Грусть труднообъяснимая, неясная, заставляющая сильнее биться сердце, особенно когда видишь, что этим глазам суждено жить всего несколько мгновений, потому что их погасила жестокая пуля... Только бы она осталась жива... С такими глазами... Такие глаза были только у людей, живших в девятнадцатом веке. Или даже раньше, в веке восемнадцатом, когда даже войны были менее кровавыми и велись по рыцарским правилам... когда неписаные законы чести требовали вызвать оскорбившего тебя недруга на честный поединок, который назывался коротким словом "дуэль", и оба неприятеля, стоя у барьера и глядя друг другу в глаза, хорошо знали, что Бог и его величество случай дают им равные шансы на жизнь и на смерть... А почему в него, Слава Русина, должны подло стрелять из-за угла, даже не объяснив, в чем состоит его вина, если за нее он должен расплачиваться своей жизнью? Да и существует ли эта вина? Возможно, дело заключается в происках менее удачливых конкурентов, которым не удается собирать полные залы. Они уверены, что смерть конкурента - это решение всех проблем. И они по-своему правы, потому что вся Планета объята пламенем больших и малых войн, и жизнь человека стоит меньше копейки, которая и сама ничего не стоит...
В мире царит страх, люди забыли о Боге и о бессмертной душе, которой хочется чего-то доброго, светлого, чистого... Как те песни, которые поет он, Слав Русин. Поет не ради кучи зеленых бумажек - не деньги, черт побери, главное в этой жизни! Человеку нужна вера в лучшую жизнь, которая непременно наступит.
Только вот имеет ли он, Слав Русин, право звать людей к лучшей жизни, имеет ли он право проповедовать добро, имеет ли он право становиться мессией, чудом избежавшего сегодня уготованного судьбой распятия? Ты и сам грешен, на твоей совести кровь. Кровь десятков, если не сотен людей. Ни в чем не повинных женщин и детей... Что из того, что тогда ты был двадцатилетним безусым юношей-романтиком, начитавшимся книг Крапивина и уверенного, что имеешь право изменять мир по своему усмотрению? Ты был безусым мальчишкой, мечтал о чистой и вечной любви, наподобие той, что царила в стихах Блока к придуманной им Прекрасной Даме, и сам был влюблен в одну девушку, которую видел только по телевизору, в фильме, который...
Впрочем, не важно. Вся мужская половина тогда еще единой страны была влюблена в эту девушку, в современную Прекрасную Даму, влюблена платонически, никто и помыслить себе не мог, что с ней возможны какие-то другие отношения... А потом Слав узнал, что та девушка вышла замуж, родила дочку... И он разочаровался в своей любви, потому что не мог соединить свою Прекрасную Даму с тем, что она стала женой и матерью...
Возможно, это была одна из причин, одна из многих причин, из-за чего он завербовался в войска ООН. И оказался на том проклятом острове, где разгорался огонь очередной гражданской войны, и мировое сообщество поставило цель умиротворения повстанцев. Слав попал в Особое подразделение, в батальон "ЗЕД-35", задачей которого стало разоружение незаконных вооруженных формирований. Как шутили кадровые офицеры, до этого успевшие повоевать в горячих точках своей собственной страны, солдатам была выдана индульгенция на убийство. Индульгенция - потому, что по новому уставу войск ООН "голубые каски" получали неограниченные права и освобождались от уголовного преследования за преступления, которые они совершили во время службы. Наверное, поэтому среди миротворцев оказывались профессиональные убийцы...
Подразделение, где служил Слав, фактически являло собой полуавтономное вооруженное формирование, формально подчиненное Спецкомиссии ООН.
Действовало оно по праву сильного, которое зубоскалы не поленились переименовать в "право первой ночи". Мародерство и изнасилования в подразделении, где служил Слав, не поощрялись, но и не преследовались.
Коля Беркутов, незабвенный друг детства, за два дня до боя на том самом плато бросил в сердцах: "Если это называется наведением нового мирового порядка, то я против такого порядка...". Коля был тихим парнем, он никак не соответствовал своей "хищной" фамилии. Ни разу он ничего не брал у крестьян, не подкарауливал в кустах смуглых мулаток, не бил по лицу стариков, требуя указать, где скрываются партизаны-сепаратисты. На его тонких, как у девушки, руках, - руках не воина, а художника, уж точно не было невинной крови. Может быть, поэтому он и погиб. На всех войнах всегда гибнут самые неприспособленные к убийству...
А когда спустя две недели после боя на плато Сьерры, прозванном "долиной смерти", командование войск ООН приказало любой ценой очистить горные массивы от легионеров, чтобы освободить контролируемые ими дороги, по которым в обездоленные войной селения должны были пойти конвои с гуманитарной помощью, Слав, еще не восстановившийся после отравления газами, потребовал выписки из госпиталя и отправился вместе со своим батальоном на задание. Слав хотел только одного - мести. В его душе жила святая решимость - отомстить врагу за смерть друга. За то, что враги отняли у него возможность по-человечески попрощаться с ним, проводить, как подобает, в последний путь, всплакнуть на могиле... Поэтому Слав первым ворвался в селение, где, по данным разведки, была основная база легионеров, ударом ноги выбил дверь глинобитной хижины, притулившейся у подошвы высокой скалы, и пронзил внутреннее пространство халупы беглым огнем из верного "калаша". Откуда он мог знать, что в этом селении уже давно нет партизан? Ведь он видел, что из окон этой хижины можно держать под обстрелом все подступы к селению, и потому, стараясь быть незамеченным, пока другие ждали за поворотом, прокрался, маскируясь в зарослях, к самой избушке... А там прятались от войны маленькая девочка вместе со своим шестимесячным братишкой. Она крепко прижимала мальчонку к обвязанной потрепанными лоскутами какой-то материи груди, и ее мертвые глаза - большие и черные - глядели в лицо Слава с недетским укором...
Прошло больше пяти лет, а он никак не может забыть этот вопрошающий за что? - детский взгляд.
Но разве только он, Слав, виноват в смерти маленькой девочки? В той проклятой стране шла война. А Слав был солдатом на той войне. Эта война отняла у него друга...
Но когда настало время заключать новый контракт на продолжение службы, Слав решил остановиться, не делать убийство своей основной профессией. Он порвал с армией раз и навсегда. Вернувшись на родину, решил попробовать себя в качестве артиста - тем более что голосом его Бог не обделил, и поэтическим талантом тоже.
Но, вернувшись на родину, Слав узнал, что Таня... его девушку тоже звали Таней, и она была какая-то несовременная: не пила, не курила, не "кололась", не ходила на дискотеки "балдеть" от "кислотной музыки". Даже косметикой не пользовалась... И в свои 17 лет умудрилась остаться единственной в их одиннадцатом "А" чистой и непорочной. И целовалась она только один раз - со Славкой, своим верным приятелем, с которым дружила чуть ли не с раннего детства, их даже дразнили "женихом и невестой".
Однако Таня ничуть не обижалась на дразнилки, потому что где-то в глубине ее души жила странная, но приятная уверенность, что когда-нибудь правда, очень и очень не скоро - она действительно выйдет замуж за Славку...
Славка был уверен, что Таня не забыла их первый - и единственный поцелуй, когда он приехал из Оливии, где учился в военно-морском училище.
Стоял теплый осенний вечер, и они гуляли по тихому парку, запорошенному облетевшей листвой, а потом присели передохнуть на дощатую скамейку. И...
Славка набрался смелости - парень он был не из робкого десятка, но перед Таней почему-то тушевался, особенно когда невольно встречался с ней взглядом, - слегка приобнял девушку за узкие плечи и нежно коснулся своими губами ее губ. И обрадовался, когда почувствовал, что Таня пытается ответить - неумело, но искренне, - на его поцелуй... А потом вдруг, словно испугавшись чего-то, она вырвалась из его объятий и убежала, и Славка не стал догонять девушку, потому что и сам был крайне смущен... а на следующий день, в воскресенье, они увиделись, как ни в чем не бывало, и долго, до темноты, гуляли по парку и набережной Волги, о чем-то разговаривали, но никто из них не вспомнил про вчерашний поцелуй... хотя оба чувствовали, что между ними со вчерашнего дня зародилось нечто большее, чем прежняя дружба, после чего они должны всегда быть вместе. Славка смело смотрел в карие глаза девушки, и видел, что Танюшка не забыла его робких, но уверенных губ, и что она совсем не против снова почувствовать приятную сладость поцелуя...
Но они не торопили события, потому что знали, что время близости, о которой они мечтали тайком друг от друга, еще не пришло. Славке и Тане было всего по семнадцать лет, жизнь только начиналась, и они знали, что все у них еще впереди - и объятия, и поцелуи, и новые встречи. И совместная жизнь - долгая и счастливая. А сейчас они, не задумываясь о будущем, просто гуляли вдвоем по осеннему парку, держась за руки, и этого было достаточно для счастья...
И когда неожиданно для многих, в том числе и для Тани, Славка бросил морское училище и завербовался в миротворческий батальон ООН, Танюшка сказала ему:
- Я буду ждать тебя. Когда ты вернешься, я выйду за тебя замуж. Ты мне веришь?
- Верю, - лаконично ответил Славка.
Славка не мог не верить своей Танюшке - и, быть может, именно эта вера хранила его и спасала в том бесчеловечном аду.
Славка не мог погибнуть в бою, потому что знал, что его ждала Танюшка.
Лучшая девушка на всей Земле...
Да что там на Земле - во всей необъятной Вселенной...
Но, вернувшись домой, Славка узнал: не дождалась его Танюшка.
Нет, она не изменила ему. Сохранила верность.
Случившееся было гораздо страшнее. И стало возможным лишь в наш жестокий и бесчеловечный век, когда не осталось никаких запретов.
Окончив школу, Таня отправилась на юг, в город Красногорск, поступать в университет. Казалось бы, странное непонятное желание, почти что блажь:
ехать учиться за тридевять земель от родного дома, когда как в Староволжске есть свой университет, ничуть не хуже. Более того - один из лучших в стране.
Но у Тани с детства была мечта - она хотела жить в Белом Городе и Синего Моря. Именно так - с большой буквы. Поэтому и уехала на юг страны, такая вот несовременная романтическая девушка 17 лет от роду, которая совсем не знала жизни, но искренне верила, что жить будет долгой и счастливой.
В Красногорске это и случилось.
Славка так толком и не узнал деталей происшедшего. Следователь, который и сам был не рад, что ему поручили вести это дело, многословностью не страдал... Впрочем, мелкие детали не интересовали Славку, ибо он выяснил самое главное: его Танюшка - девушка, безусловно, симпатичная, приглянулась одному очень авторитетному (в определенных кругах) человеку.
Человек этот был еще очень молод - ему едва исполнилось тридцать, однако у него был очень влиятельный отец, который контролировал чуть ли не треть города. А его сын был негласным хозяином студгородка. Поговаривали, что даже ректор университета - человек тоже уважаемый и авторитетный, но совсем в других сферах - кормился с рук "Папы" и его отпрыска.
Впрочем, о чем только люди не чешут своими длинными языками...
Ни одна студентка, проживающая в общежитии, не могла избежать постели "Тарзана" - так в узких кругах именовали сыночка "Папы". Это называлось "платой за проживание".
Но Танюшка обещала Славке хранить верность, поэтому сразу гневно отвергла настойчивые притязания "Тарзана"... такая вот несовременная... а "Тарзан" не мог стерпеть, что какая-то лоханутая "чикса" посмела отвергнуть его безусловное право насладиться аппетитным телом невинной девушки. Верность она, видите ли, хранит... барышня из девятнадцатого века, блин...
И как-то вечером, когда Таня возвращалась в общежитие из библиотеки, пятеро бритых подонков схватили девушку и силой затащили ее в тренажерный зал, расположенный в подвале одного из домов.
И "оттянулась" по полной программе...
Надругались над девушкой с особой жестокостью и цинизмом.
Зверски избили.
И в довершении всего ударили гантелей по голове.
И оставили подыхать на окровавленных матах...
Они никого и ничего не боялись, эти бритые парни с накачанными затылками.
В их пустых, безжизненных глазах трудно было прочитать даже отблеск мысли.
Но они были верными и преданными слугами "Тарзана" и знали, что он и его отец смогут отмазать их от любых неприятностей. С "Папой" здороваются за руку депутаты городского парламента, а городской голова - тот вообще любит попариться в "папиной" сауне в его загородном охотничьем домике, выстроенном на берегу моря...
Таня каким-то чудом осталась жива.
Она сумела выбраться из незапертого тренажерного зала.
... Последний раз девушку видели на берегу. У Синего Моря, которое она очень любила и считала своим единственным другом в чужом для нее Белом Городе, который так и не стал для девушки родным теплым домом. Таня знала - здесь она может доверять только морю. Море никому не даст ее в обиду...
До моря было недалеко - оно начиналось буквально в шаге от студенческого городка. Из аудиторий филфака Таня часто видела за окном белокрылых чаек, которые стремительно носились над серой водой. И искренне завидовала вольным птицам, которым не были страшны никакие преграды. Ей самой хотелось стать вольной белокрылой птицей и бесстрашно парить над волнами...
Таня пришла к Морю - и Море пожалело несчастную девушку.
Подсказало ей единственное верное решение...
Какая-то веселая компания расположилась на пустынном в этот вечер пляже.
Пятеро студентов, парней и девушек, которые отдыхали на морском берегу - пили пиво, бренчали на гитаре, смеялись, целовались... Они-то и увидели похожую на сомнамбулу девушку - грязную, оборванную, окровавленную, которая медленно, шатаясь из стороны в сторону, брела по песчаному пляжу.
Сначала ребята решили, что девушка пьяна. Или накурилась "травки" - в южном городе этой дряни было навалом.
1 2 3 4