Она чересчур густо подводит глаза и ходит в потертых маминых шпильках. Все мальчики хотят с ней встречаться, а все девочки хотят быть ею, потому что она классная.
Потому что она женщина.
Первое появление Дилайлы в школе Надин помнила так, словно это было вчера. Коридоры и классы школы смешанного обучения при монастыре Св. Троицы бурлили слухами. В 4 «С» новенькая и она правда крутая. Ее зовут Дилайла. Из предыдущей школы ее выгнали за многие прегрешения, среди них: беременность, нюхание клея, избиение классной руководительницы, секс в душевой, поджог шкафа с канцпринадлежностями и угон машины сторожа. Она живет в Госпел Оук Истейт, самом хулиганском районе Кентиш-тауна, а ее отец — взломщик. Она зарабатывает, торгуя наркотиками, и, если хорошенько приглядеться, на ее руках видны следы от уколов. Одно время она крутила с Сагзом из группы «Мэднесс», и она переспала со всеми шестиклассниками в своей бывшей школе. Она была наркоманкой, преступницей, распутницей и крепким орешком. И она была дико сексуальной.
На большой перемене в первый день после каникул Диг и Надин сидели на траве у естественно-научного корпуса. Им было по четырнадцать лет. У ног Дига валялся его верный спутник — свернутый и помятый «Новый музыкальный экспресс», а к лацкану красного блейзера он приколол новый значок — шляпа с полями и надписью «Навеки Ска». На подбородке у Дига алел большой прыщ.
Форменный галстук неряшливо болтался вокруг шеи Надин, а в мешковатом красном джемпере она проделала дырки, куда прятала большие пальцы. Кудрявые медные волосы она убрала со лба, подвязав их зеленым газовым шарфом; бледные ресницы потемнели от туши, которой, отметил Диг, в прошлой четверти не наблюдалось.
За год Надин выросла почти на десять сантиметров и стала выше Дига. Щенячий жирок распределился тонким слоем по отросшим конечностям, и костяшки на руках теперь выглядели как положено. Диг несколько возмужал и вырос сантиметров на пять, но его брови по-прежнему сливались над переносицей в едином порыве, а волосы по-прежнему напоминали черную велюровую шляпу.
Диг-и-Дин — так их прозвали в школе, ибо они были неразлучны. По отдельности их никто и никогда не видел. В школьной иерархии они занимали удобное и нехлопотное положение — слишком прилежные, чтобы слыть крутыми, и слишком крутые, чтобы слыть придурками. Никто к ним не приставал, но, с другой стороны, никто не делал попыток подружиться с ними. Что их вполне устраивало. Они жили в уютном мирке школьных занятий, Джона Пила, стильных стрижек и воздушных змеев.
Надин не забыла клятву, данную себе в одиннадцать лет, и если бы вы заглянули под ее матрас, то обнаружили бы там самый тайный дневник Надин Кайт, тот, которому она поверяла своим самые заветные желания и самые гениальные мысли. Обложка дневника — старой школьной тетрадки — была густо исписана: сердечки, завитушки, росчерки. Надин вырабатывала личную подпись — Надин Райан. Хотя они и не встречаются толком и не целовались ни разу, она все равно выйдет за него замуж.
Диг-и-Дин поселятся в уютной улочке Кэмден-тауна, в большом доме со ставнями и мраморными полами. Они будут спать на огромной сосновой кровати под белым пушистым одеялом, и по утрам их будет будить ласковое солнце. Каждую субботу они будут устраивать шумные вечеринки, а по воскресеньям вместе с отцом Дига станут ездить в бледно-голубом «ягуаре» на Цветочный холм запускать воздушных змеев. У них будет четверо детей — Сэм, Бен, Эмили и Алисия — и они будут невероятно счастливы.
Не то чтобы Надин была безумно влюблена в Дига, просто она представить себе не могла, что он женится на ком-нибудь еще, и она не сможет с ним видеться, когда захочет. Придет время, и они станут мужем и женой, а пока она вполне довольствовалась ролью его лучшего друга.
— Что у тебя в четверг утром? — спросила Надин, водя пальцем по новому расписанию.
— Э-э-э… м-м-м — промямлил Диг.
— Да ну тебя! — Надин оторвалась от расписания и глянула на Дига, тот пялился вдаль. Надин проследила за направлением его странного, словно замороженного, взгляда. Он не отрывал глаз от площадки для нетбола, где кучка мальчишек-пятиклассников толкались и пихались в надежде заслужить внимание высокой девочки в очень узкой юбке, с желто-белыми волосами и немыслимым количеством сережек.
— А-а, — протянула Надин, покусывая кончик карандаша. — Это, должно быть, и есть Дилайла Лилли. — Диг не шевельнулся и не отозвался, продолжая со слегка отвисшей челюстью смотреть на фантастическое видение. — По-моему, она не похожа на наркоманку, — небрежено заметила Надин, разглядывая новенькую сквозь прищур. — Внешне она очень ничего.
Диг сглотнул и кивнул. Он собрался было что-то сказать, но ломавшийся голос подвел его и он закашлялся.
— Она… она… она похожа на Лесли Эш из «Квадрофении», — наконец просипел он.
«Квадрофения» был любимейшим фильмом Дига, а поскольку ему достаточно часто говорили, что он слегка смахивает на Фила Дэниелса, исполнителя главной роли, Диг чувствовал глубокую близость с этим персонажем. И вот теперь на игровой площадке стояла девушка, — совсем рядом, всего в нескольких метрах, — которая точь-в-точь походила на Лесли Эш, женщину мечты Фила Дэниелса и, следовательно, Дига.
Надин искоса глянула на друга и увидела в его глазах блеск страсти; желание сочилось из его пор и боль уже проникла в его душу, ибо Диг столь сильно возжелал того, чего, как он поспешил убедить себя, никогда не получит.
— Она красивая, — прошептал он, краска медленно поползла по его шее вверх ко лбу и ушам. — Она потрясающе красива.
И Надин поняла. В то самое мгновение она поняла: как прежде уже ничего не будет.
В последующие полтора месяца мифы и легенды, окутывавшие Дилайлу, постепенно разоблачались. Она не употребляла наркотиков и не торговала ими, ее отец не был взломщиком, и из прежней школы ее не выгоняли. Она лишь переехала из Южного Лондона в Северный и потому поменяла школу. Но в Госпел Оук она все-таки жила и с младшим братом знаменитого Сагза из «Маднесс» встречалась, правда, всего две недели. Она также оказалась достаточно прилежной ученицей, на уроки не опаздывала, умудрялась выполнять девять домашних заданий из десяти, а ее форма почти соответствовала требованиям школьного руководства. Впрочем, недостаточно антисоциальное поведение никак не сказалась на ее репутации крутейшей девчонки, и по-прежнему, куда бы они ни шла, вокруг нее клубились шумные мальчишки и низенькие толстухи — последние в надежде, что капелька ее магнетизма передастся им.
Надин оказалась права: с первого же дня новой четверти в их дружбе с Дигом наметились перемены. Приоритеты Дига изменились. Отныне все и всегда имело касательство к Дилайле. Теперь, прогуливаясь с Дигом на школьном дворе — на первый взгляд, бесцельно — Надин знала, что в действительности они охотятся за Дилайлой; она знала, что стоит Дигу заслышать эхо шершавого голоса Дилайлы, как он мгновенно замедлит шаг, его походка изменится и он заговорит с Надин нарочито громким голосом на тему, не имевшую никакого отношения к их предыдущему разговору, — как правило, заведет речь о музыке. Он пройдет мимо Дилайлы, твердо глядя прямо перед собой, избегая встречаться с ней взглядом.
Дружба Дига и Надин кончилась дождливым полуднем в четверг, незадолго до окончания первой четверти.
Они сидели в буфете, жевали дряблую жареную картошку и склеенные макароны, торопливо проглядывая отрывки из «Скотного двора», заданные по английской литературе. Внезапно они обнаружили, что у их столика топчется Десмонд — хилый малец из третьего «Д». Они вопросительно поглядели на него.
— Эй, — произнес тот, утирая нос грязным пальцем, — ты Диг Райан?
— Да, — ответил Диг. — А что?
— Я вот подумал, что тебе, похоже, будет интересно узнать, что тут болтают… — Десмонд дернул головой вправо, потом влево, — … про тебя.
— Ну и?.. — Диг загнул уголок страницы и отложил книгу.
— Про тебя и Дилайлу Лилли.
Единственная бровь Дига взмыла вверх и едва не приземлилась на затылке.
— Ну и что болтают? — умудрился он сохранить невозмутимость.
— Вроде бы она всем говорит, что считает тебя вправду крутым. Говорит, что хочет того, пообщаться с тобой. Типа ей нравится, как ты держишься. Говорит, у тебя есть ха… хар… харизма? — Надин кивнула, давая понять, что Десмонд правильно произнес незнакомое слово, и тот продолжил: — В общем, я подумал, что тебе неплохо бы узнать, что она про тебя говорит и… — он неловко протянул Дигу немытую ладонь для рукопожатия — … и хотел тебя как бы того, поздравить. Похоже, тебе выпала маза. — И он ушел, волоча ноги, к своему столику; его приятели поглядывали на Дига, как на человека, которого есть за что уважать.
Учитывая обстоятельства, можно сказать, что Диг проявил завидную сдержанность. Он машинально тыкал вилкой в размякшую картошку, боромоча себе под нос:
— Блин, Дин, блин, Дин. — Лицо его пылало багровым заревом, а ноги под столом ритмично постукивали друг о друга. Внезапно он поднял голову и посмотрел Надин прямо в глаза. — Блин, Дин, — почти выкрикнул он, — что мне теперь делать?
Вскоре выяснилось, что делать ничего и не требуется. В последние дни учебы Дилайла Лилли стала вездесущей. Необходимость стратегического патрулирования школьного двора отпала сама собой, ибо куда бы Диг ни направился, Дилайла была уже там. Поначалу они не произносили ни слова, но взгляды, которым они обменивались, были исполнены невероятной значительности, а воздух вокруг них просто дрожал от напряжения, настолько, что Диг становился буквально наэлектризованным: стоило ему дотронуться до любого предмета, как из-под его пальцев сыпались искры.
При этих странных встречах Надин все сильнее чувствовала себя лишней, но когда она говорила Дигу, что, пожалуй, отойдет в сторонку и займется своими делами, он цеплялся за ее рукав, как за соломинку, умоляя не бросать его.
Наконец, в последний день четверти, это случилось. Надин с Дигом сидели на лестнице, ведущей в аудиокабинет, когда перед ними словно из-под земли возникла Дилайла, прижимавшая к груди стопку учебников и явно куда-то спешившая. Однако завидев Дина на ступеньках, она остановилась, как вкопанная, прямо напротив него. Воздух затрещал от электрических разрядов, тишина громыхала над их головами. Затаив дыхание, Надин ждала, когда же кто-нибудь скажет слово. Наконец Дилайла приоткрыла пухлые алые губы, очень медленно, как заметила Надин, так, что между губами на мгновение образовались тоненькие влажные полоски и тут же лопнули, как канцелярские резинки.
— Привет, — произнесла она.
— Привет. — Голос не подвел Дига, не треснул, не дал петуха, но прозвучал гулко, зародившись где-то в глубинах его грудной клетки.
Сложив руки на коленях, Надин уставилась на пол.
— Тебя ведь зовут Диг, да? — спросила Дилайла.
— Ага, — подтвердил он все тем же низким чистым голосом, — точно. А тебя?..
Надин тихонько присвистнула про себя. Надо отдать ему должное, подумала она, держится он офигительно круто.
— Дилайла… Дилайла Лилли. Я из четвертого «Д». Ну, из класса мистера Харвуда.
— А, — отозвался Диг, — вспомнил. Так ты новенькая, да?
— В общем, да, я тут недавно. — Снова наступило молчание. Дилайла, закусив губу, бросила на Надин косой взгляд, сказавший той, что требовалось. Теперь я здесь хозяйка, говорил взгляд, началась моя смена, а ты, несуразное, толстозадое, рыжее недоразумение, давай проваливай.
Пора было уходить, пора было оставить Дига управляться в одиночку. Надин собрала тетрадки, перекинула сумку через плечо и встала.
— Ладно, — произнесла она, что было излишне, поскольку эти двое совершенно не обращали на нее внимания. — Мне пора. Пока.
И она зашагала прочь, зашагала быстро, со всех ног, вдоль по коридорам, толкая плечом вращающиеся двери, она шла, шла и шла, пока идти уже стало некуда. Тогда она остановилась, сжалась в комок, повернулась лицом к стене, и слезы, которые она с таким трудом сдерживала, навернулись на глаза и хлынули как из ведра.
Паб вечных сумерек
Это случилось субботним полднем, за неделю до начала предварительных экзаменов и через четыре месяца после того, как их дружба с Дигом гавкнулась.
После ливня, длившегося не более полминуты, солнечные блики слепили глаза, отражаясь от мокрого тротуара Кентиш-таун-роуд. Люди выходили из магазинов, где нашли временно убежище, застигнутые врасплох отряхивали воду с зонтов. Надин, в компании с матерью искавшая учебник по истории, который требовался ей для экзамена, злилась на несправедливость: и зачем она потащилась сюда да еще с человеком, с которым ей вообще не хотелось куда-либо выходить, и зачем она отправилась за этим дурацким учебником в проливной дождь, испакостивший ей прическу.
— Надин, возьми, пожалуйста, — мать протянула ей мокрый зонт и сумку, набитую капустой. — Мне нужно в туалет. Погода виновата… этот дождь, — пояснила она, прежде чем исчезнуть в ближайшем пабе.
Надин никогда раньше не бывала в пабе. Ей не разрешалось туда заходить, что не удивительно, ибо ей ничего не разрешалось. Родители водили ее в «семейные» пабы по праздникам, сажали, как за решетку, в «семейные» залы, битком набитые «фруктовыми» автоматами и скучающими детьми, но внутри настоящего лондонского паба ей бывать не приходилось. Поджидая мать, она из любопыства переступила порог заведения, шагнув чуть шире, чем это бы понравилось родительнице.
В ноздри ударили сигаретный дым и затхлая вонь. Сквозь царапины на закрашенных черной краской высоких окнах пробивалось солнце, высвечивая, словно лучом кинопректора, пылинки, плясавшие под потолком, и струйки дыма. Музыкальный автомат наяривал «Туза пик», ухала, скрипела и грохотала артиллерия игровых «фруктовых» автоматов, и поверх всего этого шума разливалась громкая и немного пугающая какофония грязных ругательств, доносившихся из дальнего угла.
Надин продвинулась чуть дальше в скудно освещенную пещеру паба, чтобы посмотреть, кто же так ругается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42