https://wodolei.ru/catalog/vanny/180cm/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


OCR Busya
«Мартин Эмис «Ночной поезд»»: Махаон; Москва; 2000
ISBN 5-88215-825-7
Аннотация
Чего только я не насмотрелась: один шагнул вниз с небоскреба, другого завалили отбросами на свалке, третий истек кровью, четвертый сам себя взорвал. На моих глазах всплывали утопленники, болтались в петле удавленники, корчились в предсмертной агонии отравленные. Я видела искромсанное тельце годовалого ребенка. Видела мертвых старух, изнасилованных бандой подонков. Видела трупы, вместо которых фотографируешь кучу кишащих червей. Но больше других мне в память врезалось тело Дженнифер Рокуэлл…
Мартин Эмис
Ночной поезд
Посвящается Солу и Дженис

І часть. Отдача
Я – полиция. Допускаю, это странное заявление – по крайней мере странный оборот речи. Но так уж повелось: между своими ни один из нас не скажет: «Я полицейский» или «Я офицер полиции». У нас говорят: «Я – полиция». Стало быть, я – полиция, и зовут меня детектив Майк Хулигэн. А еще я – женщина.
Хочу рассказать о самом тяжелом деле из всех, какие мне доводилось расследовать. Точнее, о том, которое для меня лично оказалось хуже некуда. Когда служишь в полиции, понятие «хуже некуда» оказывается весьма растяжимым. с ходу не определить, что за ним кроется. Его границы с каждым днем раздвигаются все шире. «Хуже не бывает? – спросим мы. – Бывает, да еще как…» Но для детектива Майк Хулигэн это было самое тяжелое дело.
* * *
Центральное полицейское управление насчитывает три тысячи штатных сотрудников; они приписаны к великому множеству отделов и подразделений, отрядов и групп, названия которых постоянно меняются. Личный состав расследует государственные преступления, изнасилования, похищения людей, преступления против личности, квартирные кражи и разбойные нападения, занимается сбором и анализом информации, осуществляет конфискацию незаконно приобретенного имущества, ведет борьбу с организованной преступностью, с мошенничеством, с наркобизнесом, с хищениями автотранспорта. Ну и конечно, сюда же стекаются дела об убийствах. На одной из стеклянных дверей написано: «Отдел нравов». А вот двери с надписью «Отдел грехов» почему-то нет. Сам город – это преступление. Мы – защита. Такой вот расклад.
* * *
Так, теперь сведения из моего личного дела. В возрасте восемнадцати лет поступила на факультет уголовного права, но меня влекли улицы. Притягивали, как магнитом. За время учебы прошла тестирование на пригодность к службе в армии, в отрядах пограничного контроля и даже в системе исправительных учреждений. Затем успешно выдержала проверку на пригодность к службе в полиции. Ушла из колледжа и была зачислена в Полицейскую академию.
Работать начинала в Южном округе, в отделе уличного патрулирования сорок четвертого участка. Меня приписали к подразделению охраны общественного порядка. Мы совершали обход территории и по рации держали связь с диспетчером. Затем я была переведена в отряд по борьбе с преступлениями против престарелых. Доводилось и в засадах сидеть, и подсадной уткой быть. Набравшись опыта, стала работать в штатском, под прикрытием. Прошла еще одну проверку – и меня взяли в Центральное полицейское управление. Сейчас служу в отделе конфискаций, а до этого восемь лет отпахала в отделе по расследованию убийств. Раскрывала убийства. Была «убойной» полицией.
Несколько слов о том, как я выгляжу. Телосложение унаследовала от матери. Сегодня про таких, как она, говорят: ни дать ни взять воинствующая феминистка. Моя матушка вполне подошла бы на роль бандита с большой дороги в каком-нибудь постъядерном боевике. У нас с ней даже голоса похожи – но это из-за того, что я уже три десятка лет не расстаюсь с сигаретой. Черты лица у меня отцовские. Вообще, я смахиваю на деревенскую тетку: волосы высветлены, внешность заурядная, весь облик совершенно невыразительный. Родилась и воспитывалась в том же городе, где живу по сей день. Наш район назывался Мун-Парк. Когда мне исполнилось десять лет, жизнь моя пошла наперекосяк. И я очутилась на попечении у государства. Где сейчас отец с матерью, не имею представления. Росту во мне – метр семьдесят пять, вес – семьдесят с небольшим.
В полиции бытует мнение, что борьба с незаконным оборотом наркотиков – это работа самая рискованная (зато грязные баксы сами липнут к рукам), а, к примеру, расследование похищений – просто не бей лежачего (в Америке почти все убийства – это черный на черного, а похищения – это банда на банду); кто-то поднаторел в расследовании преступлений на почве секса; кто-то прикипел к службе в отделе нравов; аналитический отдел – он и есть аналитический (здесь нужен глубокий аналитический ум, чтобы вычислять ушедших в глубокое подполье злоумышленников). Как бы то ни было, все негласно сходятся в одном: убойный отдел – всему голова. Это высший пилотаж.
Наш город мегаполисом не назовешь. Впрочем, японцы построили здесь свою «Вавилонскую башню»; у нас имеется университет, есть порт и небольшие гавани, развиваются прогрессивные отрасли экономики (разработка компьютерных программ, аэрокосмические исследования, химико-фармацевтическое производство). При этом полно безработных, уклонение от налогов стало настоящим бедствием, но убийств сравнительно немного – десяток-полтора в год. Бывает, что ведешь дело с самого начала; бывает, подключаешься позже. На моем счету в общей сложности сотня расследований. Процент раскрываемости у меня был чуть выше среднего. Неплохо ориентировалась на месте преступления. В служебных характеристиках про меня писали: «Проявляет исключительные способности к проведению допросов». Без труда составляла любые документы. Когда я перевелась из Южного округа в Центральное управление, все думали, что на бумаге я и двух слов связать не смогу. Однако сослуживцы меня недооценили. Прошло совсем немного времени, и я в совершенстве освоила канцелярский стиль. Причем на достигнутом не останавливалась. Как-то раз превзошла саму себя, выполнив кропотливую работу по сопоставлению двух взаимоисключающих версий одного горячего убийства: с одной стороны – свидетель и подозреваемый, с другой стороны – то же самое. «По сравнению с той белибердой, которую я получаю от вас, братцы, – провозгласил сержант Хенрик Овермарс, размахивая моим отчетом перед личным составом отдела, – это просто шедевр. Верх красноречия. Цицерон против Робеспьера, чтоб я сдох!» Я всегда работала на пределе своих возможностей, но потом достигла какой-то черты, и на этом все кончилось. Передо мной прошла сотня подозрительных смертей, и почти каждый раз выяснялось, что за ними стоит самоубийство, несчастный случай или неоказание помощи. Чего только я не насмотрелась: один шагнул вниз с небоскреба, другого завалили отбросами на свалке, третий истек кровью, четвертый сам себя взорвал. На моих глазах всплывали утопленники, болтались в петле удавленники, корчились в предсмертной агонии отравленные. Я видела искромсанное тельце годовалого ребенка. Видела мертвых старух, изнасилованных бандой подонков. Видела трупы, вместо которых фотографируешь кучу кишащих червей. Но больше других мне в память врезалось тело Дженнифер Рокуэлл.
Для чего я все рассказываю? Только для того, чтобы вы представили, кто я и откуда, раз уж я оказалась участницей тех событий, о которых пойдет речь.
* * *
На сегодняшний день (второе апреля) это дело, я считаю, завершено. Закончено. Закрыто. Конец. Однако полученные ответы все только усложнили. Я взялась за гладкий, тугой узел и вытащила из него множество отдельных нитей. Сегодня вечером у меня встреча с Поли Ноу. Хочу задать ему пару вопросов. И получить пару ответов. На этом поставлю точку. Более тяжелого дела у меня еще не было. Но, может, я это придумываю? Да нет, все так и есть. Просто такое досталось дело. Такое дело досталось. Что касается Поли Ноу – он, как у нас говорят, штатный трупорез. То бишь патологоанатом. Трупы вскрывает, чтобы установить причину смерти.
Заранее прошу прощения за грубость, за ханжеские недомолвки, за неуместный сарказм. Полиция – это сплошь расисты. Работа такая. Полиция Нью-Йорка на дух не переносит пуэрториканцев, в Майами терпеть не могут выходцев из Мексики, в Сан-Диего – индейцев, в Портленде – эскимосов. А вот в наших краях копы ненавидят, по сути дела, всех, в чьих жилах нет ирландской крови. В полиции волен служить кто угодно: хоть еврей, хоть негр, хоть азиат. И женщинам сюда путь открыт. Но любой, кто причисляет себя к расе под названием полиция, по долгу службы ненавидит все остальные расы.
Эти разрозненные записи и стенограммы бесед собирались на протяжении четырех недель. Должна принести свои извинения и за необработанные диалоги, и за путаницу во временах (этого трудно избежать, когда пишешь о недавно умерших). А еще, наверно, следует извиниться за финал. Простите меня. Простите. Простите.
Для меня эта история началась вечером четвертого марта и дальше раскручивалась день за днем. Теперь – по порядку
4 марта
В тот вечер я была одна. Тоуб (мы вместе живем) уехал за город на какую-то компьютерную тусовку. Ужин так и остался нетронутым: я уселась на диван, поставила рядом пепельницу и открыла биографическую повесть, которую обсуждали у нас в дискуссионном клубе. Часы показывали: «20:15». Время запомнилось не случайно – мимо окон прогрохотал ночной поезд, который по воскресеньям идет раньше обычного. Я аж вздрогнула. От этого ночного поезда стены, в которых я живу, ходят ходуном. Зато квартирная плата здесь на порядок ниже, чем в других районах.
Тут зазвонил телефон. Это был Джонни Мак, он же сержант Джон Макатич. Мы с ним вместе служили в убойном отделе, а потом его сделали старшим в группе. Отличный парень, и сыщик – каких мало.
– Это ты, Майк? – говорит он. – Тут такое дело…
Ну, отвечаю ему, выкладывай, не тяни.
– Дело дрянь, Майк. Надо извещение доставить.
«Доставить извещение» означает у нас «уведомить о смерти». Иначе говоря, прибыть по указанному адресу и известить людей о гибели родственника. О смерти человека, которого они любили. Я это уже поняла по голосу. Догадалась и о том, что смерть была внезапной. И скорее всего насильственной. Я задумалась. Можно было просто отмахнуться: это теперь не по моей части (впрочем, в деле конфискации незаконно приобретенного имущества тоже не обходится без трупов). Но тогда бы мы пустились в набившие оскомину пререкания, которые кочуют из сериала в сериал. Он: «Ты должна мне помочь. Прошу тебя, Майк». Я: «Даже и не думай. Ни за что. Не рассчитывай, приятель». Такие препирательства можно вести до посинения. И я сдалась. Подумала: какой смысл отказываться, если рано или поздно все равно соглашусь? Своих надо выручать. Мне оставалось только повторить: выкладывай, не тяни, что там у тебя?
– Дочка полковника Тома покончила с собой.
– Дженнифер? – И следом само собой: – Ты что, сдурел?
– Сдуреешь тут. Говорю же тебе, Майк, – дело дрянь.
– Как все было?
– Из двадцать второго калибра – прямо в рот.
Я ждала продолжения.
– Майк, будь другом, сообщи полковнику Тому. И Мириам. Прямо сейчас, не откладывая.
Я закурила новую сигарету. Пить-то я бросила, но курю одну за другой. Ох как я курю…
– Когда я познакомилась с Дженнифер Рокуэлл, ей было восемь, – сказала я.
– Знаю, Майк. Потому и звоню. Если не ты – то кто?
– Ладно. Но сперва ты отвезешь меня на место.
Я пошла в ванную, чтобы для приличия немного подкраситься. Делала это через силу, словно выполняя надоевшую повинность. Как будто протирала тряпкой прилавок. Стиснув зубы. Только что – хочу верить – я была личностью, а теперь неумолимо превращалась в вульгарную бабу.
Машинально, в силу многолетней привычки, бросила в сумку блокнот, карманный фонарик, резиновые перчатки и служебный ствол тридцать восьмого калибра.
* * *
Кто приходит служить в полицию, тот вскоре узнает, что означает «точняк»…Это когда переступаешь порог, видишь труп, обводишь взглядом комнату и говоришь: «Ну да, точняк». Но то, что я увидела, никак не походило на явное самоубийство. Дженнифер Рокуэлл выросла на моих глазах. Ни к кому из знакомых я не испытывала такой симпатии. Да что там говорить – Дженнифер нравилась всем без исключения. С годами ее, похоже, стало тяготить собственное совершенство: блистательный ум, невероятная красота. Нет, поправила я себя, – убойной силы ум. И красота, за которую жизнь отдашь. При этом Дженнифер никогда не была заносчивой – просто такое сокровище кажется непреступным само по себе. Судьба дала ей все, чего только можно пожелать, а потом еще чуть-чуть и еще немножко больше. Ее отец сделал блестящую карьеру в полиции. Оба старших брата – намного старше Дженнифер – пошли по его стопам и получили назначение в Чикаго, а Дженнифер посвятила себя астрофизике и работала в нашем городе. Мужчины? В студенческие времена их вокруг нее увивалось великое множество, но она не выделяла никого. В последние годы – лет семь-восемь – рядом с ней был профессор Трейдер Фолкнер. Мыслитель и мечтатель Трейдер. Так что здесь и не пахло «точняком». Если это и было самоубийство, то совершенно неочевидное.
Джонни Мак, заехавший за мной на машине без опознавательных знаков, припарковался на Уитмен-авеню. По обе стороны широкой, утопающей в зелени улицы стояли особняки или соединенные общей стеной дома – то был академический городок на самом краю двадцать седьмого квартала. Я вышла из машины, разминая обтянутые брюками ноги.
У места происшествия толпился народ. Подъехали машины с рациями, стянулись патрульные группы, прибыли криминалисты и медики. Тони Сильвера и Олтан О'Бой уже прошли в дом. Поблизости маячили соседи, но они для нас были как пустое место. При свете фонаря отчетливо вырисовывались фигуры в форме. Судя по всему, была объявлена общая тревога. Такое не раз бывало в Южном округе, когда на нашей специальной волне сообщалось, что полицейского пустили в расход. Иногда «в расход» означало «все, конец»: то ли погоня за преступником закончилась не в пользу полицейского, и его подстрелили;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17


А-П

П-Я