним животом.
Купила, называется, Вадику пеленки-распашонки.
Люська-Угорелая и Верка-Катастрофа сиганули в дырку в заборе, был у них там затишок на чрезвычайный случай.
— А ведь грех, — закуривая, сказала Люська, — бабу беременную кинули.
— Ты че такая-то? Сама ее приволокла? — резонно заметила Верка. — Волокла бы мужика беременного…
— Мужиков доить ладно, а бабу с пузом — грех. Она ведь толком не соображает…
— Бог простит…
— Давай вернем деньги, — предложила Люська.
— Ты че, больная? Корявый нас пришибет за косарь. Он за стольник удавится. И так у него борзометр зашкаливать стал! Готов вообще нам не платить! Гад!
— Грех ведь, — не унималась Люська. — Давай отдадим.
— А, давай! — вдруг согласилась Верка. — Идет он в энное место! Придурок! Пусть побесится!
«Вот сволота! — бредя куда глаза глядят по толчку, вытирала слезы Надежда. — Сучки!»
Легкие на помине девки-игруньи выросли перед ней.
— Э, тетя, — начала Люська, — извини, коряво вышло! Возьми деньги…
— Какая я тебе тетя?! — как бык на красное, взревела Надежда. — Тоже мне телочки нещупаные! Сучки продажные!
— Да ладно, че ты! — Верка протянула деньги. — На, рожать пригодятся…
— Чтоб у вас родилки поотсыхали! — как в бреду оттолкнула деньги Надежда. — Чтоб их СПИД сожрал! Чтоб ваши морды покорежило! Чтоб вам…
Последнее проклятие девки-игруньи не услышали, они заметили милицейскую голову и резво нырнули в толпу.
Надежде ничего не оставалось, как развернуть живот к выходу.
«Вот дура! — ругала себя на остановке. — Че деньги-то не взяла? Ведь от Вадика оторвала».
И вдруг обмерло сердце: Вадик, молчавший который день, гвозданул ножкой — раз, да другой, да третий.
У Надежды потемнело в глазах от счастья: сын по-мужски одобрил ее действия. Молодец, дескать, мамка! Молодец! Так их, сучек! Пусть подавятся!..
НУДИСТ ПОНЕВОЛЕ
приключенческий рассказ
Снилось Семену Петровичу утро в аду. Черти в шортах, жвачку жуют, матерятся. У одного дебильник на шее, провода из волосатых ушей торчат. Он паралитично дергается в такт музыке и кочегарит огонь под чаном со смолой. Второй, в темных очках, рубил дрова, декламируя при этом: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» Черти были с похмелья, злые…
Не через щелочку смотрел Семен Петрович невеселую картинку. Трое чертей, громко чавкая жвачкой, связали его по рукам и ногам и начали смолить бедолагу, словно он лодка-плоскодонка. Один щедро поливал спину Семена Петровича из черпака, двое швабрами растирали липучую смолу. А она с огня… Больно живому телу.
— Больно! — Семен Петрович кричит.
— Терпи, через пень твою в колоду! — черти ругаются. — Терпи, грешник твою по башке.
Да нет никакого терпежу, печет…
С этим Семен Петрович вынырнул из адского сна, но легче не стало. Без восторга обнаружил себя лежащим на пустынном берегу. Ау! Где я? Песок раскаленный вокруг, Иртыш в десяти шагах. Спина, ноги и то, что располагается ниже спины и выше ног — болят от перезагара. Голова трещит. Ей бы пивной поток вовнутрь принять, а на нее солнечный извне льется спасу нет. Семен Петрович вскочил на ноги и с ужасом обнаружил себя в нудистском виде. Часы на руке, очки на носу, а дальше только природой данные члены тела. То бишь — в чем мама родила.
А родила сорок пять лет назад, поздновато нагишом загорать. Семен Петрович поспешно прикрылся руками, воровато огляделся: теплоход вдали, чайка вблизи, и ни клочка одежды по всему берегу. Задачка с неизвестно где потерянными трусами. Семен Петрович с тоской посмотрел на противоположный берег и начал догадываться о местоположении нижнего белья и верхних штанов.
Вчера друзья соблазнили на рыбалку. Поехали, дескать, развеемся. И не на вонючем автобусе, на экологически чистом катере. Развеиваться начали сразу, отвалив от причала. За город вылетели с дружной песней. Киль катера полосовал волны Иртыша, а команда рванула волжскую разбойную: «Из-за острова на стрежень!..»
Мотор призывно ревел, ветер подгоняюще свистел, кружка носилась по кругу со скоростью едва не взлетающего катера. К берегу рыбацкая ватага подлетела с бурлацким гимном: «Эй, ухнем!» Закидушки ухнули на рыбные глубины, и вскоре на смену холодно-сухомятным закускам подоспела уха. Да не сопливо-ершовая — стерляжья. Звездная ночь опустилась на пикник. Семен Петрович вспомнил, что этим летом еще не купался.
— Оно надо трусы на ночь мочить! — не откликнулся на призыв к водным процедурам народ.
— Че бы я их мочил? — хохотнул Семен Петрович, направляясь к воде. — Занудим как на западе!..
…Семен Петрович вглядывался в берег со штанами, теряющийся в солнечном мареве. Плавал он отменно, но надо же так расслабиться, Иртыш перемахнул на автопилоте. И без порток.
«Занудил, — подумал Семен Петрович, — хорошо хоть народу нет».
Тут же появился народ. В кустах раздались приближающиеся голоса. Семен Петрович ужом заскользил к реке, крокодилом вполз в воду, заспешил на скрывающие главные нудистские атрибуты глубины. И поплыл, с каждым гребком приближаясь к берегу со штанами. Теоретически. Практически Семену Петровичу казалось — заветный берег все также далеко и, когда достиг фарватера, отмеченного бакеном, силы были на исходе. Семен Петрович зацепился за бакен в гамлетовском раздумье: плыть или не плыть к штанам? Вопрос не дал закрыть рев мотора. По серебру воды летел катер.
«Наш!» — обрадовался Семен Петрович.
И закричал, замахал рукой: SOS! Помогите!
Катер понесся к нему.
«Ух!» — облегченно вздохнул Семен Петрович и тут же занервничал. Капитанила женщина.
«Баба на корабле к несчастью!» — подумал Семен Петрович и прикрылся свободной от бакена рукой. Что было излишним. Иртыш в переводе с тюрского — Землерой, это не прозрачный Байкал, где нудист на глубине 50 метров виден как на ладони.
Сегодняшний день можно было назвать днем ужасов. С ужасом обнаружил себя Семен Петрович где попало и в чем попало, с ужасом увидел, что на катере была Екатерина Павловна. Та самая, которая не без сомнения приняла его вчера на работу.
По жизни Семен Петрович был инженером-электриком в конструкторском бюро. И был там штыком. По кабэвски штык — это мужик, который в своем деле не одну собаку съел и от ста собак отбрешется на любой технической комиссии. Его на мякине не проведешь, на арапа не возьмешь. На таких КБ держалось. От рожденья Семен Петрович имел легкомысленную фамилию Улюлюк, но был серьезным штыком в вопросах электроиспытания ракет. Здесь перед ним снимали шляпы смежники, отдавали честь военные специалисты, пока социализм строили. А потом стройку взяли и отменили. Теперь, говорят, капитализму воевать с нами нет резону, мы теперича не то что давеча — не идейные враги, мы теперича — кореша. Посему: штыки в землю и всем гамбузом айда на мирный капиталистический труд.
Семена Петровича в прямом смысле в землю не втыкали, но за ворота КБ новые хозяева помещения попросили. Побежал бывший штык с бешенным огнем безработного в глазах по ярмаркам рабочих мест, службам занятости, предпринимателям, где быстро прояснили мозги, что капитализм — это молодость мира, и его возводить молодым, а кому за сорок: бывайте здоровы и дуйте до хаты!
Хоть из кривого ружья стреляйся. Хорошо, друзья удержали, навели на коммерческо-строительную фирму с монументальным названием «Монолит».
Принимали туда как в космонавты.
— Любитель? — первым делом спросила грозная начальница, щелкнув себя по горлу.
— Нет! — замотал головой Семен Петрович.
— Что — профессионал?
— Только соточку в праздник, — взял грех на душу против истины Семен Петрович. Он и двумя соточками не ограничивался.
Дальше начальница нарисовала картину, в которой сплошняком шло «нельзя»: болеть! опаздывать! выпивать! сачковать! Можно только вкалывать, вкалывать, вкалывать по 12 часов. Но и платили за это в пять раз больше, чем в КБ. Правда, работать в командировочном режиме в районах области.
Семен Петрович клятвенно подписался под всеми «нельзя».
И вот кругом вода, а он без штанов, только мутной водой прикрытый, ведет светскую беседу с крутой начальницей.
— Я вам кричал, думал, наш катер, — посматривая вниз, как там интим на просвет, заискивающе сказал Семен Петрович.
— Каким ветром вас сюда занесло? — строго спросила начальница.
— Отдыхаю.
— Смотрите, на автобус не опоздайте! — назидательно бросила начальница и дала по газам.
«Как ведьма на метле!» — подумал Семен Петрович, после чего отдался воле волн.
До отхода вахтового автобуса оставалось пять часов. И хоть город находился вниз по течению — вплавь не успеть. Но и в обнимку с бакеном ничего не высидишь. Слева по курсу открылся песчаный карьер с экскаватором. Семен Петрович резко поплыл к последнему. В закрытой кабине узрел робу. Даже через стекло она была грязнее грязи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Дома начала Борискины вещи собирать, чтобы выставить за дверь, а тут его привозят в три погибели сложенного. В тумбочке под замком Бориску радикулит разбил. Заколодило поясницу — не вздохнуть не пискнуть. Но моя подруня молодец. Везите, говорит, его к той военно-полевой сучке, мне на него начхать. Но, оказывается, к той прости-господи Бориску уже возили. Инвалид ей даром не нужен. Дружки-товарищи оттартали Бориску на дачу. Благо время летнее. На даче Бориска нашел способ мокрецом лечиться. Два дня поприкладывал, и как рукой на всю жизнь сняло. Приходит через неделю домой. «Прости, — упал передо мной на колени, — больше не буду». А я ему: «Вот тебе Бог, а вот — порог!» И…
— Стойте! Погодите! — перебила женщина с фиолетовой прической. — При чем здесь вы, если он муж подруги…
Но тут ее вызвали к врачу, она так и не узнала, чей все-таки муж проходил военную переподготовку в тумбочке.
КОГДА БОРЗОМЕТР ЗАШКАЛИВАЕТ
Живот у Надежды пер на лоб не по дням, а на глазах: седьмой месяц — не седьмой день, и Вадик, она была уверена — именно Вадик, долбал ножками, будто это не мама, а дискотека, и он первый шоузаводила. Или дверь входная-выходная, а его любопытство разбирает: откройте, что у вас там хорошего? И вдруг обрезало ударный интерес. Затих, как и не стучал. Надежда извелась вся, вдруг передавилось-перекрутилось что-нибудь… К врачу тряслась пойти — возьмет и вляпает приговор беременности.
Когда трусливо гадала: идти или погодить? — свалились на нее неожиданные деньги — тысяча рублей, родное предприятие давний долг отдало. Надежда отбросила сомнения и пошла на толчок. Пеленки-одежонки Вадику приобрести. В наши времена не до поверья: до рождения ребенка детское не смей покупать. В наши времена, коли деньги появились — не крути носом по приметам, а хватай что надо. Как говорится, не откладывай на завтра, что можешь отоварить сегодня!
Идет Надежда по толчку, а к ней подруливает Люська-Угорелая.
— Женщина, — просит Люська, — помогите сыграть.
Люська-Угорелая в тот день «низом шла», то бишь залавливала простофиль на беспроигрышную для Люськиной компании игру.
Игра элементарная до безобразия. Команда человек восемь-девять: двое секут за милицией, один «верхом идет», для лопухов — это независимый ведущий кассы, трое под случайных игроков косят, кто-то рисуется в качестве зрителей. Лоху подсовывается заманишка: помоги, дорогой, кубики бросить. Только и всего. За что получаешь бесплатный жетон на игру.
Он, простодыра, рад без ума, счастья полные шаровары, как же: все за деньги судьбу пытают, а он на сверхльготных условиях. Нет бы прикинуть дурьей башке, что на базаре, чем бесплатнее начало, тем накладнее конец. Куда там подумать.
И конечно, у довольного дармовщинкой выпадает выигрышный номер.
— Ура! — кричит он от счастья.
Но и у соперника аналогичные цифры.
На что ведущая начинает заливать: такое совпадение бывает раз в сто лет, правилами предусмотрен приз в две тысячи рублей тому из двух везунчиков, кто перебьет другого: бросит на кон больше денег.
Ежу понятно, даже если и перебьешь, две тысячи не получишь, не для твоего кармана люди работают. Ежу-то понятно, а лопух он и есть лопух. Лох, по современному.
Люська-Угорелая сама восемь месяцев назад влетела на 500 рублей. Закончила она ПТУ на швею-мотористку, а работы нет, ну и подпирала в подъездах стенки с утра до вечера. Потом бабушка пожалела внучку — на пуховик деньги дала. Только не дошла Люська до него, развели по дороге. В пять минут обработали. Она думала пуховик в дубленку обратить, а осталась в старой курточке.
Проревела ночь и снова пошла на толчок: может, думала, вернут деньги. Посмеялись над ее простотой ребята и позвали к себе работать. У Люськи хорошо пошло. Быстро пуховик спроворила. Не зря в доме творчества три года в драмстудии занималась.
Надежде «выпало» бодаться с Люськой за приз. Ну и загорелись глазки: две тысячи! — как раз комбинезон и коляска для Вадика.
Она потом сама не могла сообразить, как на нее чумовой азарт накатил: швыряла Верке-Катастрофе — ведущей — сто, триста, пятьсот рублей. Не на шутку разыгралась.
А Люська-Угорелая добавляет масла в азартный огонь: рисанулась, что у нее деньги кончились.
Надежда на седьмом небе — выиграла комбинезон с коляской. Люська в картинные слезы.
«По правилам игры, — говорит ей Верка-Катастрофа, — вам дается минута на поиск необходимой суммы».
Люська в слезах обращается к публике: граждане-товарищи, помогите выиграть две тысячи! Никто не хочет пособить ближнему.
Надежда молится про себя: «Не помогайте!»
Люська продолжает упрашивать окружающих: помогите — поделюсь.
А драматическая минута заканчивается. За секунду до истечения контрольного времени один парнишка (конечно, подставка) бьет шапкой о земь: вхожу в долю! Надежда в запале швыряет двести, триста рублей, и вдруг сунулась в кошелек, а там только номерок к зубному.
— Отдайте мои деньги! — враз прояснилось в голове. — Милиция!
Ага, держи кошелек шире — разбегутся отдавать.
Они и разбежались — в разные стороны. Надежда осталась с одним животом.
Купила, называется, Вадику пеленки-распашонки.
Люська-Угорелая и Верка-Катастрофа сиганули в дырку в заборе, был у них там затишок на чрезвычайный случай.
— А ведь грех, — закуривая, сказала Люська, — бабу беременную кинули.
— Ты че такая-то? Сама ее приволокла? — резонно заметила Верка. — Волокла бы мужика беременного…
— Мужиков доить ладно, а бабу с пузом — грех. Она ведь толком не соображает…
— Бог простит…
— Давай вернем деньги, — предложила Люська.
— Ты че, больная? Корявый нас пришибет за косарь. Он за стольник удавится. И так у него борзометр зашкаливать стал! Готов вообще нам не платить! Гад!
— Грех ведь, — не унималась Люська. — Давай отдадим.
— А, давай! — вдруг согласилась Верка. — Идет он в энное место! Придурок! Пусть побесится!
«Вот сволота! — бредя куда глаза глядят по толчку, вытирала слезы Надежда. — Сучки!»
Легкие на помине девки-игруньи выросли перед ней.
— Э, тетя, — начала Люська, — извини, коряво вышло! Возьми деньги…
— Какая я тебе тетя?! — как бык на красное, взревела Надежда. — Тоже мне телочки нещупаные! Сучки продажные!
— Да ладно, че ты! — Верка протянула деньги. — На, рожать пригодятся…
— Чтоб у вас родилки поотсыхали! — как в бреду оттолкнула деньги Надежда. — Чтоб их СПИД сожрал! Чтоб ваши морды покорежило! Чтоб вам…
Последнее проклятие девки-игруньи не услышали, они заметили милицейскую голову и резво нырнули в толпу.
Надежде ничего не оставалось, как развернуть живот к выходу.
«Вот дура! — ругала себя на остановке. — Че деньги-то не взяла? Ведь от Вадика оторвала».
И вдруг обмерло сердце: Вадик, молчавший который день, гвозданул ножкой — раз, да другой, да третий.
У Надежды потемнело в глазах от счастья: сын по-мужски одобрил ее действия. Молодец, дескать, мамка! Молодец! Так их, сучек! Пусть подавятся!..
НУДИСТ ПОНЕВОЛЕ
приключенческий рассказ
Снилось Семену Петровичу утро в аду. Черти в шортах, жвачку жуют, матерятся. У одного дебильник на шее, провода из волосатых ушей торчат. Он паралитично дергается в такт музыке и кочегарит огонь под чаном со смолой. Второй, в темных очках, рубил дрова, декламируя при этом: «Мы на горе всем буржуям мировой пожар раздуем!» Черти были с похмелья, злые…
Не через щелочку смотрел Семен Петрович невеселую картинку. Трое чертей, громко чавкая жвачкой, связали его по рукам и ногам и начали смолить бедолагу, словно он лодка-плоскодонка. Один щедро поливал спину Семена Петровича из черпака, двое швабрами растирали липучую смолу. А она с огня… Больно живому телу.
— Больно! — Семен Петрович кричит.
— Терпи, через пень твою в колоду! — черти ругаются. — Терпи, грешник твою по башке.
Да нет никакого терпежу, печет…
С этим Семен Петрович вынырнул из адского сна, но легче не стало. Без восторга обнаружил себя лежащим на пустынном берегу. Ау! Где я? Песок раскаленный вокруг, Иртыш в десяти шагах. Спина, ноги и то, что располагается ниже спины и выше ног — болят от перезагара. Голова трещит. Ей бы пивной поток вовнутрь принять, а на нее солнечный извне льется спасу нет. Семен Петрович вскочил на ноги и с ужасом обнаружил себя в нудистском виде. Часы на руке, очки на носу, а дальше только природой данные члены тела. То бишь — в чем мама родила.
А родила сорок пять лет назад, поздновато нагишом загорать. Семен Петрович поспешно прикрылся руками, воровато огляделся: теплоход вдали, чайка вблизи, и ни клочка одежды по всему берегу. Задачка с неизвестно где потерянными трусами. Семен Петрович с тоской посмотрел на противоположный берег и начал догадываться о местоположении нижнего белья и верхних штанов.
Вчера друзья соблазнили на рыбалку. Поехали, дескать, развеемся. И не на вонючем автобусе, на экологически чистом катере. Развеиваться начали сразу, отвалив от причала. За город вылетели с дружной песней. Киль катера полосовал волны Иртыша, а команда рванула волжскую разбойную: «Из-за острова на стрежень!..»
Мотор призывно ревел, ветер подгоняюще свистел, кружка носилась по кругу со скоростью едва не взлетающего катера. К берегу рыбацкая ватага подлетела с бурлацким гимном: «Эй, ухнем!» Закидушки ухнули на рыбные глубины, и вскоре на смену холодно-сухомятным закускам подоспела уха. Да не сопливо-ершовая — стерляжья. Звездная ночь опустилась на пикник. Семен Петрович вспомнил, что этим летом еще не купался.
— Оно надо трусы на ночь мочить! — не откликнулся на призыв к водным процедурам народ.
— Че бы я их мочил? — хохотнул Семен Петрович, направляясь к воде. — Занудим как на западе!..
…Семен Петрович вглядывался в берег со штанами, теряющийся в солнечном мареве. Плавал он отменно, но надо же так расслабиться, Иртыш перемахнул на автопилоте. И без порток.
«Занудил, — подумал Семен Петрович, — хорошо хоть народу нет».
Тут же появился народ. В кустах раздались приближающиеся голоса. Семен Петрович ужом заскользил к реке, крокодилом вполз в воду, заспешил на скрывающие главные нудистские атрибуты глубины. И поплыл, с каждым гребком приближаясь к берегу со штанами. Теоретически. Практически Семену Петровичу казалось — заветный берег все также далеко и, когда достиг фарватера, отмеченного бакеном, силы были на исходе. Семен Петрович зацепился за бакен в гамлетовском раздумье: плыть или не плыть к штанам? Вопрос не дал закрыть рев мотора. По серебру воды летел катер.
«Наш!» — обрадовался Семен Петрович.
И закричал, замахал рукой: SOS! Помогите!
Катер понесся к нему.
«Ух!» — облегченно вздохнул Семен Петрович и тут же занервничал. Капитанила женщина.
«Баба на корабле к несчастью!» — подумал Семен Петрович и прикрылся свободной от бакена рукой. Что было излишним. Иртыш в переводе с тюрского — Землерой, это не прозрачный Байкал, где нудист на глубине 50 метров виден как на ладони.
Сегодняшний день можно было назвать днем ужасов. С ужасом обнаружил себя Семен Петрович где попало и в чем попало, с ужасом увидел, что на катере была Екатерина Павловна. Та самая, которая не без сомнения приняла его вчера на работу.
По жизни Семен Петрович был инженером-электриком в конструкторском бюро. И был там штыком. По кабэвски штык — это мужик, который в своем деле не одну собаку съел и от ста собак отбрешется на любой технической комиссии. Его на мякине не проведешь, на арапа не возьмешь. На таких КБ держалось. От рожденья Семен Петрович имел легкомысленную фамилию Улюлюк, но был серьезным штыком в вопросах электроиспытания ракет. Здесь перед ним снимали шляпы смежники, отдавали честь военные специалисты, пока социализм строили. А потом стройку взяли и отменили. Теперь, говорят, капитализму воевать с нами нет резону, мы теперича не то что давеча — не идейные враги, мы теперича — кореша. Посему: штыки в землю и всем гамбузом айда на мирный капиталистический труд.
Семена Петровича в прямом смысле в землю не втыкали, но за ворота КБ новые хозяева помещения попросили. Побежал бывший штык с бешенным огнем безработного в глазах по ярмаркам рабочих мест, службам занятости, предпринимателям, где быстро прояснили мозги, что капитализм — это молодость мира, и его возводить молодым, а кому за сорок: бывайте здоровы и дуйте до хаты!
Хоть из кривого ружья стреляйся. Хорошо, друзья удержали, навели на коммерческо-строительную фирму с монументальным названием «Монолит».
Принимали туда как в космонавты.
— Любитель? — первым делом спросила грозная начальница, щелкнув себя по горлу.
— Нет! — замотал головой Семен Петрович.
— Что — профессионал?
— Только соточку в праздник, — взял грех на душу против истины Семен Петрович. Он и двумя соточками не ограничивался.
Дальше начальница нарисовала картину, в которой сплошняком шло «нельзя»: болеть! опаздывать! выпивать! сачковать! Можно только вкалывать, вкалывать, вкалывать по 12 часов. Но и платили за это в пять раз больше, чем в КБ. Правда, работать в командировочном режиме в районах области.
Семен Петрович клятвенно подписался под всеми «нельзя».
И вот кругом вода, а он без штанов, только мутной водой прикрытый, ведет светскую беседу с крутой начальницей.
— Я вам кричал, думал, наш катер, — посматривая вниз, как там интим на просвет, заискивающе сказал Семен Петрович.
— Каким ветром вас сюда занесло? — строго спросила начальница.
— Отдыхаю.
— Смотрите, на автобус не опоздайте! — назидательно бросила начальница и дала по газам.
«Как ведьма на метле!» — подумал Семен Петрович, после чего отдался воле волн.
До отхода вахтового автобуса оставалось пять часов. И хоть город находился вниз по течению — вплавь не успеть. Но и в обнимку с бакеном ничего не высидишь. Слева по курсу открылся песчаный карьер с экскаватором. Семен Петрович резко поплыл к последнему. В закрытой кабине узрел робу. Даже через стекло она была грязнее грязи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14