Леболоп уставился на три колоска, которые изобразили первую букву слова «серп» в муррловианском языке, затейливый аммореттанский символ, означавший «Радуйся, ликуй, веселись!», а также грубо-угловатое начертание древнего хамогрубианского знака, передававшего сообщение: «Сегодня данное ячменное поле совершенно созрело для жатвы. Любая задержка несомненно будет иметь результатом недостачу общего продукта и соответственное сужение объемов чистой прибыли. Немедленно доставайте серпы и начинайте жать!»
Глаза Леболопа напряженно впивались в форму этих узоров, аналитическая жилка у него в голове со щелчком включилась, но несколько секунд спустя фермер недоуменно почесал в затылке и досадливо побрел прочь. Муррловианский, аммореттанский и хамогрубианский входили в число тех языков, о которых он даже никогда не слышал.
Пожимая плечами, Леболоп потопал дальше, а глаза его обшаривали покачивающуюся гладь ячменного поля. И внезапно его челюсть отвисла, когда он ясно увидел то, что искал. На полпути вверх по холму имелось пятно примятых колосьев. Выглядело все так, как если бы некий полностью управляемый вихрь был использован неким небесным вандалом, чтобы вдоволь порисовать по податливой поверхности поля. Там имелись и круги, и треугольники, и странные геометрические фигуры, и даже, что самое удивительное, рисунок дикобраза.
Леболоп издал пронзительный вопль, подпрыгнул от радости и пустился бежать назад к хижине. Это был он, признак! Сложный, следовало отметить, но совершенно безошибочный. Каждый аксолотлианский фермер знал, что, как только на поле появлялись круги, ячмень был готов.
И теперь настало время для жатвы. Почти.
Единственной вещью, которая стояла теперь между Леболопом и первым взмахом его серпа, было жизненно важное божественное благословение для доброй жатвы. Однако на сей раз оно должно было поступить не от традиционного божество жатв. О нет. Этот ячмень не будет направлен на обычные мельницы и не подвергнется нормальным процессам сельскохозяйственной обработки. Ни в коем случае! Этот ячмень был специально отмечен, как только Леболоп услышал о скором бракосочетании Блинни Плутта и Нибель Меса. Данному конкретному ячменю предстояло составить особое неферментированное пиво, которое будет затем превращено в шампунь для использования его женихом и невестой в их радостный день. Это ячменное поле станет одним из тех предельно редких полей, которые получат благословение Нивейи, божества по правильному мытью и укладке волос.
Леболоп с довольным видом потер руки. Если этот ячмень будет таким образом благословлен, он сможет запросить за него в десять раз больше обычной рыночной цены. Такого шанса он дожидался давно. Так мило со стороны Блинни было этот вариант предложить.
Во вспышке возбуждения Леболоп заскочил на задворки своей хижины, сорвал с верха крошечного деревянного строения матерчатый футляр, после чего зажег свечи, ароматические палочки и причудливые наркотические сжигатели. Секунды спустя клубы ароматного дыма уже поднимались в утреннее небо, одновременно вторгаясь в ноздри фермеру.
Слегка покачиваясь и моргая от пьянящего воздействия на пустой желудок пятнадцати разных наркотических трав, Леболоп опустился перед своей превращенной в алтарь клеткой для кроликов и, как следует завывая, принялся возносить мольбы примерно в том направлении, где, как он предполагал, располагался Аррай.
Сдерживая зевок, фигура в сеточке для волос сдернула буханку плотного хлеба с ревущего огня, перекинула ее на блюдо и оглушительно чихнула, когда целое полчище унылых просьб ворвалось в окно и воткнулось точно ей в левую ноздрю. Нивейя изо всех сил постаралась не обращать внимание на безумно чихательную щекотку в ее носовых пазухах и протянула руку за очередной мармеладиной.
После приступа в пятнадцать диких чихов и дюжины отчаянных кашлей Нивейя наконец-то поняла, что ее завтрак, пожалуй, стал бы чуть более приятным, если бы она просто спустилась вниз, бросила там пару-другую благословений и оставила этих назойливых смертных счастливыми. Тогда она смогла бы снова вернуться к изобретению нового павлиньи-помпезного стиля прически — стиля, который своей креативностью окончательно затмил бы вышедший из моды пучок с начесом и уж тем более пресловутую «треуголку».
Облизывая пальцы, чтобы удалить все следы нарезанного толстыми кусками мармелада, Нивейя закрыла глаза, затаила дыхание и исчезла в ослепительной вспышке, при виде которой любой начинающий пироманьяк позеленел бы от зависти.
Леболоп тревожно вскрикнул, когда столп одушевленных ртутных капелек материализовался у него за спиной, потрясся немного, а потом слипся и превратился в существо в шелковой пижаме. Существо щеголяло также сеточкой для волос и бумажными бигудями.
— Так-так, и чьи волосы здесь требуется обработать? Давай же приступим, а то мой завтрак остынет, — проворчала Нивейя. Затем она лениво вгляделась в лысую макушку Леболопа, потемневшую от многих лет в открытом поле. — Ах так это не ты, да, дорогуша? Тут даже я не смогла бы ничем помочь. Так где я требуюсь?
Леболоп указал на покачивающиеся ряды своего ячменного поля и ухмыльнулся.
— Ага, понятно. — Деликатно откашлявшись, Нивейя вгляделась в золотистые колосья. — Это что, вроде какой-то викторины, а, дорогуша? Поскольку, если только я в последние несколько столетий не сделала чего-то катастрофически неверного, это выглядит для меня как обычное ячменное поле. Я также знаю, что громадный стилистический потенциал действительно содержится в волокнах зрелого ячменя. В частности, можно упомянуть традиционных тканых животных. Однако, если честно, я все-таки никак не могу понять, что я вообще-то здесь делаю.
— П-пиво… пиво и шампунь, — залопотал Леболоп, совершенно очарованный. Божества в бигудях он еще ни разу не видел.
— Жуткое сочетание. Устроит тебе жутчайшее расстройство желудка, поверь мне, а пузыри будут просто…
Леболоп так и не смог выяснить, что же там такое будет с пузырями. Прежде чем у него появился шанс спросить, земля позади Невейи внезапно разверзлась, являя на свет царапающее полчище диких когтей. Затем утренний покой вдребезги расколотился пронзительным воплем:
— Это она! Хватай ее, тащи!
Со всплеском розово-голубых искр божество по правильному мытью и укладке волос было схвачено парой завернутых в одеяла монстров и утянуто вниз — в рыгающую сернистым дымом дыру, по пути отчаянно жалуясь насчет отсутствия завтрака.
Леболоп уставился на стремительно заделанную дыру и почесал в затылке. Может, он что-то такое сказал? Не то заклинание?
Цепочка фермерских мыслей не слишком преуспела в своем развитии, ибо в это самое мгновение вопящая толпа аксолотлианцев появилась на горизонте и понеслась прямиком к его полю, направляясь от озера Титипопа.
Впереди толпы Леболоп по пернатому обличью узнал Партача и на несколько мгновений задумался: чего ради за заклинателем охотится дикая толпа, да еще в такое ранее утро? Фермер раздумывал над этим интересным вопросом ровно столько времени, сколько потребовалось Партачу, чтобы привести оглушительно вопящую толпу к краю ячменного поля.
Безумно мчась вперед и уклоняясь при этом от широкого диапазона обходных маневров, Партач провел толпу по доброй сотне разрушительных троп, пока Леболоп, в ужасе сжимая ладонями голову, наблюдал за всем этим бесчинством.
Чья именно обутая в сандалий пятка наступила на два кусочка кремня, так что они чиркнули друг о друга, высекая катастрофическую искру, никто так никогда и не узнал. Но пожар вышел что надо. Огонь с голодным неистовством пожирал сухие как зола побеги, истекающие слюной языки желто-багряного пламени жадно облизывали созревшие колосья.
Красочный фейерверк и треск коробочек с зернами за считанные минуты пробудили весь остальной Аксолотль.
А тысячью футов ниже два дьявола, злобно посмеиваясь, за руки за ноги тащили даму в шелковой пижаме в самые недра Шанкера, деловой части Мортрополиса.
Дюжина ментагонов злобно рычала и щелкала кнутами, то и дело подгоняя ставших теперь безработными чиновников Пропускного депо к их новому месту трудоустройства. Асаддам властно вышагивал, возглавляя процессию. Его копыта временами вышибали искры из каменистой почвы, а уши главного менеджера были самым капитальным образом заклеены к любым жалобам или просьбам о перемещении.
Он уже все решил. Рудники лавы и серы Узбасса придется снова открыть. Это будет сделано назло Шейтану, если даже не для чего-то другого.
— Это подлинный мазок гения, сэр, — лебезил Асмодеус, радостно семеня внутри сумрачно-злой ауры Асаддама. — Бросить вызов монополии Шейтана на топливные ресурсы, да еще без всякой потери в эффективности мук. Чистая гениальность!
— Ясное дело, — осклабился Асаддам, надменно шагая вперед.
— Это определенно покажет ему, кто здесь главный. — Асмодеус попытался осклабиться в манере, только что продемонстрированной Асаддамом. В итоге он лишь стал походить на дьявола, отчаянно старающегося выковырять что-то, крепко застрявшее у него между клыков.
— И, говоря о том, кто здесь главный, — Шейтан уже не сможет выкарабкаться из своих контрактных потребностей в муках. Он у меня в лапах! — усмехнулся Асаддам. — Ему никогда не следовало пытаться выцыганить у меня плату за топливо! Вот идиот!
— Определенно сэр! — сочился лестью Асмодеус.
— Ха! В этом капитально авантюрном сценарии есть по меньшей мере два идиота, — вслух размышлял Асаддам, почесывая когтем у себя за ухом, пока он шагал дальше.
— Два, сэр?
— Конечно. Первый идиот — тот, кто вообще приказал закрыть эти рудники. Кто, кстати говоря, этот шут гороховый? — Асаддам с любопытством поднял бровь, помедлил на полушаге и развернулся к Асмодеусу: — Ведь ты всю эту документацию видел. Ну, так какой кретин это был?
Асмодеус вспыхнул краской.
— Не думаю, что следует применять подобные слова к…
Брови Асаддама злобно изогнулись.
— К кому? — прорычал он, крепко хватая Асмодеуса за горло. — Кто объявил рудники экономически нецелесообразными, а?
Позади него многочисленные ряды бывших чиновников нервно сглотнули слюну. Они всего лишь несколько часов тому назад начали знакомиться с административными методами Асаддама в действии — знакомиться воочию. Демоны смущенно зашаркали в черной пыли и с опаской почесали свои шеи, когда копыта Асмодеуса оторвались от земли. Если главный менеджер так обращается с непосредственными коллегами, думали чиновники, что же он тогда сделает с ними, если кому-то из них случится ему под горячую лапу попасть?
Болтаясь в когтях у Асаддама, Асмодеус беспомощно пускал пузыри.
— Так кто приказал закрыть рудники? Говори!
Банкир с трудом прошептал имя и тут же был выронен на землю, когда Асаддам запрокинул голову и дико расхохотался.
— Ты серьезно? — проревел он.
Асмодеус, стоя на коленях, кивнул.
— Я ведь могу проверить, — стал угрожать Асаддам.
Банкир так отчаянно замотал головой, что чуть не лишился своего пенсне.
Асаддам снова стал насмехаться.
— Прекрасно. Просто замечательно. Значит, сам повелитель скверны д'Авадон приказал закрыть эти рудники? — выл он. — Как же это дьявольски близоруко!
Голова главного менеджера возбужденно загудела, когда он снова зашагал вперед. Если он, Асаддам, мог видеть дальше решений, принятых самим повелителем скверны, тогда почему он не должен был быть повышен до этого положения? Всему Уадду от этого была бы только польза. О да, его диапазон простирался далеко за пределы должности главного менеджера. Истинная правда. Если только он аккуратно все спланирует, то лишь страхосфера будет ему пределом. Сделать Мортрополис самодостаточным — и можно будет начать предпринимать набеги на территорию д'Авадона.
В это мгновение походка Асаддама внезапно приобрела определенную важность, когда он увидел себя обитателем недавно отстроенного Главного дворца, а не той жуткой розовой хибары на берегах Стикса. Пусть она останется д'Авадону…
Впрочем, на данный момент следовало заняться заботами более приземленными и непосредственными. И Асаддам повел толпу перепуганных бывших чиновников в небольшой подъем, а затем немного под гору.
«Такие дела!» — подумал он, внезапно уставившись на давно заброшенный вход в рудники.
— Добро пожаловать на новое место работы! — объявил он и с длинным издевательским поклоном обвел лапой окрестности.
Бывшие чиновники в ужасе уставились на рыгающий дымом вход в рудник и на узенькие параллельные рельсы, исчезающие в его угольно-черной глотке. Повсюду лежали проржавевшие остатки древних на вид вагонеток, гротескно смятые и перекореженные. Струи сернистого воздуха вились из дыры, явно обладая губительной для любых легких токсичностью. Потеки кроваво-красной лавы болезненно пульсировали в трещинах, подобно крови из ран убитого в сражении боевого носорога.
Со вспышкой прозрения бывшие чиновники вдруг поняли, что их новая работа должна будет стать чуть более требовательной, чем, скажем, царапанье лавиковой ручкой по пергаменту.
А Асаддам радостно расхохотался.
Согласно солнечным часам в Гад-парке, было уже шестьдесят три угловых градуса после рассвета — то есть в это самое время главные муниципальные пророки как раз рассаживались в своих креслах, приступая к очередному рабочему дню. По-разному кряхтя и скрипя в зависимости от состояния дряхлости, пятеро самых древних пророков устроились за просторным, причудливо вырезанным мраморным столом и начали разогревать свои предсказательные кости. Некоторые просто трясли покрытые странными рунами кубики из бедренной кости ламы, другие складывали их в чашечках артритных ладоней и жарко на них дышали. Один лишь капитан Мабыть задрал свою тогу и надежно засунул три кубика между старческих ягодиц.
Он верил в то, что если ты не способен дать будущему почувствовать вкус того, что вот-вот может полететь тебе навстречу, то жизнь просто несправедлива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48