— Да. И я с вами абсолютно согласен. Л вы не участвуете в дискуссиях? Может быть, под каким-то ником?
— Нет. Зачем? Я и так слишком много написал и сказал.
— А письма? Вам же пишут письма по электронной почте?
— Да, пишут.
— А о чем пишут — кроме известий о свадьбах — если не секрет?
— Большинство писем очень личные, это правда. Многие интуитивно ощущают, что могут поделиться со мной своей болью. И рассказывают о ней. Я ощущаю и принимаю их боль, а людям становится легче. Иногда видно, как это внутреннее преображение происходит прямо во время написания письма «загадочному автору». Но автор не загадочный — он здесь . Он — рядом .
Всех нас связывают невидимые нити. Время и пространство — это только условности. И если ты чувствуешь человека, то неважно, где он находится и чем занят. Ты с ним в особенном, внутреннем контакте. Между вами происходит обмен энергиями. Моя энергия — в моих книгах. А энергию моих читателей я чувствую, когда они обращаются ко мне — мысленно или в письмах.
В конце концов, я начал писать не ради карьеры писателя. И я не собирался, как многие писатели, «рассказывать о наболевшем». У меня даже нет какой-то личной идеи, которую я бы хотел поведать миру. Для меня книги — это лишь способ выполнить свое предназначение. Прямая помощь израненной душе ничего не меняет, она приносит лишь временное облегчение. Но книги помогают исподволь, и я помогаю многим людям — тем, что я делаю, своими поисками и рассказом о них.
— Да, ваши книги помогают многим…
— Я бы не поверил в это, если бы не письма. Но люди действительно рассказывают в них о том, как эти книги повлияли на их жизнь, помогли в трудной ситуации, придали им сил, укрепили веру. Моя мечта становится явью. Если все мы будем соответствовать своему предназначению, мир преобразится. Благодарность читателей лишний раз убеждает меня в этом. Они делятся со мной своей положительной энергией. Я отдаю свою положительную энергию и получаю ее в ответ преумноженной. Это рецепт счастья. И я счастлив.
— А вы отвечаете на письма?
— Да.
— Но как же это возможно, их наверно десятки в день?
— Иногда и больше. Но я отвечаю в книгах. Не на конкретные письма, конечно, а на чувства. В моих книгах нет ничего придуманного, искусственного. И когда люди передают мне свою боль, это меняет мое состояние и автоматически влияет на то, что я пишу.
— А как вы относитесь к критике своих книг?
— Один мудрец сказал: «Возлюби Бога и делай, что хочешь».
— В смысле?..
— Мои книги вряд ли можно отнести к художественным произведениям. Это смыслы, а не тексты. Поэтому если кто-то критикует мои тексты, он просто не понимает, что читает. Если же кто-то злословит об этих смыслах… Что я могу сказать? Его Бог вызывает сочувствие.
— Вы говорите так, словно бы не считаете себя писателем?
— Вы правы, я не считаю себя писателем. Писатель — это рассказчик. Он рассказывает истории. Я не писатель. У меня нет «историй», и я не «рассказываю»; я разговариваю. Я — собеседник. Мои книги — это чувства. Чувства, которые рождаются у моих читателей, когда они погружаются в книгу. И это они, а не я, пишут мои книги. Своими душами, своими сердцами. В моих книгах — их жизнь, а не мои истории. Я присутствую в жизни тех, кому я нужен. И это взаимно. Кстати, я ведь тоже не знаю, как выглядят мои читатели. Но когда я иду по улицам, я узнаю их.
— Многие читатели уверены, что ваши книги попали к ним неслучайно. Что это произошло в определенный момент их жизни словно специально, как проведение. Они нуждались в помощи, и эта помощь пришла к ним через ваши книги — спонтанно, неожиданно, но очень вовремя…
— Я могу сказать то же самое и о себе.
— Вы шутите?.. Что вы имеете в виду?
— Я не придумываю свои книги. Они приходят в мою жизнь точно так же — спонтанно и неожиданно. Я никогда не знаю, что будет происходить с моими героями дальше, куда движется сюжет. Когда я пишу книгу, я еще не знаю, о чем она. Лишь постепенно я начинаю понимать это. Я так же боюсь и переживаю за своих героев, как и мой читатель. Иногда мне кажется, что «все пропало», что нам не выкарабкаться. А потом, находится решение. Но я никогда не знаю заранее, увижу ли его.
— Но как такое может быть?! В ваших книгах все так взаимосвязано! Складывается впечатление, что у вас сразу был какой-то конечный план…
— Нет. У меня нет и, конечно, не было никакого плана. Больше того, когда я заканчиваю книгу, мне всегда кажется, что она последняя. Потому что мне больше не о чем писать. Внутри абсолютная пустота. Но вот я ставлю последнюю точку и понимаю: что-то начало происходить. Понимаю, что началась следующая книга. Вам трудно это представить?
— Признаться, да…
— Просто вы думаете обо мне как о писателе. Как о человеке, который решил что-то сказать этому миру, поделиться с ним своим опытом, мнением, позицией. Но у меня ничего этого нет. А поэтому не может быть и «художественного замысла». Просто я знаю, что что-то происходит — прямо сейчас, в эту секунду. И я знаю, что это реально. Я только свидетельствую. Ничего больше. Будущее неизвестно. Вы, например, знаете, что я скажу через минуту? Что вы скажете?
— Нет, разумеется, я не знаю.
— И я не знаю. Я знаю только то, что что-то происходит. Прямо сейчас.
— И сейчас тоже что-то происходит?..
— Да, Я чувствую четвертого Всадника.
— Это невероятно!
— Все в этом мире взаимосвязано. Что-то можно объяснить логически, а что-то не поддается объяснению. Это так! И часто, настаивая на объяснениях, мы режем по живому. Но спросите у себя — отчего вы так жаждете этих объяснений? Не потому ли, что вы испуганы? Не оттого ли, что вы хотите все контролировать?..
— Да, вероятно, вы правы. Объяснения нужны именно для этого.
— Но если вы верите в Бога, если вы верите в Его мудрость, в таинство Замысла, разве не глупо требовать у Него объяснений по поводу каждого Его шага? Посмотрите на это со стороны — разве не нелепы наши попытки контролировать Провидение?!
— Вы можете рассказать об этом подробнее?
— На примере… — Анхель задумался. — Каждый из нас начал свою жизнь в материнской утробе. Там было тепло, сытно, комфортно. Нам было хорошо там. Очень. Но вот в какой-то момент идиллия внутриутробного существования нарушилась. Вода, которая была нашей защитой, ушла. Стены прежде уютного дома превратились в рабочую поверхность агрессивного пресса. Нас сдавило со всех сторон. Нам не хватало ни сил, ни пищи, ни воздуха. Нас выталкивали — в холодную, чужеродную среду. Это был ад… Так или примерно так мы пережили священный миг собственного рождения.
Если бы нас спросили тогда, хотим ли мы продолжения? Хотим ли мы идти навстречу этому ужасному холоду? Что бы мы ответили? Мы сказали бы: «Нет! Ни за что! Это смерть!» Но на самом деле это была не смерть, это было — рождение. Мы бы ошиблись, если нас спросили тогда. И знаете почему? Потому что всегда есть то, чего еще нет . И мы ничего не можем знать о нем. Прежде нам нужно будет это пережить, и только потом мы сможем дать правильную оценку. А какие объяснения дашь младенцу, зажатому в родовых путях матери? Будь у него возможность контролировать Провидение, он бы никогда не появился на свет. Понимаете, о чем я говорю?
— Вы хотите сказать, что, оценивая будущее с точки зрения настоящего, мы неизбежно допускаем ошибку?
— Да, я хочу сказать именно это. Когда Свами Брахмананда говорит: «Мы знаем все, что происходило и происходит. Но мы не знаем будущего», он говорит и другое: «Наши знания о прошлом и настоящем не приоткрывают завесы неизвестности перед будущим». Но более того, я хочу показать на этом примере, что наше настойчивое желание «получить объяснения» — смехотворно! И непозволительно, до безумия амбициозно! Когда вы спрашиваете меня о моих книгах, вы спрашиваете меня о реальности, которую невозможно объяснить рационально, которой нет объяснений. Вы спрашиваете о невозможном.
— Но вы обмолвились, вы сказали о неком «Замысле»?
— Я верю в самоорганизацию. Я верю в то, что мир внутренне стремится к гармонии. Не к хаосу, не к смерти, а именно к гармонии и жизни. Да, его раздирают противоречия. Да, в нем множество проблем. Да, мы сами нарушаем этот замысел своими страхами, ошибками, заблуждениями. Но мир все равно стремится к гармонии. Ребенок, находящийся в утробе матери, как бы он ни сопротивлялся схваткам, стремится родиться. Против собственной воли и даже желания он стремится к рождению. И мы или содействуем этой потенциальной гармонии будущего — образом мысли, чувствами, поступками, или, напротив, разрушаем ее. Впрочем, по плану Замысла все должно быть хорошо.
— И когда вы пишете свои книги, вы думаете об этом? Вы думаете, что они служат этой цели?
— Я думаю о том, что я должен сделать. И если у меня есть мой дар, и я знаю то, о чем пишу, — я пишу. Нет революционного способа установления гармонии в мире. Нет магического заклинания, способного пробудить людей. Нет Бога, который придет и расставит все по своим местам, воздаст каждому по заслугам. Ничего этого нет.
Но есть мы. А у каждого из нас есть свой дар. И дар этот может быть открыт только во взаимном общении наших индивидуальностей. Поэтому мы просто вынуждены содействовать друг другу. Я, со своей стороны, делаю это. Я помогаю тем, кто ищет, тем, кто нуждается в помощи. Я помогаю неравнодушным.
И я знаю, что я сделаю это сто крат лучше, если вы не знаете меня в лицо. Примите этот парадокс. Я могу быть рядом с вами, но только при одном условии — если меня нет.

У меня были самые разные предположения…
Сто причин, по которым Анхель де Куатьэ >не хочет являть себя публике. Но я никогда не спрашивал себя: а что будет, если он все-таки сделает это? Что будет с нами?! Сможем ли мы тогда читать его книги, как свои книги? Чувствовать, что они — часть нас самих, что они написаны о нас и для нас? Будем ли мы ощущать его присутствие в своей жизни, если он станет «публичным человеком»? Сохранится ли тогда в нашей жизни эта душевная, интимная связь с автором, понимающим и поддерживающим нас человеком? Останется ли он нашим Собеседником, каким был, пока мы его не знали?
Мы стремимся узнать автора, а автор тем временем думает о нас. Анхель де Куатьэ действительно рядом. Он с нами. Единственное, что нам остается — увидеть, понять и принять это. И как только мы совершим над собой такое усилие, человек, говорящий с нами от сердца к сердцу, понимающий нас, наши чувства и нашу боль, помогающий нам и думающий о нас, сразу появится в нашей жизни.
Он объединяет души, но без каких-либо условностей. Он убивает одиночество и открывает Жизнь.

— Я понял и вторую вашу причину, по которой вы избегаете публичности. Но неужели есть еще и третья? Мне с трудом в это верится…
— Есть и третья. Вас не смущают разного рода проповедники, которые рассказывают о Просветлении, о Высшей Истине, о Счастье? Меня смущают. Ведь по-настоящему счастливый человек, наверное, уже не должен ничего говорить. Он и так счастлив. А что просветленный может сказать непросветленному? Только одно: «Просветляйся!» Наконец, что такое Высшая Истина, если Ее передают из уст в уста как обычный анекдот?
— Ну да. Все это достаточно сомнительно…
— Более чем. Здесь полно парадоксов. Но что такое парадокс? Парадокс — это результат извечного конфликта нашего рассудка с духом. Истина, Счастье, Просветление — область духа. А всякие рассуждения неизбежно рассудочны. Истина невыразима в словах. Счастье — это радость, не имеющая объяснений. Наконец, Просветление — это внутреннее преображение. Как о них расскажешь? Невозможно. Любой, кто попытается, будет выглядеть или надутым индюком-всезнайкой, или сумасшедшим.
— Но как же быть?! Не говорить вовсе?
— Если то, о чем мы хотим, но не можем говорить, относится к области духа… Что ж, нам остается просто быть в духе.
— Вы замолчали. Это что, третья причина?..
— Может быть, я и заблуждаюсь. Но мне кажется, что как только Анхель де Куатьэ станет для своих читателей человеком из плоти и крови, я перестану писать. Поиски возможны только потому, что множество людей болеют за них душой, пребывают в духе. Пусть даже они думают, что это выдумка. Какое это имеет значение?.. Если читатель видит то, что стоит за книгой, проникается ее сущностью, ее истиной, он будет сопереживать, а его душа будет трудиться. И в этом все дело. Помните, что в Агван говорил Даниле?..
— «Тысячи людей во всех частях света молятся сейчас о твоем выборе»? Вы эти слова имеете в виду?
— Да. И пока я — миф, я чувствую огромное количество людей. Я чувствую связь с ними. С теми, кто ведет духовный поиск, с теми, кто думает о Свете, с теми, для кого Жизнь — это не просто данность, а подлинное Чудо. И без этой связи, без этого духовного контакта, я уверен, не было бы ни открытий, ни Скрижалей, ни Печатей, ничего. И как только я обрету плоть и кровь, эта связь прервется. Все закончится.
Андрей написал в своей книге: «Дети искали душу, дети разрезали по частям лягушку. Кишки нашли, а жизнь ускользнула». И потом он добавляет: «А ты пойми, не членя…» Я уверен, он говорит это себе. Это его испытание. Его мозг так устроен — он членит, анализирует и затем упорядочивает, систематизирует. А у меня все наоборот. Я не гонюсь за достоверностью, объективностью. Я просто чувствую.
Знаете, если бы Андрею сказали: «Существует семь Скрижалей, скрывающих Истину», он бы пожал плечами и спросил: «А почему семь? Не шесть? Или не восемь?» Он так устроен: ему важна не столько мысль, сколько порядок мысли. Он видит в порядке мысли нечто значительное. А я — нет. Мне порядок не важен. Я в этом ничего не понимаю. Я живу ощущением, чувством. И для меня, если Скрижалей семь — значит семь.
— Вы думаете, это чувство, это ощущение пропадет, если мы откроем ваше лицо?
— Я не думаю так. Прямо — так. Я думаю, что что-то неуловимое, что-то тайное ускользнет . Исчезнет, понимаете? А я не хочу, чтобы это произошло. Я не хочу играть ни в какие социальные игры. Я не хочу быть кем-то. Я не хочу обсуждать то, о чем написано в книгах. В них — все, что мне известно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11