Другой, без сопроводительного письма, – все та же злосчастная акула. Энни понимала, что акулу непременно придется представить гвоздем выставки, но на этот снимок даже глядеть не хотелось. В обращение к населению она эту акулу включила лишь как напоминание о наиболее знаменательном событии, отметившем тот жаркий год, как зацепку для памяти. С таким же успехом можно было написать «НУЖНЫ ФОТКИ ТРУПА БОЛЬНОЙ АКУЛЫ». На этом снимке угадывалась дыра в боку рыбины, проеденная грибковой гнилью.
Энни завершила просмотр почты, ответила на несколько писем и вышла за дежурной чашкой кофе. О бешеной беготне Дункана предыдущим вечером она вспомнила лишь на обратном пути. О том, что его обзор вызвал реакцию, можно было догадаться по возбужденному топоту по ступенькам, по цоканью языком во время чтения писем и комментариев и по иным признакам активности Дункана во внезапно оживившемся его мирке. Написанного им Энни не видела – он ей не показывал, – но чувствовала, что непременно должна посмотреть. Ей и самой хотелось прочитать его обзор, так как диск она прослушала, причем раньше него. Впервые она смогла составить свое мнение независимо от диктата его невесть чем определяемых канонов истинности. Ей хотелось уяснить, насколько он свихнулся, насколько далеки они друг от друга.
Она вышла на сайт, почему-то у нее уже отмеченный, и распечатала текст, чтобы иметь возможность на нем сосредоточиться. Читая, она злилась на Дункана все больше и больше. Возмущалась его надутым чванством, хвастливым навязыванием своим собратьям ложного представления о своей избранности, мелочностью, неспособностью оценить то, что действительно обладало неоспоримой ценностью, неспособностью мыслить в унисон с этим немногочисленным и к тому же постоянно редеющим сообществом. А больше всего Энни злила его извращенность. Как можно считать эти незавершенные наброски лучше конечного продукта? Как можно восхищаться вещами, над которыми нужно еще работать и работать, полировать их, оттачивать, добиваться, чтобы музыка выражала то, что она и должна выражать? Чем больше она смотрела на смехотворное творение Дункана, тем больше злилась. Злость выросла и стала самостоятельным объектом рассмотрения, таинственным, завораживающим. Такер Кроу – хобби Дункана, а известно, что фанаты вытворяют странные вещи. Но музыка – не марки, не ужение на мотыля, не строительство судовых моделей в бутылках. Музыка доступна всем, Энни тоже слушает музыку, часто и с наслаждением, а Дункан все портит, убивает ее наслаждение, заставляет ее ощущать, что она ничего не понимает. Неужели это и в самом деле так? Она еще раз прочитала концовку: «Я живу с замечательными песнями Такера Кроу уже почти четверть века, но лишь сегодня, глядя на море и слушая „Ты и твой гламур“, слушая так, как повелели Бог и Кроу…»
Нет, этот идиот не заставит ее считать себя невеждой, заставить отказаться от своих вкусов и своего мнения. Напротив, это он ничего не понимает, а она до сих пор не позволяла себе этого заметить. Она всегда считала, что страстный интерес Дункана к музыке, к искусству кино, к литературе означает образованность и компетентность – ничего подобного! Он всегда подходит к вещам не с того конца. Какого тогда черта он наставляет учеников сантехников и будущих горничных, как смотреть и как не смотреть американское телевидение, если он такой умный? Почему он выливает свой словесный понос на занюханные сайты, которые никто не посещает? И с чего такая уверенность, что исполнитель, никогда не пользовавшийся особой популярностью, способен затмить гениальностью Дилана и Китса? Гнев ее не предвещал ничего доброго. Она препарировала писанину Дункана – и видела, что от его дутого интеллекта ничего не остается. И это ничтожество посмело назвать ее дурой! В одном он, бесспорно, прав: Такер Кроу действительно весьма значимая величина. Он помогает открыть горькую правду. Во всяком случае, о Дункане.
Когда Роз зашла справиться, не поступили ли какие-нибудь новые снимки, Энни все еще торчала на музыкальном веб-сайте.
– Такер Кроу, – ахнула Роз. – Был у меня когда-то коллега-приятель, нравился ему Кроу. Не знала, что его еще слушают.
– Да никто его давно не слушает. У тебя был парень в колледже?
– Был. Он тоже оказался нетрадиционной ориентации, как и я. Не понимаю, почему мы с ним расстались. У Такера Кроу есть свой сайт?
– Сейчас у каждого есть свой сайт.
– Разве?
– Я серьезно. В наше время ничто и никого не забудут. Семь придурков из Австралии, три канадских оболтуса, девять дебильных бриттов да дюжина зажиревших америкосов – и вот тебе круглосуточное перемалывание воды в ступе о музыкальном «гении», о котором уже двадцать лет никто ничего не слышал. А для чего еще Интернет? Разве что для порнухи. Тебя очень волнует, что маэстро Такер Кроу исполнял в Портленде, штат Орегон, в 85-м году?
– Да не сказала бы.
– Тогда тебе на этом сайте нечего искать.
– А как ты-то попала на этот сайт? Или ты одна из тех девяти бриттов?
– Нет. Женщины туда вообще не лазают. Мой… Ну, Дункан интересуется.
«Мой»… Кем он ей приходится, как прикажете его называть? То, что она не замужем, раздражало ее теперь именно так, как, предполагалось, будет раздражать статус замужней дамы. Назвать его своим «парнем»? Хорош парень, в сорок-то с лишком! Партнер? Сожитель? Хахаль? Спутник жизни? Друг? Все эти определения никак не соответствуют их отношениям – в особенности последнее. Кроме того, она терпеть не могла ситуаций, когда собеседник вдруг вводил в разговор каких-то неведомых Питера или Джейн. Пожалуй, следовало бы вообще избегать упоминания о ее… о Дункане.
– В общем, он намарал кучу всякой белиберды и разместил на этом сайте всему миру на обозрение. Весь мир, конечно, сразу бросился внимать.
Она продемонстрировала Роз начало обзора.
– Гм… Интересно, интересно…
Энни насупилась.
– Зря ты презираешь фанатов, – сказала Роз. – Среди них много интересных людей.
Интересно, почему все так упорно верят в этот миф?
– Да-да. Будешь в следующий раз в Вест-Энде, прошвырнись после мюзикла к служебному входу, познакомься с придурками, которые там отираются в ожидании автографа. Очень интересная публика, сразу убедишься.
– Нет, серьезно, этот диск я постараюсь купить.
– Я тебя избавлю от необходимости, дам скачать. Я его уже слышала. Все, что он тут насочинял, – полная белиберда. И меня почему-то свербит высказаться по этому поводу.
– Так выскажись, в чем проблема? Напиши все, что думаешь, и помести тут же, рядом.
– Я не эксперт, у меня рецензию не примут.
– Примут. Им наверняка нужны мнения публики, «голоса из народа», иначе они напрочь заглохнут.
В распахнутую дверь постучали. Вошла старушка-общественница в куртке с капюшоном и протянула им конверт. Роз шагнула навстречу бабуле, приняла письмо.
– Акула, – сообщила старушка и зашаркала к выходу.
Энни закатила глаза. Роз засмеялась, открыла конверт. Смех погас; она протянула Энни фото. На нем доминировала та же зияющая рана в боку акулы, новой деталью оказалась крохотная девочка: которую какой-то махровый идиот усадил на дохлое чудище. Сочилась гнилая жижа из акульей раны, текли слезы из глаз плачущей девочки, ножки которой болтались рядом с дырой.
– Бог мой, – простонала Энни.
– Видать, «Роллинг стоунз» выступали здесь в шестьдесят четвертом перед пустым залом, – презрительно проворчала Роз. – Дохлая акула сманила всю публику.
Энни засела за свою статью тем же вечером. Она не собиралась ее никому показывать. Просто хотела разобраться со своими мыслями, а также воткнуть виртуальную вилку в эмоции, вспухавшие, как сосиска на решетке гриля. Лопни эта сосиска, последствия могли бы оказаться непредсказуемыми.
В музее ей тоже приходилось развлекаться сочинительством. Письма, отписки, резюме, описания экспонатов, уведомления, извещения для музейного сайта… Однако большую часть времени, как ей казалось, она вымучивала какие-то словесные реакции и мнения буквально на пустом месте. Здесь все обстояло иначе. Ей приходилось выбирать из нескольких одновременно варившихся в голове и просившихся на бумагу вариантов. «Голая Джульетта» непостижимым образом вызвала в ней мысли об искусстве, о ее работе, об отношениях с людьми, о Такере, о связи человека и музыки, о мистической притягательности темной стороны жизни. Энни размышляла о роли припева в песне, о сути и целях гармонии, о целеустремленности и амбициях. Она заканчивала абзац, а на экран уже просился следующий, незваный и вопиюще не связанный с предыдущим. Она решила как-нибудь – не здесь и не сейчас – написать обо всем этом. Сейчас же нужно сосредоточиться на этих двух альбомах, на колоссальном, неизмеримом превосходстве одного над другим. И на тех личностях (читай: на Дункане), которые слышат в «Голой» то, чего в ней нет. И на том, почему эти личности (то есть Дункан) слышат то, чего нет… И что из этого можно вынести о самих этих личностях… И, быть может… Нет, это в следующий раз. Весь этот мыслеворот произвел на Энни столь глубокое впечатление, что она начала сомневаться: а вдруг перед нею и вправду гениальная вещь? Однако она отбросила эту идею. Из занятий своего книжного кружка она помнила, что книги, которые не нравятся, тоже могут стимулировать возникновение плодотворных мыслей. Таким образом, в «Голой» ее вдохновляли зияния, отсутствие, а не наличие (присутствие).
Друзья Дункана тем временем не дремали: на сайте появилось еще несколько объемистых статей. В Такерляндии как будто наступил религиозный праздник. Все правоверные прекратили полевые работы и присоединились к своему интернет-семейству, чтобы отпраздновать событие обильными возлияними и воскурениями (от иных статей как будто попахивало марихуаной). «НЕ ШЕДЕВР, НО ШЕДЕВРАЛЬНОЕ НАЧХАТЬ» – такой заголовок украшал одну из статей. «КОГДА ВЛАСТИ ПРЕДЕРЖАЩИЕ ПЕРЕСТАНУТ ПРИДЕРЖИВАТЬ ЗАЖАТОЕ?» – вопрошала вторая, в которой утверждалось, что существует целых СЕМНАДЦАТЬ неизданных альбомов.
– Что это за парень? – спросила она Дункана, просмотрев пару абзацев лихорадочного, страстного, иногда хватающего за душу текста.
– А-а… Хм… Бедняга Джерри Уорнер. Преподавал английский в какой-то средней школе. Разок его застукали с шестиклассником – вышибли, естественно. Ну, он немножко и того… повернулся. Времени у него в избытке. А что тебя-то интересует на сайте, хотел бы я знать.
Она уже закончила свою статью. Каким-то образом «Голая», сама по себе или в представлении о ней, пробудила Энни от глубокой спячки, подтолкнула к действию. Теперь ей хотелось писать, хотелось, чтобы Дункан прочитал написанное ею; хотелось, чтобы другие тоже прочитали. Она гордилась плодом своего творчества, подумывала даже о его общественной значимости. Может, кто-нибудь из этих психов, прочитав ее статью, покраснеет, опомнится, вернется к жизни.
– Я тут кое-что написала.
– О чем?
– О «Голой».
Дункан уставился на Энни:
– Ты?
– Да. Я.
– Э-э… Вот как… ну и ну… Х-ха… – Он нервно хохотнул, встал, зашагал по комнате. Пожалуй, так бы он реагировал, если б она ему сообщила, что он скоро станет папашей двойни. Новость его вовсе не обрадовала, но он понимал, что реагировать следует в рамках приличия.
– Полагаешь… В смысле, ты думаешь, у тебя достаточно подготовки, чтобы об этом писать?
– Неужто дело только в квалификации?
– Интересный вопрос. Конечно, ты имеешь полное право писать обо всем, о чем тебе заблагорассудится.
– Спасибо.
– Но писать для сайта – совсем другое дело. Народ ожидает от автора определенного… опыта.
– Твой Джерри Уорнер начинает свою статью утверждением, что Такер Кроу прячется в гараже где-то в Португалии. Исходя из богатого опыта, что ли?
– Но его слова не обязательно воспринимать буквально.
– Значит, он живет в воображаемом гараже или в воображаемой Португалии?
– Джерри, конечно, иной раз хватает через край. Но он помнит наизусть каждое слово каждой песни.
– Это дает ему возможность маршировать из бара домой с песней на устах. Но для музыкального критика этого вряд ли достаточно.
– Ну ладно, – вздохнул Дункан с видом директора фирмы, вынужденного пригласить в совет управляющих уборщицу, – давай я почитаю.
Она молча протянула ему распечатку.
– Спасибо.
– Не буду мешать.
Энни поднялась наверх, улеглась с книгой и попыталась читать, но не смогла сосредоточиться. Казалось, она сквозь межэтажное перекрытие слышит, как он покачивает головой.
Чтобы выиграть время, Дункан прочитал статью дважды. Неуютно он себя почувствовал сразу же, как только принялся читать в первый раз. Статья оказалась очень толково написанной, но полностью ложной в отношении как исходных позиций, так и выводов. Фактических ошибок он не обнаружил, хотя и понимал, что посетители форумов непременно откопают какую-нибудь вопиющую несообразность, без этого никогда не обходится. Неспособность Энни оценить совершенство альбома свидетельствовало, однако, об ужасающем отсутствии вкуса. Каким образом она умудрялась до сих пор читать, смотреть, слушать что бы то ни было и приходить к верной оценке вещей? Наудачу? Или же благодаря набившему оскомину развитому вкусу критиков воскресных газетных обозрений? Ну да, ей нравится «Клан Сопрано» – велика заслуга! Кому он не нравится? Сейчас Дункану представилась возможность проследить, как она приходит к самостоятельной оценке, но Энни напрочь изгадила эту возможность.
Утаивать статью он, однако, не собирался. Прежде всего, это покажется несправедливым. К тому же она вовсе не оспаривала величия Такера Кроу, напротив того, статья в целом воспринималась как гимн достоинствам классической «Джульетты». Нет-нет, он выложит ее статью на сайт. Пусть другие выскажут ей все, что о ней думают.
Он перечитал сочинение Энни еще раз, чтобы утвердиться в своем решении, и совсем расстроился. Да, пишет она лучше, чем он. Все лучше, все отлично – кроме главного: смысла никакого. Гладко написано, бегло, с юморком, убедительно… если музыки не слышать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35