https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_rakoviny/
Но тогда для установления истины достаточно нескольких секунд. Предположим, сейчас десять часов вечера, суббота. Место действия – Дестри или, допустим, Оксвилл. И только что какой-то криминальный тип разнес своей цыпочке башку из обреза. Опомнившись и чуть поразмыслив, он рождает гениальный план: «А свалю-ка я все на нее…» Тщательно протирает ствол, усаживает мертвое тело на кровать или в кресло. Некоторые заходят еще дальше – в наглую пытаются состряпать предсмертную записку (образчик такого, с позволения сказать, творчества долгое время висел у нас на доске объявлений: «Досведанье нехочу жить»). Считая, что дело обставлено в наилучшем виде, этот умник звонит в полицию. Мы приезжаем по вызову: «Да-а-а, Марвис, горе-то какое; как же это стряслось?» У Марвиса уже готов ответ: «У нее, это, как его, депрессия была». А сам бочком-бочком – и за дверь, вроде как не хочет путаться под ногами. Теперь наш черед. Осматриваем труп: вокруг раны – ни ожога, ни следов пороха. Брызги крови не на той подушке и даже не на той стене. Идем за Марвисом на кухню, а он стоит с целлофановым пакетиком в одной руке и нагретой ложкой – в другой. «Убийство. Героин. С тобой все ясно, Марвис. Собирайся. Прокатимся в управление. За чем? За тем, что на тебе мокрое дело. Почему? Да потому, что ты мудак. И поганый выродок. Вот почему». Чистейшей воды мокруха заявилась на бал обряженной в платье самоубийства. Такую сцену нетрудно себе представить, если в ней главное действующее лицо – тупой бандит и наркоман, но если это умница Трейдер Фолкнер, ученый, преподаватель, профессор философии?… Ой не надо. Какая, собственно, разница? Замаскировать убийство под суицид нельзя. Все эти россказни – чушь собачья. Значит, профессор… Ну да. Убийство всегда выплывает наружу. Преступника может спасти лишь случайное везение или многолетний опыт. Если жертва была сравнительно молода и не страдала серьезными заболеваниями, если смерть не подкрепляется серьезными причинами, то такое «самоубийство» бывает только в мыльных операх, где вместо крови течет кетчуп. У полиции глаз наметан. Будьте спокойны, мы разберемся, что к чему. Потому что это в наших интересах – доказать, что смерть наступила в результате убийства, а не суицида. За раскрытое убийство полагается отпуск, премия, благодарность в приказе. А от самоубийства – никому никакого проку.
«Это говорю не я, – промелькнуло у меня в голове. – Это кто-то другой. Меня здесь нет».
– Трейдер?
– Вне всякого сомнения. В тот вечер он был у нее, Майк. Он был последним, кто видел ее в живых. Не берусь утверждать, что… но без Трейдера тут не обошлось. Он имел на нее огромное влияние. Трейдер точно причастен к этому делу.
– Но почему именно он?
– А кто еще?
Я откинулась на спинку стула, как бы отстраняясь от этого мнения, но полковник продолжал:
– Думаю, ты со мной согласишься. На всем свете не было человека счастливее Дженнифер. Она была абсолютно уравновешенной. Она была… словно бы из солнца.
– Все это чистая правда, полковник Том. Но как знать, что у человека на душе? В мире столько горя – нам с вами это хорошо известно.
– Но из-за чего… – Спазмы сжали ему горло. Наверно, полковнику привиделись последние мгновения жизни дочери. Он несколько раз кашлянул, судорожно сглотнул и договорил: – Ей было больно. Задумайся, Майк, почему ее нашли обнаженной? Это Дженнифер, наша скромница! Да она в жизни не носила бикини – при ее-то безупречной фигуре!
– Простите, сэр, но ведь делу дан ход? Кто им занимается – Сильвера?
– Я приостановил расследование, Майк. У меня к тебе есть просьба.
Телевидение оказало большое влияние на преступников. Оно подарило им стиль. И оно же испортило суд присяжных. А заодно и законников. Мало того, оно даже до нас, до полиции, добралось. Никакая другая профессия не была настолько идеализирована и приукрашена. У меня в голове вертелось сразу несколько эффектных реплик. К примеру, можно было бы ответить: «Я покончила с прошлым, полковник. Теперь это не по моей части». Но передо мной сидел полковник Том, и я сказала ту единственную фразу, которую могла произнести в этих условиях:
– Когда-то вы спасли мне жизнь; для вас я сделаю все, что смогу.
Он потянулся к своему дипломату, вынул папку с надписью: «Дженнифер Рокуэлл. Дело № X-97143» – и передал ее мне:
– Пожалуйста, раскопай хоть что-нибудь, что даст мне силы жить. С этим я жить не могу.
Только теперь он поднял ко мне лицо. Панический страх ушел. Ну а то, что осталось… с подобным я сталкивалась не раз и не два. Передо мной сидел убитый горем старик. Бледное лицо, словно перегоревшая лампочка. Отсутствующий взгляд. Он словно забыл, что находится в кабинете не один.
– Но нам придется несколько обойти закон – вы согласны, полковник Том?
– Да, получается так. Ничего не попишешь.
Я снова откинулась назад и осторожно заговорила:
– Надо рассмотреть и другие версии. Предположим, человек от нечего делать достал свой револьвер. Почистил, повертел в руках. И тут на него накатывают всякие мыслишки. Ребяческие мыслишки…
Как ребенок постигает мир? Тащит в рот все, что попадает под руку. Вот что я хотела этим сказать.
– В общем, дуло револьвера оказывается во рту, а дальше…
– Случайности быть не могло, Майк, – перебил полковник, вставая с кресла. – У меня есть доказательства. Завтра примерно в это же время тебе доставят пакет.
И он кивнул. Словно подразумевая, что содержимое пакета несколько прочистит мне мозги.
– Что за пакет, полковник Том?
– Кое-что для домашнего просмотра.
«Час от часу не легче, – подумала я. – Попробую угадать. Любительская съемка молодой пары, предающейся своим обычным утехам. Трейдер в костюме Бэтмена. И голая Дженнифер, прикованная к стене, вымазанная дегтем и вывалянная в перьях».
Но полковник Том не дал мне додумать.
– Это будет кассета с записью вскрытия, – сказал он.
7 марта
Я посещаю собрания Общества анонимных алкоголиков, играю в гольф, по понедельникам хожу в дискуссионный клуб, доучиваюсь на вечернем отделении в колледже (и еще занимаюсь на заочных курсах, сразу на нескольких), по четвергам отправляюсь на ночное дежурство, по субботам мы собираемся обычной полицейской компанией. Как частенько повторяет мой возлюбленный, «при этой жизни деловой не будет страсти половой». Но возлюбленный тем не менее у меня есть. Тоуб – неплохой мужик. Я к нему привязалась. Надо отдать ему должное: рядом с ним любая женщина чувствует себя точеной статуэткой. Тоуб отличается невероятными габаритами. Заполняет собой все пространство. Когда он поздно возвращается домой – это почище ночного поезда: все балки жалобно стонут и дрожат. Вообще-то, я любовь обхожу стороной. А она – меня. История с Дениссом послужила мне уроком. И Дениссу тоже. Все очень просто: любовь выбивает почву из-под ног. Так что Тоуб меня вполне устраивает. Он, как я понимаю, решил взять меня измором: выжидает, чтобы я без него не могла обходиться. Пока все идет хорошо, но так медленно, что я, наверно, не доживу до завершения его планов.
Конечно, Тоуб – не ангел, раз связался с детективом Майк Хулигэн. Но когда я сказала, что у нас сегодня будет по видику, даже он не выдержал: счел за лучшее отправиться в бар к Фретнику, чтобы пропустить пару стаканчиков. На самом деле, у нас дома всегда есть выпивка, и мне, как ни странно, приятно это сознавать, хотя для меня спиртное равносильно смерти. Сегодня я приготовила ему ужин пораньше, около семи часов. Он дожевал свиную отбивную и умотал.
Тут необходимо кое-что объяснить. Насчет меня и полковника Тома. Под конец моей службы в убойном отделе был такой случай. Как-то утром я опоздала на дежурство. Мало того, явилась с жуткого перепоя, опухшая, с мордой цвета оранжевого песка, еле ворочала языком, печень разве что на бедре не тащила. Полковник Том вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Майк, хочешь загнать себя в гроб – дело твое. Но я тебе потакать не собираюсь». Взял меня за руку, привел в служебный гараж, усадил в машину и отвез прямиком в городскую больницу. В приемном покое доктор спрашивает: «Живешь одна?» А я ему: «Нет. Нет. Я живу не одна». Я тогда жила с Дениссом… Мне сделали промывание желудка, после чего Рокуэлл забрал меня к себе домой. Тогда они еще жили в Уайтфилде. Неделю я лежала пластом в маленькой комнатке на первом этаже. Уличный шум казался мне музыкой; заходили какие-то люди, в которых я не узнавала людей. У моей постели, сменяя друг друга, возникали полковник Том, Мириам, их семейный врач. Кто-то еще. И конечно Дженнифер Рокуэлл – ей тогда было девятнадцать лет. По вечерам она читала мне вслух. Я затихала, слыша ее мелодичный юный голос, и пыталась понять, а уж не призрак ли Дженнифер – из тех, что иногда возникают передо мной хладными, бесстрастными изваяниями, отсвечивая синими масками лиц.
Я не чувствовала с ее стороны ни тени осуждения. У нее тогда хватало своих проблем, да к тому же она не понаслышке знала о том, что такое полиция. Она никого не осуждала.
* * *
Первым делом открываю папку. Заранее знаю, что найду в ней унылое перечисление мельчайших деталей, вплоть до показаний одометра в машине, на которой в тот вечер – четвертого марта – ехали мы с Джонни Маком. Но мне нужно учесть каждую мелочь, чтобы скрупулезно восстановить последовательность событий.
19:30. Трейдер Фолкнер последним видел ее в живых. Утверждает, что по воскресеньям всегда уходил от нее именно в это время. Настроение Дженнифер характеризует как «жизнерадостное» и «обычное».
19:40. Соседку с верхнего этажа, задремавшую перед телевизором, разбудил выстрел. Она позвонила по «911».
19:55. Прибыл патрульный. У соседки, миссис Ролф, были ключи от квартиры Дженнифер. Патрульный прошел в квартиру и обнаружил труп.
20:05. Тони Сильвера принял вызов. Диспетчер сообщил имя погибшей.
20:15. Мне позвонил сержант Джон Макатич.
20:55. Составлен официальный протокол о смерти Дженнифер Рокуэлл.
Через двенадцать часов произведено вскрытие.
* * *
«TACEANTCOLLOQUIA, – написано по-латыни на одной из стен. – EFFUGIAT RISUS. HIC LOCUS EST UBI MORS GAUDET SUCCURRERE VITAE».
«Пусть смолкнут беседы. Пусть улетучится смех. Здесь царствует смерть, помогая живым».
Каждый, кто умер внезапной, насильственной или подозрительной смертью – и вообще любой, кто умер не в реанимации и не в хосписе, – подвергнется вскрытию. Даже тот, кто просто умер без свидетелей. Кто умер в этом американском городе, того санитары доставят в здание судебно-медицинской экспертизы на Бэттери и Джефферсон. Покойника погрузят на каталку, вывезут из огромного морозильника, взвесят и переложат на цинковый стол, над которым закреплена видеокамера. Раньше вместо нее использовались микрофон и «Полароид». Теперь весь процесс фиксируется на видео. Под немигающим глазом камеры одежду покойного подвергнут тщательному осмотру, затем снимут, упакуют в пластиковый мешок и приобщат к уликам.
Но на теле Дженнифер нет ничего, кроме бирки, болтающейся на большом пальце ноги.
Началось.
Хочу сказать, что процедура вскрытия не вызывает у меня ни ужаса, ни отвращения. Для сотрудников убойного отдела прозекторская – самое что ни на есть привычное место. Я и сейчас по необходимости заглядываю туда почти каждую неделю. Служба в отделе конфискации (который входит в состав подразделения по борьбе с организованной преступностью) отнюдь не так безобидна, как может показаться. Мы, грубо говоря, трясем мафию. Стоит кому-нибудь что-нибудь сболтнуть у бассейна, и мы тут же конфискуем всю виллу. А где мафия, там и трупы. Их обычно прячут в багажниках взятых напрокат автомобилей. После показательной казни покойники буквально нашпигованы пулями. Иногда полдня теряешь в прозекторской, пока все пули до единой не будут зафиксированы в протоколе… Короче, сама процедура меня не волнует. Однако на сей раз дело касается Дженнифер. Пытаюсь себя убедить, что полковник Том не просматривал присланную мне видеозапись, а ограничился докладом Сильверы. Мне тоже не больно охота смотреть. Если отвлечься от трупа, прозекторская смахивает на кухню ресторана, готового к открытию. Включаю видео. Под рукой – блокнот для записей, в зубах – сигарета, палец – на кнопке «пауза». С этого момента я становлюсь свидетельницей.
Сильвера пока за кадром: слышно, как он инструктирует патологоанатома. Вот тело Дженнифер, с биркой на ноге. Нагота не выглядит бесстыдной – не то что на снимках, сделанных у нее дома сразу после смерти: там была чуть ли не порнография (художественная, изощренная – вот это женщина!). Сейчас об эротике и говорить не приходится. Тело распластано на доске под слепящими лампами, на фоне кафельных плиток. Цвета искажены. Химия смерти торопится превратить щелочь в кислоту. «Данное тело…» Стоп. Кажется, узнаю голос Поли Ноу. Точно, это он, дежурный трупорез. Наверно, человек не виноват в том, что любит свою работу, равно как и в том, что родился в Индонезии, но у меня при виде этого коротышки по спине пробегает холодок. «Данное тело…» – начинает он, словно эхом повторяя классическое «Нос es corpus».
– Данное тело принадлежит сформировавшейся белой женщине нормального телосложения. Рост сто семьдесят сантиметров, вес пятьдесят семь килограммов. Одежда на теле отсутствует.
Сначала внешний осмотр. Ноу, следуя указаниям Сильверы, разглядывает рану. Он направляет свет рефлектора в застывший полуоткрытый рот и поворачивает тело на бок, чтобы увидеть выходное отверстие. Затем тщательно изучает кожный покров, где могут быть повреждения, отметины, следы борьбы. Особое внимание уделяется рукам и кончикам пальцев. Ноу делает срезы ногтевых пластин и выполняет химический анализ на барий, сурьму и свинец, чтобы установить, действительно ли выстрел был произведен из того самого револьвера двадцать второго калибра. Насколько мне помнится, револьвер подарил дочери полковник Том; он же научил Дженнифер стрелять.
Поли сноровисто берет мазки из ротовой полости, влагалища и анального отверстия. Осматривает наружные половые органы на предмет травм или разрывов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
«Это говорю не я, – промелькнуло у меня в голове. – Это кто-то другой. Меня здесь нет».
– Трейдер?
– Вне всякого сомнения. В тот вечер он был у нее, Майк. Он был последним, кто видел ее в живых. Не берусь утверждать, что… но без Трейдера тут не обошлось. Он имел на нее огромное влияние. Трейдер точно причастен к этому делу.
– Но почему именно он?
– А кто еще?
Я откинулась на спинку стула, как бы отстраняясь от этого мнения, но полковник продолжал:
– Думаю, ты со мной согласишься. На всем свете не было человека счастливее Дженнифер. Она была абсолютно уравновешенной. Она была… словно бы из солнца.
– Все это чистая правда, полковник Том. Но как знать, что у человека на душе? В мире столько горя – нам с вами это хорошо известно.
– Но из-за чего… – Спазмы сжали ему горло. Наверно, полковнику привиделись последние мгновения жизни дочери. Он несколько раз кашлянул, судорожно сглотнул и договорил: – Ей было больно. Задумайся, Майк, почему ее нашли обнаженной? Это Дженнифер, наша скромница! Да она в жизни не носила бикини – при ее-то безупречной фигуре!
– Простите, сэр, но ведь делу дан ход? Кто им занимается – Сильвера?
– Я приостановил расследование, Майк. У меня к тебе есть просьба.
Телевидение оказало большое влияние на преступников. Оно подарило им стиль. И оно же испортило суд присяжных. А заодно и законников. Мало того, оно даже до нас, до полиции, добралось. Никакая другая профессия не была настолько идеализирована и приукрашена. У меня в голове вертелось сразу несколько эффектных реплик. К примеру, можно было бы ответить: «Я покончила с прошлым, полковник. Теперь это не по моей части». Но передо мной сидел полковник Том, и я сказала ту единственную фразу, которую могла произнести в этих условиях:
– Когда-то вы спасли мне жизнь; для вас я сделаю все, что смогу.
Он потянулся к своему дипломату, вынул папку с надписью: «Дженнифер Рокуэлл. Дело № X-97143» – и передал ее мне:
– Пожалуйста, раскопай хоть что-нибудь, что даст мне силы жить. С этим я жить не могу.
Только теперь он поднял ко мне лицо. Панический страх ушел. Ну а то, что осталось… с подобным я сталкивалась не раз и не два. Передо мной сидел убитый горем старик. Бледное лицо, словно перегоревшая лампочка. Отсутствующий взгляд. Он словно забыл, что находится в кабинете не один.
– Но нам придется несколько обойти закон – вы согласны, полковник Том?
– Да, получается так. Ничего не попишешь.
Я снова откинулась назад и осторожно заговорила:
– Надо рассмотреть и другие версии. Предположим, человек от нечего делать достал свой револьвер. Почистил, повертел в руках. И тут на него накатывают всякие мыслишки. Ребяческие мыслишки…
Как ребенок постигает мир? Тащит в рот все, что попадает под руку. Вот что я хотела этим сказать.
– В общем, дуло револьвера оказывается во рту, а дальше…
– Случайности быть не могло, Майк, – перебил полковник, вставая с кресла. – У меня есть доказательства. Завтра примерно в это же время тебе доставят пакет.
И он кивнул. Словно подразумевая, что содержимое пакета несколько прочистит мне мозги.
– Что за пакет, полковник Том?
– Кое-что для домашнего просмотра.
«Час от часу не легче, – подумала я. – Попробую угадать. Любительская съемка молодой пары, предающейся своим обычным утехам. Трейдер в костюме Бэтмена. И голая Дженнифер, прикованная к стене, вымазанная дегтем и вывалянная в перьях».
Но полковник Том не дал мне додумать.
– Это будет кассета с записью вскрытия, – сказал он.
7 марта
Я посещаю собрания Общества анонимных алкоголиков, играю в гольф, по понедельникам хожу в дискуссионный клуб, доучиваюсь на вечернем отделении в колледже (и еще занимаюсь на заочных курсах, сразу на нескольких), по четвергам отправляюсь на ночное дежурство, по субботам мы собираемся обычной полицейской компанией. Как частенько повторяет мой возлюбленный, «при этой жизни деловой не будет страсти половой». Но возлюбленный тем не менее у меня есть. Тоуб – неплохой мужик. Я к нему привязалась. Надо отдать ему должное: рядом с ним любая женщина чувствует себя точеной статуэткой. Тоуб отличается невероятными габаритами. Заполняет собой все пространство. Когда он поздно возвращается домой – это почище ночного поезда: все балки жалобно стонут и дрожат. Вообще-то, я любовь обхожу стороной. А она – меня. История с Дениссом послужила мне уроком. И Дениссу тоже. Все очень просто: любовь выбивает почву из-под ног. Так что Тоуб меня вполне устраивает. Он, как я понимаю, решил взять меня измором: выжидает, чтобы я без него не могла обходиться. Пока все идет хорошо, но так медленно, что я, наверно, не доживу до завершения его планов.
Конечно, Тоуб – не ангел, раз связался с детективом Майк Хулигэн. Но когда я сказала, что у нас сегодня будет по видику, даже он не выдержал: счел за лучшее отправиться в бар к Фретнику, чтобы пропустить пару стаканчиков. На самом деле, у нас дома всегда есть выпивка, и мне, как ни странно, приятно это сознавать, хотя для меня спиртное равносильно смерти. Сегодня я приготовила ему ужин пораньше, около семи часов. Он дожевал свиную отбивную и умотал.
Тут необходимо кое-что объяснить. Насчет меня и полковника Тома. Под конец моей службы в убойном отделе был такой случай. Как-то утром я опоздала на дежурство. Мало того, явилась с жуткого перепоя, опухшая, с мордой цвета оранжевого песка, еле ворочала языком, печень разве что на бедре не тащила. Полковник Том вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Майк, хочешь загнать себя в гроб – дело твое. Но я тебе потакать не собираюсь». Взял меня за руку, привел в служебный гараж, усадил в машину и отвез прямиком в городскую больницу. В приемном покое доктор спрашивает: «Живешь одна?» А я ему: «Нет. Нет. Я живу не одна». Я тогда жила с Дениссом… Мне сделали промывание желудка, после чего Рокуэлл забрал меня к себе домой. Тогда они еще жили в Уайтфилде. Неделю я лежала пластом в маленькой комнатке на первом этаже. Уличный шум казался мне музыкой; заходили какие-то люди, в которых я не узнавала людей. У моей постели, сменяя друг друга, возникали полковник Том, Мириам, их семейный врач. Кто-то еще. И конечно Дженнифер Рокуэлл – ей тогда было девятнадцать лет. По вечерам она читала мне вслух. Я затихала, слыша ее мелодичный юный голос, и пыталась понять, а уж не призрак ли Дженнифер – из тех, что иногда возникают передо мной хладными, бесстрастными изваяниями, отсвечивая синими масками лиц.
Я не чувствовала с ее стороны ни тени осуждения. У нее тогда хватало своих проблем, да к тому же она не понаслышке знала о том, что такое полиция. Она никого не осуждала.
* * *
Первым делом открываю папку. Заранее знаю, что найду в ней унылое перечисление мельчайших деталей, вплоть до показаний одометра в машине, на которой в тот вечер – четвертого марта – ехали мы с Джонни Маком. Но мне нужно учесть каждую мелочь, чтобы скрупулезно восстановить последовательность событий.
19:30. Трейдер Фолкнер последним видел ее в живых. Утверждает, что по воскресеньям всегда уходил от нее именно в это время. Настроение Дженнифер характеризует как «жизнерадостное» и «обычное».
19:40. Соседку с верхнего этажа, задремавшую перед телевизором, разбудил выстрел. Она позвонила по «911».
19:55. Прибыл патрульный. У соседки, миссис Ролф, были ключи от квартиры Дженнифер. Патрульный прошел в квартиру и обнаружил труп.
20:05. Тони Сильвера принял вызов. Диспетчер сообщил имя погибшей.
20:15. Мне позвонил сержант Джон Макатич.
20:55. Составлен официальный протокол о смерти Дженнифер Рокуэлл.
Через двенадцать часов произведено вскрытие.
* * *
«TACEANTCOLLOQUIA, – написано по-латыни на одной из стен. – EFFUGIAT RISUS. HIC LOCUS EST UBI MORS GAUDET SUCCURRERE VITAE».
«Пусть смолкнут беседы. Пусть улетучится смех. Здесь царствует смерть, помогая живым».
Каждый, кто умер внезапной, насильственной или подозрительной смертью – и вообще любой, кто умер не в реанимации и не в хосписе, – подвергнется вскрытию. Даже тот, кто просто умер без свидетелей. Кто умер в этом американском городе, того санитары доставят в здание судебно-медицинской экспертизы на Бэттери и Джефферсон. Покойника погрузят на каталку, вывезут из огромного морозильника, взвесят и переложат на цинковый стол, над которым закреплена видеокамера. Раньше вместо нее использовались микрофон и «Полароид». Теперь весь процесс фиксируется на видео. Под немигающим глазом камеры одежду покойного подвергнут тщательному осмотру, затем снимут, упакуют в пластиковый мешок и приобщат к уликам.
Но на теле Дженнифер нет ничего, кроме бирки, болтающейся на большом пальце ноги.
Началось.
Хочу сказать, что процедура вскрытия не вызывает у меня ни ужаса, ни отвращения. Для сотрудников убойного отдела прозекторская – самое что ни на есть привычное место. Я и сейчас по необходимости заглядываю туда почти каждую неделю. Служба в отделе конфискации (который входит в состав подразделения по борьбе с организованной преступностью) отнюдь не так безобидна, как может показаться. Мы, грубо говоря, трясем мафию. Стоит кому-нибудь что-нибудь сболтнуть у бассейна, и мы тут же конфискуем всю виллу. А где мафия, там и трупы. Их обычно прячут в багажниках взятых напрокат автомобилей. После показательной казни покойники буквально нашпигованы пулями. Иногда полдня теряешь в прозекторской, пока все пули до единой не будут зафиксированы в протоколе… Короче, сама процедура меня не волнует. Однако на сей раз дело касается Дженнифер. Пытаюсь себя убедить, что полковник Том не просматривал присланную мне видеозапись, а ограничился докладом Сильверы. Мне тоже не больно охота смотреть. Если отвлечься от трупа, прозекторская смахивает на кухню ресторана, готового к открытию. Включаю видео. Под рукой – блокнот для записей, в зубах – сигарета, палец – на кнопке «пауза». С этого момента я становлюсь свидетельницей.
Сильвера пока за кадром: слышно, как он инструктирует патологоанатома. Вот тело Дженнифер, с биркой на ноге. Нагота не выглядит бесстыдной – не то что на снимках, сделанных у нее дома сразу после смерти: там была чуть ли не порнография (художественная, изощренная – вот это женщина!). Сейчас об эротике и говорить не приходится. Тело распластано на доске под слепящими лампами, на фоне кафельных плиток. Цвета искажены. Химия смерти торопится превратить щелочь в кислоту. «Данное тело…» Стоп. Кажется, узнаю голос Поли Ноу. Точно, это он, дежурный трупорез. Наверно, человек не виноват в том, что любит свою работу, равно как и в том, что родился в Индонезии, но у меня при виде этого коротышки по спине пробегает холодок. «Данное тело…» – начинает он, словно эхом повторяя классическое «Нос es corpus».
– Данное тело принадлежит сформировавшейся белой женщине нормального телосложения. Рост сто семьдесят сантиметров, вес пятьдесят семь килограммов. Одежда на теле отсутствует.
Сначала внешний осмотр. Ноу, следуя указаниям Сильверы, разглядывает рану. Он направляет свет рефлектора в застывший полуоткрытый рот и поворачивает тело на бок, чтобы увидеть выходное отверстие. Затем тщательно изучает кожный покров, где могут быть повреждения, отметины, следы борьбы. Особое внимание уделяется рукам и кончикам пальцев. Ноу делает срезы ногтевых пластин и выполняет химический анализ на барий, сурьму и свинец, чтобы установить, действительно ли выстрел был произведен из того самого револьвера двадцать второго калибра. Насколько мне помнится, револьвер подарил дочери полковник Том; он же научил Дженнифер стрелять.
Поли сноровисто берет мазки из ротовой полости, влагалища и анального отверстия. Осматривает наружные половые органы на предмет травм или разрывов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17