А когда Том рассказал ему, что леди еще и руководитель телевизионных технологий и имеет тесную связь со всеми каналами радио, он стал предполагать, что она поможет ему использовать все эти связи в его предвыборной кампании.
Но когда он встретил миссис Бонд на одном банкете вскоре после первичных выборов, он забыл о всех своих размышлениях и планах. Самой впечатляющей и необычной чертой в ней были молодость и красота. Ей могло быть не больше двадцати семи – двадцати девяти лет. Если бы не ее консервативный деловой костюм, то она бы больше напоминала студентку колледжа, чем взрослую женщину.
– Я очень рад видеть вас, – сказал Хэл, пожимая ее руку. – Я был поклонником вашего мужа.
– А он был вашим, – сказала она. – Несмотря на политические привязанности его семьи. Именно это и объясняет мое появление здесь. Я пытаюсь сделать как можно больше, чтобы выполнить все пожелания моего мужа.
Когда они говорили, влияние ее красоты было еще сильнее.
Хэл удивлялся ирландскому типу ее внешности. Очаровательные волосы, спадающие на плечи, белые руки и свежие щеки, а в центре всего прекрасные зеленые глаза – все это больше делало ее похожей на ученицу, прибежавшую с сельских холмов, чем на вдову старого нью-йоркского миллионера.
Хэл успел выяснить, что у нее не было собственной семьи, а с Бондами она не очень активно общалась после смерти мужа. Она была очень привязана к Уинтропу Бонду, но не к его семье.
И она все еще тосковала по мужу. Слушая ее рассказы, Хэл все отчетливее понимал, что она была гораздо сильнее привязана к Уину, чем предполагали сплетники. Она с горечью поведала о том, что не успела родить ему ребенка. Она воспринимала как свою личную вину то, что его колоссальное состояние перешло ей.
Хотя Хэл и знал, что Уин Бонд не отличался большим шармом или привлекательностью, он заметил, что она рассказывала о нем с искренним сожалением и грустью.
– Вместо детей Уина, – продолжала она, – у меня теперь только его деньги. Это слабое утешение по сравнению с моими желаниями. Но у меня нет больше ничего, поэтому я раздаю их с наибольшей пользой для окружающих. Я даю их детским больницам, фондам… Иногда я сама езжу туда, а в благодарность за мои пожертвования обслуживающий персонал разрешает мне брать детей на прогулки, иногда в цирк. Я достаточно милый компаньон для таких мероприятий, ведь у меня есть некоторое чувство вины.
Она улыбнулась.
– Боюсь, что я из тех женщин, для которых любовь детей олицетворяет любовь всего человечества. Я забыла термин Фрейда по этому поводу, да мне простительно, ведь я не психолог. Но я знаю другое – во мне какая-то пустота, но у меня много денег и свободного времени, поэтому я трачу их для того, чтобы кому-нибудь сделать хорошее.
Она посмотрела на Хэла.
– Это включает и попытку помочь таким людям, как вы. Людям, которые стремятся сделать что-либо для человечества, удерживая нас от возможности быть уничтоженными своими собственными вооружениями и слабостями.
– Хорошо, если мое дело вы не считаете тонущим кораблем, то добро пожаловать на его борт, миссис Бонд, – сказал Хэл.
– Называй меня Бесс, – сказала она ему. – Так делают все мои друзья.
– Тогда Бесс, – улыбнулся он.
Их первая встреча закончилась непринужденным разговором, который, однако, включал и серьезный вопрос о президенте. Думая, что Элизабет Бонд разделяет общее мнение о нем как об амбициозном герое войны, который в свои юные годы рассматривает Сенат как очередную ступеньку к Белому дому, Хэл заверил ее, что лучшим претендентом от партии на выборах 1960 года он видит только Джона Кеннеди и готов посвятить себя его предвыборной кампании.
Казалось, что она поняла его слова правильно.
– А что будет после Кеннеди? – спросила она его. – Никто не может предугадать будущее. Как ты будешь чувствовать себя, если в итоге сам окажешься в Белом доме?
Хэл задумался на какие-то секунды, но вскоре ответил.
– Я этого очень боюсь. – На его лице отразилась скептическая ухмылка.
Она кивнула, что-то ирландское отразилось в ее завораживающих чертах. Но последние фразы казались ему больше похожими на испытание, поскольку прощальная улыбка у нее была гораздо теплее первой.
Вначале Хэл воспринял дружбу с Элизабет Бонд с некоторым неприятным осадком. Он достаточно был информирован о том, чем заканчивались пожертвования на политические цели – через некоторое время инвесторы возникали вновь со своими просьбами и требованиями. Но со временем он уже мог отчетливо видеть ее единственное желание – благосклонное отношение к ней и к фирме «У. У. Бонд». Она только хотела, чтобы его избрали в Сенат и он голосовал бы там в соответствии со своей совестью, особенно по вопросам ядерного разоружения и «холодной войны».
Хэл с трудом мог поверить в свое счастье. Он оказался в ситуации, о которой никто не мог и мечтать – его спонсор имел только идеологические и чисто филантропические причины для помощи ему.
Элизабет Бонд использовала деньги своего мужа только для того, чтобы делать добро для всего мира. Ничего больше.
Она удивила его не только этим. Вскоре он смог удостовериться в ее аналитических способностях, умении находить нужную позицию для разумного баланса сил в Сенате. Она знала не только почему желала его избрания, но и политические последствия этого.
Самое удивительное, что она знала и пути достижения его победы в этой тройной гонке. Она была опытным судьей в политических реалиях, давала взвешенные советы о специфике всех борющихся группировок – о руководстве Демократической партии и важнейших тузах Нью-Йорка, о дополнительных голосах избирателей.
Вскоре он сам с уважением прислушивался к ее советам перед своими выступлениями, особенно о предвыборной рекламе, и в первую очередь на телевидении. Широкие возможности ее интеллекта присоединялись к ее доверию к нему, доверию, на которое не влиял не очень высокий рейтинг его кандидатуры на данный период.
– Не бойся быть самим собой, – часто говорила она ему. – Ты молодой, привлекательный, динамичный. В этом твоя сила, Хэл. Используй это, ведь это твоя судьба. Показывай это общественности, используй для этого средства массовой информации. И запомни мои слова: Боуз и Ингерсолл потопят друг друга. Их все время волнует только личное соотношение, а это очень выгодно тебе. Кроме того, они оба уже старые мужчины, уставшие от жизни и циничные. Из сопереживающих избирателей за них не будет голосовать ни один. Вот увидишь.
В течение нескольких недель Элизабет Бонд стала его неофициальным советником в предвыборной кампании. Он разговаривал с ней по телефону несколько раз в неделю и приглашал на ленч вместе с Томом и другими членами своей команды. Ее красота и уравновешенность приятно контрастировали с тяжеловесным профессионализмом остальных.
Она была также главным слушателем во время его выступлений, когда ему нужно было на кого-то смотреть и внутренне к кому-то обращаться.
Для него было приятно сознавать, что она где-то рядом, внимательно слушает его, но не вмешивается в ход событий. Его семья никогда не интересовалась его политической карьерой, поэтому он чувствовал себя одиноким в этой борьбе. Но теперь у него был человек, который верил в него. Это было приятное чувство.
Но были и практические последствия ее лояльного отношения к нему. Хэл не имел данных о точных суммах и количестве спонсоров его предвыборной кампании, но знал, что они иногда долго размышляли и колебались. Теперь Том сообщил ему о положительном изменении. Хэл заметил также, что пресса и телевидение стали писать о нем совершенно иначе – в статьях подчеркивалась его молодость и давались фотографии его молодого лица на фоне обоих старых претендентов.
Если Бесс что-то предприняла для этого, то она была настоящим другом. Если даже нет, то все равно привнесла в это свой неповторимый шарм. В любом случае она была тем человеком, к которому нужно относится справедливо, а слушать очень внимательно. Все политическое чутье Хэла говорило ему об этом.
Она пригласила Хэла и Диану на ужин в своем особняке в Саттон Плейс.
– Будь мила с ней, – предупредил Хэл Диану накануне. – Нам нужен каждый цент, который она может выделить нам.
Он с облегчением вздохнул, когда увидел, что женщины долго и мило беседовали друг с другом. Бесс доставляло удовольствие обходиться с Дианой – женщиной почти ее возраста – как с дочерью. Диана же, сохранившая свою молодость, чувствовала себя в обществе Бесс гораздо приятнее, чем с семьями его политических друзей.
– Она мне очень понравилась, – позже сказала Бесс о Диане. – В ней гораздо больше, чем можно заметить с первого взгляда.
Хэл не упомянул о странном совпадении, ведь Диана сказала ему после встречи с Бесс то же самое, слово в слово.
После этого ужина дружба Хэла с Бесс Бонд еще больше укрепилась. Хотя это и была не совсем дружба – она относилась к нему очень тепло, но никогда не спрашивала о его семейной жизни – вскоре он почувствовал настоящее доверие к ней, которое дает не всякая дружба.
Он заметил, что с нетерпением ожидает встречи с ней после нескольких напряженных недель поездок по штату в рамках предвыборной кампании. Встречи с ней действовали на него успокаивающе, были своеобразным наркотиком для его нервов. И он наслаждался самой Бесс. В ней каким-то образом соединялись необычайная свежесть девичьего тела и печаль зрелой женщины, особенно проглядывавшая в глазах. Казалось, что внутри нее находится не одна женщина.
Когда они уже больше привыкли к компании друг друга, то стали позволять себе и более легкие темы для разговоров. Она сообщала ему о том, что слышала о нем на различных приемах.
Это было приятным признаком роста его популярности.
– Что женщины говорили на этой неделе? – спрашивал он.
– Утверждали, что ты сексуальнее, чем Кеннеди, – отвечала она. – Но у тебя нет такого инстинкта покорителя-убийцы. Все сошлись во мнении, что ты можешь быть более хорошим любовником, но не можешь очищать свой путь от ненужных людей, как это может делать только он. Если у тебя есть малейшее желание, то легко сможешь завоевать голоса женщин-избирателей.
– Это очень приятно знать, – улыбнулся Хэл. – С удовольствием произнесу несколько речей на эту тему в гостиных во время предвыборных поездок по штату.
Бесс пригласила Хэла посетить с ней один сиротский приют, которому она уже давно помогала. Он пришел в теплый октябрьский день и очаровал всех своей непринужденной беседой с детьми. Его умиляла собственная способность завоевать доверие детишек и умение простыми словами рассказать о больших задачах, стоящих перед страной. Они восприняли его как дудочника в пестром костюме, который знает о всех их желаниях и мечтах. Некоторые из них инстинктивно взяли его за руку.
– Ты был прекрасен, – сообщила ему позже Бесс. – У тебя действительно есть талант общения с детьми.
– Если быть с тобой честным до конца, – сказал Хэл, – а я буду с тобой таким всегда, и ты должна это знать сейчас, – я никогда еще не чувствовал себя так уютно в роли маленького мальчика. Может быть, какая-то часть меня ощущала то, что было потеряно мною в детстве, – он рассмеялся. – Поэтому я, уже будучи политиком, так искренне играл детскую роль.
Она внимательно посмотрела на него.
– Что нужно этой стране, – продолжила она, – так это мужчина, как ты. Мужчина, в котором все еще осталось что-то от мальчика. Какая-то шутка, некоторая спонтанность и надежда на наш мир. – Она улыбнулась. – Это хорошо заметно при съемках. Я заметила впервые, когда видела тебя по телевидению у себя дома. Может быть, это и было основной причиной встретиться с тобой, чтобы удостовериться – действительно ли ты такой в жизни.
– Ну и?.. – спросил он.
– И я не разочаровалась, – был ее ответ.
Хэл посмотрел на нее с некоторым удивлением. Он понимал, что их еще в большей степени связывает родительский инстинкт. Отсутствие детей было определяющим в ее действиях.
То же самое относилось и к нему. Когда он думал о своем потерянном детстве, разочарованиях при взрослении, то мысль его возвращалась к детям, которых он очень хотел иметь.
Но следить за ходом таких мыслей было очень болезненным для него, поскольку между воспоминаниями о детстве и тайными мечтами о детях находилось милое личико, которое ему приходилось отгонять из памяти по сто раз в день. Этой частью его души была Лаура. Если бы он разрешал себе углубляться в такие воспоминания, то у него просто бы не хватило сил жить дальше.
К удовлетворению Хэла, Элизабет Бонд играла не предусмотренную роль посредника между ним и его худшими душевными переживаниями. Бесс была так открыта и искренна в своем несчастье, что Хэл забывал о своих мечтах и жизненных неудачах.
Да, соглашался он, Бесс была для него гораздо больше, чем щедрый спонсор. Она понимала его лучше всех и спасала от огня внутренней борьбы.
Когда они покидали сиротский приют, то она видела его взгляд, направленный на детей, прощавшихся с ними. Несмотря на свои собственные эмоции, она ничего не сказала ему.
Наоборот, она даже сменила тему разговора.
– Скажи-ка, – спросила она, – а как Диана относится к тому, чтобы стать женой сенатора?
Хэл рассмеялся.
– Она гораздо лучше подготовилась, чем я сам. В Вашингтоне она найдет себе друзей и сторонников раньше, чем я обставлю свой офис. Нет, тебе не нужно беспокоиться о Диане.
Элизабет посмотрела на его смеющимися глазами. «Нет, Хэл, мне придется беспокоиться».
XVI
Первого мая произошло неожиданное.
Хэл был в поездке по штату с предвыборными выступлениями. Когда он готовился к очередной встрече с избирателями в городе Рочестере, то в номер отеля ворвался Том Россмэн и включил телевизор.
На экране был Эмори Боуз, дававший пресс-конференцию. Его лицо было серьезным и выражало собственную важность и значимость. В его руках была пачка документов, говорил он очень возбужденным и злым голосом.
– Ты пропустил начало, – сказал Том. – Он утверждает, что располагает доказательствами того, что, работая в НАТО, ты был русским шпионом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55