Десантис кивнул, но выражение его лица не изменилось.
— Тогда еще одно. Эта операция отличается от многих других. Здесь будут деньги, живые, настоящие, хрустящие доллары, а не чеки, не фишки, не ценные бумаги. Значит, мы сможем сразу же разделить добычу, без промедлений.
Лэш послушно кивнул, но насторожился.
— Итак, — продолжал Десантис, — я сам назначу день. И хочу уехать из Вегаса не позже чем через час после дела.
Лэш помрачнел. Теоретик, заметив это, улыбнулся. Правда, улыбка не слишком смягчила выражение его лица.
Лэш набрал в грудь побольше воздуха, словно перед прыжком в воду.
— Ладно, я же сказал: играем по вашим правилам.
Десантис кивнул:
— Отлично. Вы говорили, у вас есть свой человек среди служащих казино. Так?
— Да, говорил.
— Кто он такой? Расскажите.
Все-таки некоторые из своих обязанностей Брент Мэйджорс терпеть не мог — к примеру, общение с певцами и комиками. Не со всеми, конечно. Некоторые из них были весьма милыми и приятными людьми. Но большинство — самое настоящее мерзкое и вонючее дерьмо.
Джей Ди Фэлкон представлял последнюю группу.
И даже, по мнению Мэйджорса, возглавлял этот парад мерзости.
Мэйджорс возражал против приглашения Фэлкона — слухи о нем ходили самые, мягко говоря, нелестные. Но владельцы «Клондайка» не согласились с управляющим.
Номер у Фэлкона был исключительный, отрицать невозможно. Все билеты на месяц вперед расхватали моментально, стоило лишь объявить о его гастролях.
— Шутки Фэлкона отличались непристойностью и особой скабрезностью. Он жутко гордился надписью на афише: «Джей Ди Фэлкон, грязные шуточки!» Помимо непристойных хохм, почти половина представления сводилась к тому, что он всячески оскорблял и поносил зрителей, заплативших кругленькую сумму за билет, как это проделывал и Дон Риклес. Но Джей Ди использовал все нецензурные бранные слова, какие только существуют на свете, и ни на секунду не задумывался перед тем, как назвать человека «дерьмо» или «член».
И странное дело, зрители с удовольствием проглатывали подобные помои. Пожирали за милую душу.
Один из журналистов, пишущих про ночные клубы, сделал вывод, что подобным образом удовлетворяется присущая американской публике страсть к мазохизму. Мэйджорс не читал эту статью, любовь публики к Фэлкону ставила его в тупик. Если бы какой-то языкастый клоун посмел обозвать его подобными словами, да еще на публике, он просто врезал бы ему в зубы.
Конечно, поступить так возможно лишь в теории.
Мэйджорс знал, что не стоит срываться из-за похабщины, произнесенной в переполненном зале. Но неприязнь к Фэлкону была вызвана вовсе не его сквернословием на эстраде. Брент знал и других комиков, использующих в своих выступлениях нецензурные выражения и задирающих публику. Но в частной жизни, с друзьями и знакомыми, они были вежливыми и воспитанными людьми, разговаривали тихо и спокойно и не говорили грубостей.
Только не Фэлкон. Похабщина так и перла из него, он грязно ругался на сцене и еще сильнее во все остальное время, хотя сильнее, казалось, уже невозможно.
Фэлкону было лет сорок — пятьдесят. Внешне он походил на драчливого петуха. Роста в нем было пять футов четыре дюйма (если без каблуков), он уже начал оплывать и старался с помощью корсета прятать во время выступления свой выпирающий животик. У него был нос картошкой и такое неуемное либидо, что он и ослицей не побрезговал бы, если бы не нашел никого другого.
Мэйджорс хорошо помнил, с чего возникла его неприязнь к этому субъекту. Во время их первой встречи, за два часа до того момента, как Фэлкону предстояло появиться перед публикой в «Клондайке», он заявил:
— У меня всегда стоит, начальник. Я слишком занятой человек, чтобы рыскать в поисках шлюх. В твои обязанности входит обеспечивать мои потребности.
Понял?
— Я не сводник, ни тебе и никому другому девочек не поставлял и поставлять не буду!
Фэлкон, еще почти трезвый и потому настроенный довольно дружелюбно, захихикал:
— Посмотрим, начальник, посмотрим.
…Сейчас разъяренный Мэйджорс решительно шагал по коридору к гримерным, что располагались за сценой концертного холла, тащил за собой Линду и думал: «Вот сейчас и посмотрим».
Он без стука вломился в гримерку Фэлкона, следом за ним влетела Линда.
Джей Ди сидел за туалетным столиком, перед ним стояла полупустая бутылка водки. Услышав, что дверь распахнулась, он резко обернулся.
— Стучать надо, когда входишь, осел! — Рука Фэлкона непроизвольно дернулась, чтобы прикрыть лысый череп.
Мэйджорс уже знал, что Джей Ди просто не выносит, когда его застают без парика. Сейчас эта деталь его туалета валялась на столике, словно коричневый мохнатый зверек, свернувшийся в клубок и уснувший возле бутылки водки.
— Здесь женщина, Фэлкон, — процедил сквозь зубы Мэйджорс.
— Где женщина? — глумливо осклабился комик. — Я тут вижу только черное дерьмо.
Ярость захлестнула Мэйджорса, он рванулся было вперед, но Линда удержала его и спокойно сказала:
— Не надо, Брент, не стоит. Не пачкай руки.
Мэйджорс остановился, гнев душил его.
Фэлкон с явным вызовом и подчеркнутым пренебрежением потянулся за бутылкой и отхлебнул прямо из горлышка. Он уже почти полностью оделся для выступления, осталось натянуть туфли, но выглядел совершенно неприглядно: красная рожа, мутные глаза, язык заплетается.
— Тебе уже достаточно, и так напился, — заметил Мэйджорс.
— Я никогда не напиваюсь, начальник. В меня можно влить три бутылки, и никто не заметит. А пью я для того, чтобы выдержать целый вечер со стадом ослов, которые собрались там… — Он ткнул рукой, в сторону сцены.
— Хватит. Ты же на ногах не стоишь.
— Ты кто такой, чтобы мне указывать? Только я имею право решать, хватит мне или не хватит!
Тут Мэйджорс не выдержал. Он сорвался с места и бросился к Фэлкону. Не успел тот опомниться, понять, что происходит, как Мэйджорс точно рассчитанным движением двинул опешившему комику прямо в челюсть. Тот покачнулся и начал сползать на пол.
Мэйджорс сгреб его в охапку.
— Линда, открой воду в душе. — Брент резко мотнул головой в направлении маленькой ванной комнаты.
Она метнулась туда, настежь распахнула стеклянную дверцу душевой кабинки. Мэйджорс со своей ношей вошел следом.
— Давай холодную, на всю.
Мэйджорс сунул комика в кабинку под барабанящие струи ледяной воды, потом закрыл дверь и подпер ее спиной. Невозмутимо вытащил сигару из кармана. Линда чиркнула спичкой, и Мэйджорс прикурил. Он втягивал в себя воздух до тех пор, пока сигара не начала тлеть так, как ему нравится.
Темное лицо Линды приняло озорное выражение.
— Начальник, у тебя сейчас будет раскисший комик.
— Уж лучше раскисший, чем надравшийся. Прости, детка, за грубости, какие тебе пришлось выслушать.
— Ты думаешь, я раньше ничего такого не слышала? Я же выросла в гетто, забыл? — И рассудительно добавила:
— Тебе не стоит обращать внимания на его выходки, Брент. Он просто неуверенный в себе человек.
— Черт! Мне тошно слышать, когда пытаются объяснить, почему ублюдок ведет себя как ублюдок.
Он мразь и никто больше.
Линда протянула руку, и он дал ей сигару. Она глубоко втянула дым, потом вернула ее Мэйджорсу.
Внезапно ему в голову пришла неприятная мысль.
— Фэлкон к тебе приставал?
— Конечно. Джей Ди пристает ко всему, что движется и имеет более или менее длинные волосы. — Линда равнодушно пожала плечами. — Но это ерунда, Брент. Ему дашь промеж ног, он и отстанет.
— Если он еще сунется к тебе, скажи мне. Мне нужен только повод, чтобы разорвать с ним контракт. — Брент прислушался. В душе по-прежнему шумела вода, других звуков не было.
— Думаешь, он там утонул? — спросила Линда.
— Если бы! — Мэйджорс рывком дернул дверку.
Фэлкон скрючился в углу кабинки, жалкий, промокший. Мэйджорс выключил воду. Джей Ди заморгал, сощурился, по лысой голове стекали струйки воды.
— За это я оторву тебе яйца, Мэйджорс, — не слишком уверенно пригрозил он.
— Ну-ну, попробуй.
— Посмотри на мой костюм! На что он похож? — жалобно заныл Фэлкон. — В чем мне теперь выступать?
— А в чем мать родила. Наверняка на голого Фэлкона приятно будет посмотреть. Публика с ума сойдет от восторга.
Мэйджорс наклонился и рывком поставил артиста на ноги.
Билли Рэй Томпсон — крупный человек во всех смыслах. Шесть футов и два дюйма роста и, как он любил говаривать, «три обхвата в талии». Он предпочитал пить виски большими глотками и обожал разгромные попойки — с битьем посуды и потасовками.
Он любил большие выигрыши, крупных женщин и все в этом роде. Даже когда он проигрывался в пух и прах, не расстраивался.
Томпсон мог позволить себе такое развлечение.
Он владел пятьюстами акрами земли в Западном Техасе, к северу от Одессы. На его пастбищах паслось несколько тысяч голов скота, а около десятка скважин выдавали на поверхность — день и ночь, круглосуточно и без перерыва — баррель за баррелем черное золото. Причем золото притекало к нему гораздо быстрее, чем он успевал потратить, как ни старался.
Томпсон наезжал в Лас-Вегас часто и бывал здесь то дольше, то меньше, в зависимости от настроения.
На этот раз он приехал на покерный турнир. Брент Мэйджорс позвонил ему в Саванну, куда он отправился на несколько дней «погреться на солнышке».
Брент нравился Билли Рэю и внушал доверие — он ведь тоже был из старых техасских парней. Брент сказал, что на турнир должны приехать несколько хороших ребят, сильных игроков, и Билли Рэй не мог не ответить на вызов. Он не из тех трусов, что уклоняются от состязания, и никогда не был таким, тем более если сражаться приходилось за зеленым сукном с картами в руке. Эта маленькая слабость не раз прибавляла солидности его бумажнику; пока на его земле не обнаружили нефть, она принесла ему пару миллионов прибыли.
Сейчас Билли Рэй чувствовал себя абсолютно счастливым, как молодой бычок, который удрал на волю и оказался посреди поля люцерны. Фред Уайли заманил его на маленькую «дружескую встречу» с несколькими приятелями в одном из уединенных кабинетов «Клондайка». Джонни Доббс будет и Хэнк Пэррот, обещал Фред.
И Билли Рэй пришел. Они играли по маленькой.
(Королевский размах, ехидно подумал он про себя.)
— Ставлю двадцать пять центов, — вступил в торг Джонни Доббс.
— Согласен.
— Поднимаю вдвое, — объявил Билли Рэй, у него на руках были две пары, семерки и валеты.
— Откроемся, — предложил Хэнк Пэррот.
Томпсон забрал банк и разбогател на один доллар и пятнадцать центов. На загорелом лице появилось детское выражение счастливого удовлетворения, когда он аккуратно раскладывал на кучки блестящие монетки, словно это были тысячедолларовые банкноты.
— Кажется, я сдаю, джентльмены?
— Говорят, Френчи собирался приехать на турнир, — заговорил Джонни. — Явится сюда прямиком из Нового Орлеана.
Джонни Доббса, рыжеволосого, худого как палка, издалека можно было принять за восемнадцатилетнего юнца, а вблизи становилось ясно, что он уже приближается к шестидесяти.
— Френчи? — переспросил Билли Рэй, шустро перетасовывая карты. — Точно? Ты не ошибся? Помнится, мне говорили, что он сейчас где-то в Южной Америке.
— Он в городе, — подтвердил Фред Уайли, — я видел его своими глазами. Ну, Билли Рэй, играем?
— Сдаю пять, — сказал Билли Рэй, — первую закрытой, остальные четыре рубашкой вниз. — Он отсчитал каждому по две карты, потом перечислил те, что лежали открытыми:
— Король, семерка, черная десятка, а у меня — дама. Король начинает.
— Ставлю двадцать пять центов.
В центре стола зазвякали монетки.
— Оставляю. — Билли Рэй снова раздал карты, у каждого теперь оказалось по три. — Ничего, еще семерка, опять ничего, у меня двойка, — равнодушно улыбнулся он. — Пара заказывает.
— Пятьдесят центов. Как дела у Френчи? Он процветает?
— Да что ты будешь делать! — с досадой выдохнул Фред. — Что за черт! В этой колоде, похоже, нет ни одной пары.
Билли Рэй раздал еще по карте.
— Семерка, осталась еще одна, красная десятка, ничего, а у меня еще одна дама. Дама играет, парни.
Попробуем рискнуть, ставлю доллар. — Он кинул монету в плошку. — Кто еще приехал в город?
— Соупи, — отозвался Доббс. — Я видел, как он в «Дюне» играл в кости.
— Соупи? Ха! — усмехнулся Билли Рэй. — Небось рассчитывает подзаработать деньжат. — Он посмотрел свою нижнюю карту — оказалось, это еще одна дама — и улыбнулся. Его удача такая же стремительная и неутомимая, как техасский торнадо. Одно плохо, что игра идет по мелочи. — Все поставили. — Он раздал оставшиеся карты. — Ничего, пятерка, валет, и у меня тоже ничего. Раскошеливайтесь, джентльмены, с вас по доллару. Дама проголодалась.
Джонни бросил свои карты. Остальные остались в игре, и Фред предложил:
— Раскрываемся.
А потом громко хмыкнул, когда Билли Рэй раскрыл припрятанную даму.
Доббс опустошил свой стакан и собрался заказать выпивку.
— На этот раз я угощаю, — заявил Билли Рэй. — Как-никак выиграл три, нет, четыре доллара. Целое состояние! — Он кинул карты на стол. — Хочется повидать старину Соупи. На ком он сейчас женат?
— Кто его знает, — отозвался Фред, — наверное, ни на ком. А что случилось с Лил?
— Сбежала с каким-то парнем. Не баба, а просто подстилка. Ложилась под первого встречного, — заметил Хэнк Пэррот, ковыряя в носу. Руки у него были покрыты огромными веснушками, размером с серебряный доллар; он всегда ходил в коричневой шляпе, сдвинутой на затылок.
— Да Соупи любая девчонка вокруг пальца обведет, — сказал Фред Уайли и оглянулся, потому что в этот момент открылась дверь. — Ба, ребята, смотрите, кто к нам пришел! Привет, крошка!
— Привет, мальчики, — весело проговорила Нона.
Она обольстительно улыбнулась Томпсону и обошла вокруг стола. Он видел, как под блузкой с глубоким декольте колышутся умопомрачительные груди с огромными, твердыми, выступающими сквозь ткань сосками. Нона носила такую же юбку, что и большинство девушек, работающих в «Клондайке», со множеством сборок на талии, очень короткую спереди, а сзади длинную, чуть не до пола, с маленьким турнюром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37