Эта история ведет начало с дней Зедекии - царя Иудеи, а заканчивается сумбурным описанием вражды каких-то племен, обрывками откровений и объемистыми списками из настоящей Библии. Пробираясь по страницам совместной продукции братьев, я искренне симпатизировал им. Будучи их скромным собратом по перу на поприще беллетристики, я понимаю, насколько трудно подобрать подходящие имена персонажам. Но Джозефу и Хируму пришлось намного труднее, и все же они оказались смелее меня, создав Тинкума, Кориантуми Пахорана, Кишкумена, Гадиантона и другие бессмертные имена, которые не в силах удержать моя память. Что касается географии, так братья постарались держаться от нее подальше, довольно хитро избегая ссылок на местонахождение некоторых пунктов, потому что, как сами видите, были не совсем уверены в том, какие земли находятся по соседству с их собственным графством. На страницах этой Книги кровожадные военачальники совершали марши и контрмарши, а авторы добавляли к Ветхому завету новые удивительные главы, переделывали небеса и землю, что в писательском ремесле считается делом вполне законным. Однако они не смогли выработать единства стиля, и было довольно неумно с их стороны вставлять в эту сверхъестественную "Моисееву" мозаику целые куски из настоящей Библии. К тому же трудолюбивое перо нет-нет, да и вправляло в утомительную пародию парочку предложений на отвратительном английском, вроде подобного кошмара: "И сказал Моисей народу Израиля: - Какого черта вы делаете?" Буквально такой фразы в Книге мормонов нет, но тон воспроизводится верно.
Вокруг мормонизма сложилось немало утонченных побочных явлений. Во-первых, их церковь более абсолютна, чем римская: помалкивайте о многоженстве и в то же время смотрите сквозь пальцы на некоторые случаи неумеренности; позаботьтесь о том, чтобы умственный уровень новобранцев был как можно ниже, но одновременно следите затем, чтобы новейшие достижения агрономии были доступны старейшинам, - и вы получите первоклассное орудие для пионерной работы. Мишурный мистицизм и заимствования из франкмасонства служат переселенцам: шведам, датчанам, валлийцам и корнуэлльскому батраку не хуже четко организованных Небес.
Я прошелся по улицам, заглядывая в окна, и заметил, что комнаты были обставлены по моде пятидесятых годов. Главная улица кишела окрестным сельским людом, собравшимся поторговать с Сионским торгово-кооперативным обществом. По-моему, церковь контролирует финансы этого предприятия, и оно соответственно приносит неплохие дивиденды.
Женские лица не отличались привлекательностью. Это верно, но, несмотря на то что люди некрасивые внешне так же иррациональны в неразделенной любви, как и красавцы, складывалось впечатление, что многобрачие благословенный институт для женщин и только духовное убеждение могло загнать в его рамки неуклюжих широколицых мужчин. Женщины одевались ужасно, а мужчины, казалось, были связаны веревками. Сегодня весь день они будут торговать на рынке, а завтра, в воскресенье, отправятся в молельню. Я пытался поговорить кое с кем, но люди бормотали в ответ нечто нечленораздельное на непонятном мне языке и вообще вели себя как коровы. И все же одна женщина (вовсе не безобразная) призналась, что ненавидит саму идею превращения Солт-Лейк-Сити в выставку для развлечения немормонов.
- Оттого, что мы имеем свои учреждения, другим незачем приезжать сюда пялиться на нас, ведь верно?
Особенность речи выдала ее с головой.
- Когда вы уехали из Англии? - спросил я.
- Летом тысяча восемьсот восемьдесят четвертого. Я из Дорсета, ответила она. - Агент мормонов обошелся с нами приветливо, а мы были бедняками. Сейчас нам намного лучше - матери, мне и отцу.
- Значит, вам нравится?..
Сначала она не поняла.
- О, многоженство меня не касается. По крайней мере еще нет. Я не замужем. Мне нравится жить самой по себе. У меня появились собственные вещи и есть немного земли.
- Но я полагаю, что вы...
- Только не я. Мне не по душе эти датчане и шведы. Мне нечего сказать ни за, ни против многоженства. Это дело старейшин, но, только между нами, я не думаю, что это продержится долго. Завтра вы услышите, как они рассуждают в церкви, будто бы это распространяется по всей Америке. Шведы верят всему, а я знаю, что это не так.
- Тем не менее вы получили землю.
- О да, мы ее получили. Но конечно же, мы никогда не говорим ничего против многоженства - ни отец, ни мать, ни я.
Поразительно, но где-то все же скрывается обман. Вы что-нибудь слышали о рисовых христианах?
Мне очень хотелось продолжить разговор с девицей, но та нырнула в Сионский кооператив, а меня поймал какой-то мужчина и сказал, что мой долг - осмотреть достопримечательности города. Они включали: молитвенный дом в форме яйца, Улей, городские владения Бригама Янга, надгробие на могиле этого хулигана с полным ассортиментом его жен, спящих вокруг (точно так же одиннадцать верных почили над пеплом Рунджит Сингха за стенами форта в Лахоре), и парочку других диковин. Но все они были уже описаны более даровитыми перьями. Зверинцы Бригама, где он держал своих жен, обыкновенные запущенные виллы. Молельный дом - обман, крытый гонтом. Улей - дом, куда сносят церковную десятину, - похож на хлев. Мормоны печатают свои бумажные деньги - церковные банкноты, которые затем обмениваются на продукты местного производства. Однако молодежь предпочитает золотого тельца немормонов. Не очень-то приятно ходить по городу, когда гид указывает на каждое третье здание: "Вот здесь старейшина такой-то содержал Амелию Безершинс, свою пятую жену... простите, третью. Амелию он взял после Кезии. Та была его любимицей, и он не позволял Амелии встречаться с Кезией, опасаясь, как бы та не испортила ее красоту".
Мусульмане совершенно правы: с той самой минуты, когда домашние тайны гарема оказываются у всех на устах, этот институт готов рухнуть.
Я отделался от гида, когда тот рассказал мне очередную сомнительную историю, и дальше пошел сам. Особенность города - порядок, тишина и спокойствие, в которых пребывает роскошь. Дома стоят посреди обширных ухоженных газонов, и каждое владение почти не отличается от соседнего. Фасады домов увиты растениями, и в ветвях деревьев слышится благозвучная музыка ветра, которая разносится по улицам вместе с запахом сена и летних цветов.
На плоскогорье, с которого просматривается весь город, стоит гарнизон войск Соединенных Штатов - пехота и артиллерия. Штат Юта волен делать все, что ему вздумается, но лишь до того желанного часа, когда голоса мормонов будут заглушены голосами немормонов. Гарнизон содержат на всякий случай. Крупные, с акульими ртами и свиными ушами ширококостные фермеры нередко отличаются диким фанатизмом и за последние годы сильно испортили жизнь немормонам, когда те составляли ощутимое меньшинство. Однако сейчас, когда миновали дни открытых и тайных убийств, поджогов ферм немормонов, ревнители мормонизма осмеливаются лишь осторожно бойкотировать тех, кто мешает им явно. Газеты мормонов открыто проповедуют неповиновение правительству Соединенных Штатов, и по воскресеньям в молельном доме проповедники, так сказать, ходят в масть. Когда я зашел туда, дом был полон народа, которому лучше было бы заняться стиркой.
Поднялся какой-то человек и сказал собравшимся, что они, избранники божьи и Израиля, должны подчиняться пастырям и близится час, когда наступит благо. Я полагаю, что они слышали это столько раз, что проповедь не производила должного впечатления. Самые возвышенные положения любого вероучения теряют "соль", когда их твердят постоянно.
Толпа шумно дышала через нос, все смотрели прямо перед собой и были пассивными, словно камбала.
В тот же вечер я посетил гарнизон (один из тех, куда жаждут попасть армейские офицеры) и оттуда разглядывал панораму города святых, лежавшего передо мной в окружении непривлекательных гор.
Можно долго рассуждать о тех несчастьях, загубленной любви, разбитых сердцах и сильных душах, совращенных с пути жизни и наставленных на непреклонную дорогу смерти, которые видели эти годы. Как же это было? Иммигранты со стертыми в кровь ногами прорывались в этот круг, а потом вдруг понимали, что отныне они навсегда отрезаны от друзей и нет надежды на возвращение, а сами они попали в лапы других "друзей", которые называли себя священниками Всевышнего. "Но, слава богу, вот идет Ричард Бэкстер", как выразился однажды некий знаменитый богослов.
Я очень рад, что судьбой мне не уготована участь быть кирпичом в стене мормонского храма, который так ловко приткнулся к берегу озера горького и безнадежного.
Глава XXXII
Как я познакомился с важными персонами по дороге из Солт-Лейк-Сити в Омаху
Много видал
городов и людей.
Не поймите меня превратно. Я люблю этих людей, а если уж отыщется повод для уничтожающей критики в их адрес, возьму это на себя. Не знаю почему, но я подарил им свое сердце, отдав предпочтение перед другими народами. Снаружи американцы, так сказать, недожарены и кровоточат по краям; они тщеславнее англичан и чудовищно вульгарны, словно египетские пирамиды, если покрыть их сахарной пудрой наподобие рождественского кулича. Они по-петушиному самоуверенны, соответственно необузданны, небрежны. Я понял, что обожаю американцев, когда повстречался с соотечественником, который насмехался над ними. Он видел в них только дурное, начиная с тарифа и кончая принципом государственности "поступай как знаешь", и поэтому считал их недостойными внимания истинного британца.
"Все допускаю, - сказал я. - Их правительство похоже на временное, законы - обыкновенное текущее мнение, железные дороги сделаны из спичек и заколок для волос; их удачливость зиждется на обилии леса, вод и руды, но не является результатом умственной деятельности. И все-таки это самые крупные и прекрасные люди на земле! Пройдет сотня лет, и вы увидите, что произойдет, когда им закрутят гайки и они забудут некоторые патриархальные заветы покойного мистера Джорджа Вашингтона..."
Когда я оставил своего оппонента, то весьма нуждался в подкреплении своих мыслей, потому что попал в объятия совершенно обворожительного человека, которого случайно встретил на улице сидящим на стуле посреди тротуара. Он покуривал огромную сигару, оказался коммивояжером, и его пути проходили по Южной Мексике. Он рассказывал истории, от которых у меня волосы вставали дыбом: о забытых городах; каменных изваяниях богов, по глаза затянутых дикой порослью; мексиканских монахах; восстаниях и диктатурах. Он-то и затащил меня на Соленое озеро, чтобы искупаться. Озеро находится в пятнадцати милях от города, и туда часто ходят поезда обыкновенные трамвайные вагоны без крыши. Железнодорожное полотно, как, впрочем, повсюду в Америке, поражало своими ухабами. На подступах к озеру местность стала совсем уже скудной. На твердых плоских берегах озера были устроены купальные мостки, эстрады, буфетные стойки, но они только подчеркивали унылость пейзажа. У американцев еще руки не доходят до своих пейзажей.
- Крепитесь, - сказал коммивояжер, входя в тяжелую, как ртуть, воду. Входите же!
Я вошел и шел до тех пор, пока не всплыли мои ноги. Пришлось продвигаться вперед так, словно я противостоял напору сильного ветра, но мои голова и плечи продолжали торчать над водой. Ужасное ощущение невозможность утонуть. Плыть было тоже бесполезно. От воды нельзя было отталкиваться, поэтому я просто-напросто сел на нее и остался на плаву, словно роскошный анемон, посреди сотен других, барахтавшихся вокруг. Купаться в этом теплом, липком рассоле можно хоть три четверти часа, не опасаясь дурных последствий. Однако на берег выходишь покрытым с головы до пят белой солью. Если проглотить добрую порцию этой воды, можно считать себя покойником. Это истинная правда: я глотнул только полпорции и вследствие этого покойник наполовину.
На обратном пути через плоскую равнину, которая окаймляла озеро, коммивояжер обратил мое внимание на некоторые народные обычаи. Большая железнодорожная платформа вмещала около сотни мужчин и женщин, "с песней на устах возвращавшихся с морей". Они пели, кричали, сыпали довольно солеными остротами, в общем, вели себя словно их заморские сестры и братья - арийцы и арийки из Старого Света.
Позади меня сидели две скромницы в белом. Никто не сопровождал их. На девиц обратил чары своей неиссякаемой любви избранник этого сборища молодой человек с голосом великолепного диапазона. Девушки рассмеялись, но ничего не ответили. "Сватовство" было возобновлено в самых экстравагантных выражениях. Сидящие рядом зааплодировали. Когда мы приехали в город, девушки пошли своей дорогой, парни своей. Улица была густо затенена кронами деревьев. Увидев это, я вспомнил лондонских хулиганов и удивился, что никто не пристает к девушкам.
- Ничего особенного, - сказал коммивояжер. - Пусть кто-нибудь посмеет его пристрелят на месте.
На следующий день точно в таком же вагоне по дороге с озера кого-то действительно пристрелили. Убитый оказался "уркой", что означает законченный тип уголовника. Он пререкался с полицейским, и тот прикончил его. Я видел, как по улице тянулась похоронная процессия: около тридцати экипажей, до отказа заполненных сомнительного вида мужчинами и подобными им женщинами. Местные газеты сообщили, что у покойного были свои достоинства, но это уже не имеет значения, потому что, если бы шериф не укокошил его, тот наверняка укокошил бы шерифа. Я почему-то расстроился и уехал, хотя коммивояжер с радостью принял бы меня в своем доме, несмотря на то что не знал даже моего имени. Я дважды встречался с ним душными длинными ночами, и мы разговаривали о будущем Америки, покачиваясь на стульях, вынесенных на тротуар.
Стоит послушать Сагу об Америке из уст молодого энтузиаста, который только что обзавелся собственным домом, куда поместил милую маленькую женушку, а сам на свой страх и риск готовился вступить на поприще коммерции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55