У него не имелось никаких разумных объяснений тому, с чего началось это резкое сползание в безумие. Ясно было одно: это как-то связано с его чудесным исцелением, которое произошло прошлой ночью.
Прошлая ночь… Вэл прикрыл глаза рукой. Он бы продал сейчас душу дьяволу, чтобы узнать, что случилось с ним прошлой ночью!
Вэл невесело рассмеялся. А может, он уже это сделал? Обменял свою душу на то, что носит сейчас под рубашкой.
Пальцы его скользнули по груди, нащупывая цепочку и осколок камня. Он даже не осмеливался взглянуть на него весь этот безумный день, но сейчас вытянул дрожащими пальцами кристалл из-под рубашки и поднес его к свету. Это был всего лишь осколок великолепного колдовского камня, вставленного в рукоять фамильного меча Сентледжей. Однако даже этот небольшой сверкающий кристаллик обладал такой завораживающей красотой, что Вэл не мог оторвать от него взгляда.
Но каким образом к нему попал этот давно пропавший кусок кристалла? Он не мог ничего вспомнить, как ни пытался. Здесь не могло обойтись без Рэйфа Мортмейна, но если Рэйф вернулся в Торрекомб после стольких лет отсутствия, он не остался бы незамеченным. Ведь не призрак же он!
А впрочем, так ли уж важно, откуда взялся этот кристалл? Теперь он принадлежал ему! Вэл осторожно погладил сверкающие грани похожего на сосульку обломка. Он чувствовал себя так, словно все, чего он хотел когда-то, о чем мечтал, было теперь заключено в этом мерцающем маленьком…
Нет! Вэл вздрогнул, потрясенный этой мыслью. Кристалл явно обладал какой-то странной властью над ним, а ведь он даже ему не принадлежал. По праву он должен быть возвращен его брату Лансу, владельцу меча Сентледжей.
Вэл снял с шеи цепочку, удивляясь тому, как тяжело ему оказалось это сделать. Крепко сжав кристалл в ладони, он обвел библиотеку взглядом, раздумывая, куда бы его положить до завтрашнего дня. Он направился к своему письменному столу и, достав из ящика маленький пустой кошелек, положил туда кристалл на цепочке. Но не успел он убрать кошелек обратно в ящик стола и повернуться, как его остановила резкая боль.
Боль в ноге вернулась! Ужасная, пронзающая все тело, нестерпимая — она заставила его сжать зубы, чтобы сдержать крик. Вэл судорожно вздохнул, пытаясь поскорее добраться до кушетки, пока еще не потерял сознание. Похоже было, что время действия чуда кончилось.
Но, растирая больное колено, Вэл внезапно все понял. Его исцеление было каким-то образом связано с кристаллом. Ему нужно просто достать его И снова надеть на шею. Но когда он уже начал подниматься, какое-то внутреннее чувство остановило его. Нет, он больше никогда не прикоснется к кристаллу!
Вэл упал на подушки, пытаясь массировать пульсирующее от боли колено. Боль была адская — почти такая, как в первые часы, когда он получил свое увечье. Это произошло в тот ужасный день в Испании, когда он нашел Ланса, раненного на поле сражения. Его беспечный братец тогда слишком часто испытывал свою безрассудную храбрость.
— Держись, Лапе! Я иду! — гаркнул Вэл, пытаясь перекричать гул канонады и стоны умирающих.
Он изо всех сил прокладывал себе дорогу сквозь едкие клубы дыма туда, где лежал его брат, истекая кровью, с кровавым месивом на месте правого колена. Его сердце сжалось от страха, когда он опустился рядом, дрожащими руками доставая медикаменты и бинты.
— Все в порядке, Ланс, — сказал он. — Я здесь. Я помогу.
— Не-ет!
Ланс уже почти терял сознание от боли, но попытался отползти от брата. Однако Вэл схватил его за руку и крепко сжал.
— Оставь меня, черт возьми!
Ланс попытался выдернуть руку. Даже сейчас, сквозь эту невыносимую боль, он чувствовал, что собирается сделать Вэл, и не хотел этого допустить.
Но Вэл не колебался ни секунды. Действуя быстро и решительно, он мысленно открыл свое тело навстречу брату, которого любил больше жизни, заставив перетекать его боль по своим жилам.
— Нет! Дьявольщина! Вэл, не смей! Не делай этого! Оставь меня… — хрипел Ланс.
— Все в порядке, брат. Я смогу забрать ее, — сказал Вэл, хотя боль была такая, что ему пришлось сжать зубы. — Просто держись.
Но он почти сразу почувствовал, что все пошло совсем не так, как надо. Вэл и теперь не понимал как следует, что же тогда произошло, однако он взял в себя не просто боль брата, но и само увечье тоже. Это был единственный случай в жизни Вэла, когда он полностью утратил способность управлять своими сверхъестественными способностями. Впрочем, прошлой ночью с ним, кажется, произошло то же самое…
Вэл глубоко вздохнул. Словно яркая вспышка, появилось воспоминание. Он стоит на коленях в холле, наклонившись над кем-то, пытаясь помочь. Это мужчина… мужчина, который умирает в страшной агонии. Вэл закрыл глаза, напрягая память. Гроза. Была сильная гроза, гремел гром и сверкали молнии. Кусок кристалла свисал с цепочки, надетой на шею. Кто-то схватил его за руку так сильно, что Вэл никак не мог освободиться, никак не мог прекратить контакт…
Боже! Почему же он не может вспомнить?! Воспоминание стало тускнеть и совсем растаяло. Все усилия вызвать его снова доставляли ему не меньше муки, чем больная нога. И все же ему казалось очень важным вспомнить — словно сама его жизнь зависела от этого.
Так что же случилось с ним прошлой ночью? Что-то очень темное и ужасное. Что-то связанное с бурей, с кристаллом и с его старым врагом…
И тут перед ним возникло лицо — незнакомое, и в то же время…
Это был Рэйф Мортмейн!
8.
В порту вовсю кипела жизнь.
Грузчики перетаскивали корзины и бочонки, загорелые суровые моряки прохаживались по причалу в поисках нанимателей. Вдоль пристани выстроилась вереница экипажей; суетились пассажиры, выгружая и перетаскивая свои дорожные сундуки. Всюду сутолока, шум, крики и ржанье лошадей.
Груз
Но даже среди этой толпы, где каждый был занят своими делами, невольно обращал на себя внимание — особенно внимание дам — высокий джентльмен в темно-синем плаще. Несмотря на гражданскую одежду, в нем сразу угадывался морской офицер. Он обладал отменной военной выправкой и держался с достоинством. Серебряные нити в темных, аккуратно подстриженных волосах придавали шарм резким благородным чертам его лица. И хотя для моряка его кожа была слишком бледной, любая леди сразу принимала его за капитана одного из стоящих в порту судов, ибо в нем с первого взгляда угадывалась властность и привычка командовать.
На самом же деле Рэйф Мортмейн еще никогда не чувствовал себя более неуверенно, чем сейчас. Он шел вдоль вереницы экипажей, зажав в руке дорожную сумку, и старался смотреть только прямо, не встречаясь ни с кем взглядом. И не только потому, что за его голову была назначена награда.
Рэйф чувствовал себя чертовски странно, неуверенно, словно это был вовсе не он. Так, наверное, чувствовал бы себя человек, одной ногой стоящий в могиле и вдруг обнаруживший себя в мире живых. Впрочем, ведь именно это с ним и произошло. По всем правилам он должен был быть уже трупом. Так почему же он до сих пор жив?
Рэйф подошел ближе к воде и глубоко, полной грудью вдохнул свежий морской воздух, чувствуя, как играет сила в его окрепшем теле. Это было самое настоящее чудо, дьявол его возьми! И он должен был бы радоваться. И какая-то часть его действительно радовалась, но в глубине души Рэйфа что-то чертовски сильно тревожило.
Что— то очень странное случилось с ним в канун Дня Всех Святых.
Когда это было? Вчера? Два или три дня тому назад? Его воспоминания об этом были слишком смутными. Он даже не помнил, как выбрался из Торрекомба и добрался до Фалмута, как нашел спрятанные там деньги и одежду.
Эта потеря памяти очень беспокоила его. И все же когда он проснулся сегодня утром в гостинице «Красный Лев» и увидел себя в зеркале, ему прежде всего захотелось позаботиться о своей внешности. Хотя Рэйф никогда не был излишне тщеславен, все же он старался сохранять опрятный вид настоящего морского офицера.
После того, как в номере побывал цирюльник, Рэйф наконец-то вновь почувствовал себя человеком. Теперь было бы хорошо… Он машинально потянулся к шее, туда, где обычно висела цепочка с кристаллом… Теперь ее не было.
Должно быть, он как-то избавился от этой проклятой вещицы, вот только будь он проклят, если помнит, как! Отрывочные картинки сверкнули в его памяти: одинокий дом на берегу, Вэл Сентледж, подхвативший его, когда он свалился прямо у порога, склонившееся над ним лицо, ужасный блеск кристалла…
А затем — ничего. Он не мог ничего вспомнить вплоть до своего возвращения в Фалмут. Возможно ли, что доктор, получив этот чертов кристалл, умер вместо него? Отчего-то Рэйф не верил в это, хотя если Вэл и не умер, то, скорее всего, очень скоро пожалеет об этом.
Но, может быть, черная магия кристалла не подействует на доктора так, как на него, Рэйфа? В конце концов, ведь это кусок от меча Сентледжей, а Вэл был Сентледжем — и притом самым невыносимо скучным и пресным из них. Как это там его дорогой друг Ланс дразнил своего благородного братца? Святой Валентин! Не исключено, что зло вообще никогда не касается таких людей.
Рэйф нахмурился. Как-то так получалось, что он вроде даже надеялся, что кристалл не принесет вреда Вэлу, а ведь это самый настоящий абсурд. Он готовил свою месть несколько месяцев, Валентин Сентледж всегда был его заклятым врагом, и он ненавидел этого человека, ведь так?
Рэйф потер висок, пытаясь вновь вызвать в себе былую обиду, гнев, горечь… Но как-то так вышло, что эти темные эмоции, разъедающие его душу годами, вдруг исчезли. Так же, как и кристалл. Он вдруг почувствовал себя начисто вытертой доской. Ощущение было очень неприятным, даже пугающим.
Рэйф попытался отогнать от себя эти тревожные мысли и сосредоточиться на своем нынешнем положении. Прикрыв рукой глаза от яркого блеска отраженного в воде солнца, он принялся рассматривать лес мачт, высящихся на фоне лазурного неба, пока не заметил «Вентуру» — купеческое судно, на котором намеревался отплыть в Восточную Индию и даже уже оплатил свой проезд. Ему было абсолютно все равно, куда плыть, — лишь бы вновь почувствовать под ногами качающуюся палубу, услышать плеск волн, нашептывающих о дальних странах, свободе и приключениях. Этой странной тяги к дальним странствиям он не ощущал в душе с тех самых пор, как был совсем молодым человеком.
Как бы то ни было, здесь его больше ничего не держало. Он никогда не любил Корнуолл. Негостеприимный берег в который раз доказал, что его здесь не ждет ничего, кроме несчастий, — как, впрочем, и всех остальных Мортмейнов, включая его собственную мать. Земля несбывшихся надежд и разбитых мечтаний… На этот раз он больше не вернется сюда и даже не оглянется. Но ему пока ни к чему спешить подниматься на борт:
«Вентура» отплывет не раньше вечернего отлива. А значит, у него еще есть время.
Зайдя в небольшую таверну возле причала, он купил себе хлеба и сыра. Ему бы посидеть в темном углу таверны до отплытия судна, но Рэйф устал прятаться в тени. Не в силах устоять против соблазна прогуляться по солнышку, он вышел на улицу и с удовольствием подставил лицо легкому морскому бризу, раздувающему волосы.
Рэйф медленно брел по узкой улочке, выложенной булыжником, и с наслаждением жевал хлеб с сыром, удивляясь сам себе. На протяжении последних месяцев у него вообще не было аппетита, а сейчас ему казалось, что он не ел в своей жизни ничего вкуснее, чем эта простая еда. Он с удовольствием ощущал грубоватую корочку ароматного хлеба на языке, мягкий вкус сыра, смакуя их так, словно это были изысканные деликатесы французской кухни. Рэйф не помнил, чтобы когда-нибудь раньше его ощущения были такими острыми, чтобы он был так настроен на удовольствие. И самым большим из всех удовольствий оказалось просто ощущать, что ты живешь.
Покончив с едой, Рэйф задержался у стеклянной витрины и долго, с некоторым удивлением разглядывал собственное отражение. Когда это он успел так поседеть? Его когда-то черные густые волосы сейчас отливали серебром. Конечно, это неудивительно для человека, которому перевалило за сорок. Он не молодеет. Но по лицу этого не скажешь. После того, как сбрили бороду, он стал выглядеть гораздо моложе и как-то… ранимее.
— Мама, мама, пожалуйста, не бросай меня! Детский крик резанул Рэйфа, словно холодная сталь ножа. Он вздрогнул, боясь, что это ему почудилось, что это эхо из тумана его собственных воспоминаний, ставших ночными кошмарами.
— Мамочка, пожалуйста!
Когда крик прозвучал снова, Рэйф обернулся. Всего в нескольких ярдах от него перед одним из домов, обращенных к морю, невысокая женщина в коричневой шали пыталась отцепить от себя маленького худенького мальчика. Растерянность матери и горе сына не вызывали никакого интереса у редких прохожих. Рэйф и сам не вполне понимал, почему остановился. Вот уже много лет, как он научился равнодушно относиться к тому, что происходит вокруг, особенно с незнакомыми людьми.
Правда, эти двое не были незнакомыми. Как бы невероятно это ни показалось, но он знал эту ничем не примечательную маленькую пичугу и ее худенького болезненного сына со светлыми волосами. Он видел их совсем недавно. Или это было целую жизнь тому назад?
Да, точно! Он вспомнил старый сарай маленькой фермы недалеко от Фалмута. Ему вдруг ясно представился образ Корин Брюэр, глядящей на него снизу вверх своими добрыми, мягкими глазами, когда ему наконец удалось забраться на спину серого мерина.
«Храни вас бог, мистер Мори…»
Да, так и есть: Корин Брюэр — вот кто эта женщина. Глупая доверчивая вдовушка, которая позволила ему, переночевать в сарае и продала ему свою единственную лошадь. А как зовут ее сына? Чэд? Нет, кажется, Чарли. Но что они делают здесь и почему собираются расстаться? Почему Корин сжимает в руках небольшой дорожный саквояж? Впрочем, это все его нисколько не касается.
Рэйф уже собрался было развернуться, чтобы уйти, как вдруг увидел другую женщину, одетую гораздо лучше Корин. Эта пожилая дама появилась в дверях дома. Ее высокая сухая фигура была облачена в черное шелковое платье, пепельно-серые волосы были забраны под чепец, такой же строгий и суровый, как выражение ее лица.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52