телефон вдребезги разбил об мою бедную голову Банник. Помощи ждать было неоткуда.
И когда я понял это, мною овладело странное спокойствие. Посудите сами: в самом центре снежной пустоты лежит в маленьком домишке полумертвый, истекающий кровью придурок, к которому уже никто никогда не придет. Как кусок из Джека Лондона, согласитесь…
Я подбросил дров в буржуйку. Стало немного теплее. Закурил. Струйки дыма поднимались к потолку легко-легко. Они были такие свободные и непринужденные, они могли лететь куда им вздумается и не зависели от нескольких литров тягучей бурой жидкости. Я смотрел на них, светло-серых в ярком свете электрической лампочки, и неторопливо потягивал свою сигаретку. За окном сгущалась темнота. Острая боль уже прошла, осталась только ноющая, занудная пустота. Я осторожно, чтобы не растревожить рану, подполз к стене и оперся на нее спиной. Я не хотел, чтобы за спиной было пусто.
Напротив меня уселась мерзкая костлявая стерва в грязном балахоне, скрестила по-турецки кривые обглоданные палки ног и положила рядом косу. У меня в голове шумело, перед глазами плыли полупрозрачные оранжевые круги, но я видел ее перед собой очень четко. Она пристально смотрела на меня пустыми глазницами и иногда изгибала в кривой ухмылке голые кости челюстей. Она таки доконала меня. Я долго боролся с приливом и ухитрялся выныривать даже тогда, когда многих других рядом со мной захлестывало с головой и утаскивало на дно. У меня так долго получалось делать это, что в конце концов я сам поверил в свою непотопляемость. И вот сейчас она пришла сказать мне, что я ошибался. Она пришла сказать мне, что я не лось, что на ее отмели не бывает лосей. Что ж, я и сам уже это видел. Она бормотала ублюдским голосишком — таким же голым, костлявым и хромым, как и она сама, — какой-то нечленораздельный бред, и хихикала, и подвывала, и звала, и паршивая, крысиная моя жизниш-ка, поджав хвост, медленно выползала из меня на этот зов. И времени не стало, за окном подыхала ночь, а в печке одно за другим подыхали поленья.
Едва шевеля пересохшими губами, я матерился, матерился без конца, и проклинал, и гнал ее ко всем херам, но она только скалилась в ответ, не спуская с меня своих жадных пустых глазниц. А потом я увидел, что эти глазницы уже не были пустыми, это очень легко увидеть, достаточно только внимательно присмотреться. Там, внутри, уже был я, и она потихоньку глодала меня своими голыми внутренностями. Я снова и снова пытался выгнать ее, но она так и не ушла. Она и сейчас здесь. Она по-прежнему сидит вон в том углу, скрестив свободные от мяса голени, и пожирает то, что от меня осталось. Она будет со мной до конца.
Мы были с ней вдвоем в этом доме. Только она и я. В целом мире. Она знала обо мне все. А я знал о ней совсем немного. Но мне еще предстояло узнать все то, чего я пока не знал.
И я снова закурил и снова подбросил в буржуйку дров. И сигаретный дым, легкий и свободный, снова поднимался к потолку. И огонь в буржуйке тоже был свободный и легкий, и весело прыгал по тугим деревянным трупам. Мне так нравилось смотреть на это, что я швырял и швырял поленья в топку. Пока они не закончились.
Надо было идти за дровами. Надо было выползти наружу, преодолеть десять метров до поленницы и вернуться назад. Это было совсем несложно. И я это отлично знал. Подумаешь, десять метров! Плевое дело. Десять метров туда. Десять метров обратно. И снова — огонь. Тепло. Жизнь. Ведь согласитесь, ничего сложного нету в том, чтобы сползать за дровами к поленнице, расположенной в каких-то ничтожных десяти метрах от дверей. Верно?
Я не пополз за дровами. Потому что там, снаружи, могли быть ОНИ. Да нет, не «могли быть». ОНИ там были. На самом деле, понимаете? Я чувствовал это. Я знал это наверняка. ОНИ были там, снаружи. ОНИ стояли у дверей и ждали, когда я совсем свихнусь и выползу за дровами. Они ждали там, чтобы словить меня и убить снова, как это ОНИ уже один раз сделали. А потом, когда я снова замерзну от потери крови и выползу за дровами, ОНИ снова будут стоять у двери и ждать, чтобы убить меня опять, а потом, когда мне опять придется поползти к поленнице, ОНИ нападут на меня у входа и убьют, и потом, когда я открою дверь и выползу на снег, ОНИ будут тут как тут, чтобы… НЕТ! НИ ЗА ЧТО! Нашли дурака… Нанялся я вам, что ли?.. Я… я… я… лучше я здесь… А ОНИ пусть там… Пусть мерзнут…
Боже ты мой, вдруг обожгло меня, боже ты мой! ОНИ ведь могут войти внутрь!.. Я попытался дотянуться до засова, но острая боль в боку швырнула меня на пол. И я лежал у потухшей, холодной буржуйки, не сводя безумного взгляда с двери. Каждую секунду, каждый миг я ждал ИХ. Я считал их, эти секунды, я тасовал их без конца, я ворочал их, словно неподъемные туши на бойне, и каждую долгую секунду дверь могла открыться, впуская ИХ, могла открыться, но не открывалась… А она, эта сука, сидела напротив меня, скрестив ноги, и ухмылялась, даже не прикрывая рта затхлой костлявой клешней…
А потом была тишина. Густая, как кровь. И там, где была она, уже не было ничего другого. Тишина — это не отсутствие звука. Тишина — это то, что убивает звук.
Тишина — это не пустота, это что-то более плотное и массивное, чем любой звук. Огонь уже не трещал дровами, и у меня уже не было сил материться, и я все глубже погружался в эту тишину, и только иногда, чтобы не захлебнуться в ней, двигал каблуком по полу, Я делал это, чтобы хоть что-нибудь услышать… А потом она поднялась до самого потолка, и я утонул в ней…
Мне приснилось слово «ЧМО». Оно было вышито на бархатном знамени части, которое целовали уроды в хаки, а с полотнища на них текли вязкими блестящими лентами полоски крови. Оно проступало от ударов блях и всплывало в загаженных очках. Оно… Объемное, огромное, глубокое, оно было везде и всюду, весь мир был оно. Оно прорастало корнями, изъязвлялось ржавчиной, гнило, цвело, наполнялось, рвалось на части… Все это было во мне. Крутящиеся вихри, ломающиеся, раскалывающиеся на части и смешивающиеся пустоты, потоки вьющихся немыслимым хороводом искр, безумные всплески и бездонные мутные воронки — все это был я. И еще многое-многое другое, чему нет названия…
Наверное, Гуляев и Банник прибыли в батальон и рассказали обо всем, что произошло здесь. Только так можно объяснить звук, который я услышал утром. Когда солнце ткнуло свою белую обмороженную харю в окошко, осветив оставшиеся от меня кровавые ошметки, разбросанные по полу, тишину убил приближающийся рев шестьдесят шестого. Потом под чьими-то торопливыми шагами захрустел снег, и дверь со скрипом отворилась. Я поднял глаза и увидел сверкающий хром офицерских сапог, а над ним длинную мохнатую шинель с красными петлицами медицинской службы. Это были вы.

—= СЛОВАРЬ =-
АКС — автомат Калашникова со складным прикладом,
АКСУ — автомат Калашникова со складным прикладом укороченный.
Балабас — физиономия.
Баш (плана) — твердый шарик или кусок другой формы приготовляемого из конопли наркотика, более крупный, чем кропаль (см.).
Бурый — крутой, наглый.
Бээмпэшка — БМП, боевая машина пехоты.
Бээрдээмка — БРДМ, боевая разведывательно-дозорная машина.
В падлу — см. западаю.
Вальтовать (шланговать) — отлынивать от работы.
Валет — тот, кто отлынивает от работы.
Васар — то же, что и шухер.
Вздрочнуть — см. дрочить.
ВТО — взвод технического обслуживания.
Губа (кича, кичман) — гауптвахта.
Дембель (реже — демобель) — 1) увольнение в запас; 2) солдат срочной службы, уволенный в запас.
Диза — дизентерия.
Дизель — 1) больной дизентерией; 2) дисциплинарный батальон (дисбат).
Дрочить (вздрочнуть, строить, застроить) — гонять кого-либо, используя физическое и/или иерархическое превосходство.
Дух (солобон, удав и др.) — солдат первого полугодия службы.
ДШБ — десантно-штурмовой батальон.
Забайкалки — широко распространенное в ЗабВО гнойное заболевание кожи.
Забить, забивать (на кого-либо или на что-либо) — отнестись с пренебрежением, не выполнить.
Замок — заместитель командира взвода.
Западло (в западло, в падлу) — действия, исполнение которых считается зазорным, недопустимым.
Западло кинуть — повести себя непорядочно, неподобающим образом.
Заскок — человек, неадэкватчо реагирующий на внешние раздражители.
Застроить — см. дрочить.
Защеканец — человек, по принуждению занимающийся орогенитальным сексом; наряду с пидаром — низшая ступень казарменной иерархии.
Зёма (реже — земеля) — земляк.
Зимник — один из видов плана (см.).
Кича — см. губа.
Кичман — см. губа.
Комбез — комбинезон.
Косой, косяк — сигарета, папироса с планом (см.).
Котел (черпак и др.) — солдат третьего полугодия службы.
Кропаль — небольшой кусочек приготовленного из конопли наркотика.
Кумар — 1) дым от наркотика, заполняющий комнату; 2) состояние наркотического опьянения.
КЭЧ — коммунально-эксплуатационная часть.
Мазута — солдаты общевойсковых линейных частей, чаще всего — чернопогонники.
Мосёл — младший сержант.
Натирка — четырехугольный кусок шинельной ткани, которым натирают полы в казарме.
Начкар — начальник караула.
Нулёвый (о неодушевленных предметах) — совершенно новый.
ОЗРДн — отдельный зенитно-ракетный дивизион.
ОМБ — отдельный механизированный батальон.
Опущенный — человек из категорий чмо, пидар, защеканец.
Параша — 1) емкость в камере, служащая отхожим местом, 2) пищевые отходы; в) ложь, недостоверная информация (запустить парашу — солгать).
Парашник — 1) человек, выносящий парашу из камеры; 2) падкий на пищевые отходы; 3) тот, кто запускает парашу.
ПКМ — пулемет Калашникова модернизированный.
План (драп, шмаль и др.) — наркотический препарат из конопли. Дуть план, пыхать — курить сигарету, папиросу с наркотиком.
Принять на одессу — ударить противника лбом в лицо.
ПТУРС — противотанковый управляемый ракетный снаряд.
Пэша, п/ш — полушерстяная (зимняя) форма.
Разводяга — половник.
Сверчок — солдат-сверхсрочник.
Синяк — алкоголик.
Солобон — см. дух.
Стрематься — очень бояться, пугаться кого-либо или чего-либо.
Стрёмный — крайне плохой.
Строить — см. дрочить.
Табло — физиономия.
Щелкать таблом — «ловить ворон».
Танкач — танковый комбинезон.
Торчок (молодой) — солдат второго полугодия службы.
Увал — увольнение в город.
Увольняшка — увольнительная, документ, подтверждающий право солдата на увольнение.
Хэбэ, хабэ, х/б — хлопчатобумажная (летняя) форма, бывает стеклянной и деревянной, в зависимости от качества ткани.
Фанера — в выражении фанеру к осмотру имеется в виду грудная клетка духа перед ударом дедовского кулака.
Червонец — в данном контексте десять лет.
Черпак — см. котел.
Чмо (чухан, чмырь и др.) — человек, морально опущенный, одна из низших категорий казарменной иерархии.
Чмырь — см. чмо.
Чухан — см. чмо.
Шланговать — см. вальтовать.
Шугаться — см. стрематься.
Энш, НШ — начальник штаба.
Эргэдэшка — РГД-5, наряду с Ф-1 (лимонкой) — самая распространенная в Советской Армии ручная граната.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58