Екатерина использовала ле Виза в своих сражениях с мудрыми женщинами острова Фэр. Магистр никогда не подозревал, что королева тоже могла быть колдуньей, пока не стало слишком поздно, пи молодой Симон это понял сразу. Он не просто подозревал ее, он знал это. И умный перспективный юноша вырос в грозного мужчину. Он уже совершил то, на что, как думала Екатерина, не был способен: победил мудрых женщин острова Фэр, заставив покинуть его саму Хозяйку острова. Да, по-настоящему опасный человек и такой, кого Екатерина держала бы на приличном расстоянии от себя. Но появление тайного ордена Серебряной розы, оставляло королеве мало выбора.
Подойдя к двери своего кабинета, она послала одного из своих пажей отыскать Амбруаза Готье – самого мерного и надежного члена ее личной охраны.
– Найдите Симона Аристида и приведите этого отвратительного охотника на ведьм ко мне, – приказала она, а для ясности добавила тихо: – Живым.
ГЛАВА 7
Симон присел на корточки, убрав траву с могильного камня. Он помедлил, чтобы вытереть пот, затекший под глазную повязку. Солнце висело над горизонтом, словно не желало расставаться со своей властью над выжженной землей. Воздух был тяжелым и неподвижным даже здесь, на вершине холма в долине Луары. Простиравшаяся внизу местность выглядела обильной и процветающей, но засуха выжгла траву и виноградники.
Симона тревожила не жара, а необычайная ясность дня. Солнце палило нещадно, или, возможно, ему это только казалось от непривычки. Он испугался, что превратился в существо ночи в той же степени, как и преследовавшие его женщины.
С того дня как он появился на острове Фэр, чтобы встретиться с Мири Шене, он путешествовал уже почти две недели, но нисколько не винил ее за отказ помочь ему. Он учитывал их непростое прошлое, поэтому и не ждал никакого другого ответа, но глубина разочарования его поразила.
И все же он сдержал свое обещание – уехал, оставив ее в покое. Он не сомневался, что она рада его уходу, особенно после того, как он грубо обнял и поцеловал ее. Какой дьявол овладел им? Он думал об этом долгими днями, так и не найдя вразумительного ответа.
Возможно, это случилось потому, что у него очень давно не было женщины, или потому, что он устал от одиночества и отчаяния, или потому, что тропинка за ее домом была темна и шла гроза, а Мири была такая теплая, светлая и нежная. Несмотря на случившееся с ним помрачение, оно уже почти забылось. Он больше никогда не увидится с Мири. От этой мысли у него стало грустно на сердце, что было очень глупо. Они не виделись многие годы, но всегда была возможность, что…
Нет, он полный идиот. У них с Мири никогда не существовало никакой надежды. Охотник на ведьм завел себе женщину среди ведьм! Надо было забыть ее, продумать, что делать дальше.
Когда он старательно очищал могилу от травы, его сознание было смутным и тягостным, как никогда. В голову не приходило ни одной стоящей мысли и никаких приемов действия. С момента посещения острова Фэр он потерял след Серебряной розы и ее агентов мрака.
Конечно, оставалось только ждать, когда ведьмы его найдут. Удивительно, что они этого еще не сделали. Возможно, Серебряная роза пока не ведала о гибели последней убийцы. Однако когда она узнает, она подошлет еще кого-нибудь, чтобы убить его. Но у Симона уже не хватало сил оберегать себя или продолжать охоту за этой дьяволицей.
Все донесения Аристида королю о Серебряной розе и ее тайном обществе остались без ответа. И Мири почти не поверила ему. Симон не понимал, почему он пытался бороться с этим злом в одиночку, когда никому не было до итого дела.
Ответ на этот вопрос оказался у него под руками.
Симон очистил грязь с могильного камня и прочел простое слово, которое он вырезал на камне, немного криво и неуклюже:
«Лука» .
При воспоминании о младенце, который стал первой жертвой Серебряной розы, у Симона сжались губы. Он нашел мальчика неподалеку от этого места в холодную зимнюю ночь около года назад, когда весь остальной мир праздновал память о рождении в хлеву другого мальчика.
Лука так и не узнал ласки и тепла материнских рук. Его мать оставила его замерзать на вершине холма. Симон слышал от других, что смерть от обморожения приятна. Несчастный просто впадал в сон, испытывая тепло во всем теле. Он надеялся, что Лука чувствовал именно это.
К горлу подступил комок, от которого мужчине стало тяжело и тревожно. Он насмотрелся на смерть и жестокость, на безжалостное убийство невинных, таких же беспомощных, как этот младенец, и считал, что стал абсолютно бесчувственным, неспособным на сострадание. Симон не понимал, почему смерть Луки и других найденных им младенцев так сильно его затронула. Он сокрушался по каждому из них, словно они были его собственными сыновьями, детьми, которые могли родиться у него.
Эти дети могли быть его собственными, если бы жизнь сложилась так, как у его деда и прадеда. Простая, добропорядочная жизнь в маленькой деревушке, в аккуратном домике. Он бы честно работал в поле, у него была бы любящая жена ему на радость и крепкие сыновья и дочери – утешение на старости лет.
Симон удивился, каким сентиментальным он стал. Возможно, сказывались годы, привычка оглядываться назад, а не смотреть вперед. Но, похоже, впереди ничего не было – только мрак и холод могилы, даже не обозначенной, как у Луки.
Внимательно рассмотрев надпись на могиле, он вспомнил, что говорил его старый хозяин ле Виз о некрещеных младенцах, подобных Луке, которые обречены на вечное скитание, лишены радостей рая.
Он не знал, насколько верит в это и вообще во что-либо. Он давно не был в церкви, забыл, когда молился Богу. Осеняя себя крестом, он почувствовал, как трудно ему это сделать, как застыли его неуклюжие пальцы. Сложив молитвенно руки, он не знал даже, за кого теперь молился – за ребенка или за себя, – бормоча слова, которые не желали звучать, мысли были так же тяжелы, как камень на могиле Луки.
За спиной зашумела трава. Он встал на колени, склонил голову и почувствовал на плече чью-то руку.
– Симон…
Голос был осторожный, как и прикосновение, но сердце Симона чуть не выскочило из груди. Он вскочил, крутанулся, схватив за руку того, кто подкрался. Нож его уже был занесен для удара, когда раздался крик:
– Нет, Симон, не надо!
От удивления Симон замер, затаив дыхание.
– Это… это я, Мири, – заикаясь, произнесла девушка, уклоняясь от ножа.
Симон медленно выдохнул, опустил нож, прислушиваясь к голосу. Как только он разглядел ее в лучах заходящего солнца, слова стали лишними.
Он узнал бы Мири где бы то ни было, несмотря на то что, она была одета в мужской крестьянский наряд. Ее длинные белокурые волосы были туго заплетены и уложены вокруг головы. Большая широкополая фетровая шляпа свалилась с головы, когда он схватил ее за руки, или она просто держала ее в руке, неслышно подкрадываясь сзади.
Он не сознавал, как сильно схватил ее, пока она не напомнила.
– Симон, пожалуйста, мне больно.
Он отпустил ее и убрал нож. Наконец-то обретя голос, хрипло потребовал:
– Мири, какого… какого черта ты здесь делаешь?
Она потерла покрасневшую руку, очень спокойно для женщины, которой только что угрожали охотничьим кинжалом. Не отвечая, она прошла мимо Симона, посмотрев на могильный камень.
– Кто такой Лука? Это имя апостола. – Мири искоса посмотрела на него пронизывающим взглядом. – Не думаю, что в этой могиле покоится кто-то из апостолов, Симон.
Симону не понравилось, что он покраснел и смутился, когда Мири застала его здесь в такой сокровенный момент.
– Это… это могила одного из брошенных младенцев, о которых я тебе говорил, – смущенно произнес он.
– Почему он похоронен здесь один? Так далеко от деревни?
Симон стиснул зубы:
– Потому что проклятый священник не позволил Луке лежать в освященной земле. Он не был крещен и к тому же он сын женщины, связанной с дьяволом Мне ничего не оставалось, как похоронить его здесь и…
– Его похоронил ты? – прервала его Мири, сделав большие глаза.
Симон почувствовал, что покраснел еще больше.
– А кто еще? Даже его собственные бабка и дед боялись прикоснуться к нему. Так что же мне оставалось делать? Бросить его маленькое тельце на растерзание диким зверям?
– Нет, конечно, нет. – Мири положила руку ему на рукав. – Ты все правильно сделал для него, Симон. Земля – его мать. Какой бы холодной она ни была, как бы ни был жесток мир над ней, она приняла Луку в свои нежные объятия.
Симона всегда настораживали языческие высказывания Мири. Похоже, она это почувствовала, потому что добавила:
– Извини, я не обидела твоих католических чувств?
– Нет. – Вообще-то образ, нарисованный Мири, был необычайно приятный. Ему понравилась мысль о том, что он не закопал Луку в холодную бесчувственную землю, но вернул его в материнские объятия. Несомненно, земля для него была лучшей матерью, чем та, которая его родила.
Симон удивился сам себе, признавшись:
– Я теперь плохой католик. Уже много лет не был на службе.
– Но этого малыша ты назвал в честь апостола.
– Подумал, ему будет лучше называться именем одного из святых. Может быть, это будет неким оправданием его, если законы рая действительно такие суровые. – Мужчина стал переминаться с ноги на ногу, чувствуя себя глупо, объясняясь перед ней. – Как ты заметила по моей лошади, я не умею давать имена.
– Очень даже умеешь, – улыбнулась Мири, но продолжала всматриваться в его лицо с тем выражением, от которого ему всегда было не по себе.
– Ты так и не ответила на мой вопрос, – сказал он. – Что ты здесь делаешь?
– Тебя ищу. – Мири наклонилась за шляпой, валявшейся на земле. – Ты пришел на остров Фэр за помощью, не так ли? А теперь мне нужна твоя помощь. – Она опустила глаза, теребя пальцами край шляпы, и слегка дрожащим голосом добавила:
– Понимаешь, я… я нашла собственного Луку.
Симон резко вдохнул, отчетливо вспомнив то потрясение, когда впервые встретился с жертвоприношением младенца и, откинув покрывало, увидел маленькое мертвое личико. Но что было с несчастной Мири, когда она столкнулась с таким ужасом? Симон приблизился к ней, взяв локоть Мири…
– Все нормально, – быстро произнесла она, взглянув на него и пытаясь улыбнуться. – Хочу сказать, что с ним все будет хорошо… Я надеюсь. Ребенку, которого я нашла, повезло гораздо больше, чем Луке. Он был еще жив. Я отнесла его в Порт-Корсар… к одной доброй женщине с ребенком, она согласилась его кормить. В отличие от тебя я не думала давать ребенку имя, просто я была так напугана… всем этим.
Перед тем как продолжить, она сжала губы.
– Сожалею, я не поверила тому, что ты рассказал мне тогда. Я не такая наивная, чтобы думать, будто не существуют жестокие люди, способные приносить в жертву детей. Просто не ожидала встретиться с этим на моем острове. Только не на острове Фэр.
– Расскажи мне, что случилось, – попросил он. – Расскажи мне все.
Мири побрела с холма следом за Симоном по тропинке, вьющейся между рядами небольшого виноградника.
Мири говорила так тихо, что Симону пришлось остановиться, чтобы расслышать ее рассказ о том, как она нашла брошенного ребенка и боялась, что он уже умер. Она немного колебалась, прежде чем сказать, чей это был ребенок, и сообщила про гордую и отчаянную девчонку, либо бежавшую с острова Фэр добровольно, либо увезенную насильно, соблазненную членами ордена Серебряной розы.
Возможно, Мири была слишком откровенна, сообщив охотнику на ведьм имя Кэрол Моро.
Она обещала Мари Клэр и себе, что будет очень осторожна с Симоном, что начнет сотрудничать с ним только для того, чтобы победить Серебряную розу, и при этом будет держать его на самом недоступном расстоянии.
– …и как только я убедилась, что за моим домом и животными есть кому присмотреть, я покинула острой Фэр, чтобы найти тебя, – закончила Мири.
Симон выслушал ее рассказ с мрачным видом, сцепив руки за спиной. Он ее не перебивал, не задавал вопросов, дал ей высказаться до конца. Но в конце он упрямо выставил вперед челюсть.
– Проклятие! Мне не следовало приезжать на остров Фэр. Ведьмы Серебряной розы, должно быть, преследовали меня. Я привел их прямо на порог твоего дома.
Спускаясь с холма, он взмахнул рукой, оборвав сухие виноградные листья.
– Если ты немного подумаешь, то поймешь, что этого не могло быть. Еще до твоего прихода Кэрол уже хвасталась своими могущественными друзьями. Скорее всего, эти женщины давно бродили по острову Фэр, уговаривая Кэрол пойти с ними. – Посчитав, что несчастные засохшие лозы уже достаточно пострадали, Мири схватила Симона за руку, чтобы остановить его. – Именно благодаря твоему предупреждению я не прикоснулась к отравленной розе. Ты фактически спас мне жизнь.
– Я этому очень рад. Постараюсь сделать все возможное, чтобы поймать этих женщин, и прослежу, чтобы эта Моро была наказана вместе с остальными.
Мири в негодовании отшвырнула его руку:
– Нет, я этого совершенно не хочу. Кэрол не такая, как другие. Она всего лишь испуганна и растерянна.
– Иисус Христос, Мири… – начал Симон, но Мири оборвала его:
– Она не хотела бросать ребенка. Я уверена в этом.
– Значит, у девчонки какие-то особенные представления о материнстве.
– Неужели ты не понимаешь? На острове Фэр много глухих и безлюдных мест. Но она завернула его в свою лучшую шаль и оставила у реки, где я всегда беру воду. Она положила своего малыша там, где я должна была его отыскать.
– А также отравленную розу. Скорее она не хотела, чтобы ты нашла ребенка, но хотела тебя убить. Ты об этом не подумала? – рассердился он.
Мири в растерянности онемела. Такая ужасная мысль никогда не приходила ей в голову. Но ответ она нашла быстро.
– Кэрол не такая злая. Что бы ни случилось, во всем виноваты те женщины. Если даже она и оставила розу, то они вынудили сделать это или… или обманули. Я уверена.
Переубедить Симона было трудно. Вид его помрачневшего лица всегда пугал ее, она называла это «выражением охотника на ведьм».
– Симон, пожалуйста, ты должен мне верить и доверять моим инстинктам, а не своим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49