Правду о Нине!..
— Мартин… — прошипела Нина, требуя, чтобы он немедленно продолжал.
— Порок — это целая страна, — Мартин улыбнулся, продолжая смотреть Нине в глаза. — Страна, в которой есть абсолютно все: хижины пастухов, ветряные мельницы, ручьи, озера… Впрочем, там есть и глубокие ущелья, пышущие огнем и серой, дикие пустыни. Вы найдете там заброшенные колодцы и дремучие леса, в которых обитают хищные звери… Вы следите за моей мыслью?..
— Да! — подхватила Нина. — Это поистине необъятная страна, процветающая под покровительством небес. И что бы ни стряслось с человеком, причины следует искать там, в той стране… Я расскажу вам о своем детстве… Вы сможете лучше меня понять. Ребенком и даже позднее, уже девочкой-подростком, я смотрела на мир как бы через подзорную трубу… Но только повернутую раструбом к себе. Так научили меня родители и все окружающие… Так велит общественная мораль и традиционное воспитание…
— Я смотрела в эту перевернутую подзорную трубу, — прервал ее Раймонд и так неожиданно, так эмоционально, что все вздрогнули. — Я смотрела в эту перевернутую подворную трубу и видела очаровательные газоны, совсем крошечные, с зелененькой травкой, Вокруг нашего дома. Моей детской душе было хорошо и спокойно от этого невинного, игрушечного пейзажа. Я верила, что, когда вырасту, газоны просто станут пошире, а травка повыше. И я буду жить так же, как все вокруг — счастливо и безмятежно… Но вдруг, сударыня, в один прекрасный день со мной происходит нечто…
— Без всякого предупреждения, — кричит Сэм и, угрожающе топая ногами, идет на Нину, — без малейшего намека — просто приходит, и все! Внезапно осознаешь, что смотрела на мир не так!
— Что, оказывается, глядеть-то надо было не в большое окошечко, а в маленькое! — фальцетом кричит Раймонд и вскакивает. — И все в твоей жизни переворачивается!
В глазах Нины зло и испуг. Она переворачивается на спину и замирает, опершись на руки и поджав ноги.
— Я не знаю, когда это открытие сделал маркиз, — говорит Нина, глядя с пола на двух нависающих над нею мужчин — Раймонда и Сэма. — Но такой день был и в его жизни… Наверняка был… Неожиданно его взору открылось то, о чем он и не подозревал! Он увидел, как из далеких расщелин поднимаются языки желтого пламени… Он заглянул в кроваво-красную клыкастую пасть зверя, высунувшегося из чаши… И он понял: его мир безграничен, и есть в этом мире все. Абсолютно все! И потом ничто уже не способно было удивить маркиза…
— А марсельская история с отравленными анисовыми конфетами, которую вы упомянули, — Мартин встает с пола, как бы закрывая собой Нину от Раймонда и Сэма, — Что ж… Это совершенно невинный эпизод… Мальчик, играя, оборвал бабочке крылья… Только и всего…
Повисла тяжелая пауза. Словно смерть зашла сейчас в эту залитую солнцем студию и трижды взмахнула своими черными крыльями. Трое мужчин стояли вокруг одной лежащей на полу женщины и с ненавистью смотрели друг на Друга.
— Все равно я ничего в этом не пойму, — Клорис продолжила с дивана текст пьесы. Она сказала это медленно, вдумчиво, словно догадалась, что все развернувшееся перед нею действо имеет глубокий подтекст. — Ничего не пойму… Как бы красноречиво вы ни объясняли…
— Занавес! — крикнул Мартин и, то ли по собственному решению, то ли не выдержав направленных на него взглядов, опустился, чтобы поднять с пола Нину.
Нина вскочила на ноги и отряхнулась.
— Мартин, вы потрясающий! — руки Нины были на его плечах, она смотрела Мартину в глаза и льнула к нему всем телом. — Я была просто заворожена! Величайший талант! Вы гений, Мартин!
Сэм и Раймонд стояли у нее за спиной и с ненавистью смотрели на Мартина. Сэм уже знает, что Раймонд страстно влюблен в Нину. Раймонд понял, что Сэм спал с ней, как только те появились в студии на репетиции.
Только Мартин думает, что «он их сделал» как актер…
Я был ни жив, ни мертв, посмотрев эту сцену. Да и мои друзья тоже. На пятьдесят седьмом этаже одного из нью-йоркских небоскребов сейчас происходило что-то действительно ужасное. Что-то дьявольское… Чудовищная, хищная, отрицательная энергия! Мы чувствовали ее даже здесь, в России!
Причем мы ведь получаем непрямую информацию. Она закодирована, пропущена через информационную матрицу и заново восстановлена со значительным изменением параметров. То, что мы видим, — это искусственная картинка. Но даже она излучала отрицательные волны и заставляла нас содрогаться!
— Гаптен, а что у нас с параметрами сгущения? — спросил Андрей, едва мы перевели дух.
Гаптен посмотрел на экран своего компьютера.
— Получается, — сказал он через минуту, — что если все пойдет так же, как было в случае с Копьем Власти, то до воплощения Тьмы остаются еще сутки. Да, примерно одни сутки.
В дверь постучали, и на пороге центрального узла появился один из сотрудников Гаптена — встревоженный, запыхавшийся.
— Гаптен, на Данилу совершено покушение… — выпалил он.
— Черт! Так я и знал! — закричал Гаптен. — Что с ним?!
— Да все в порядке… Но сам факт…
— А что, что случилось?! — я был в шоке.
— Автомобильная авария, — ответил молодой человек. — Мы бы подумали, что случайность, но перед этим…
— Господи, да что же такое! — у Гаптена затряслись руки. — Не томи!
— Перед этим произошел обрыв высоковольтного кабеля. Данила чуть было не пострадал. Мы нейтрализовали угрозу. Подумали, что случайность… А вот две случайности подряд…
— Да… Две темные случайности… — Гаптен схватился за голову. — Что же делать-то?
— Надо еще раз попытаться его отговорить! — сказал я. — Я уверен, что он прислушается к нашему мнению. Ведь уже есть факты!
— Но он не знает, что его охраняют? — спросил Андрей.
— Нет, не знает, — замотал головой Гаптен.
— Ему, по крайней мере, нужно об этом сказать, — Андрей серьезно посмотрел на нас с Гаптеном. — Чтобы он мог прибегнуть к помощи, если потребуется…
— Да, да! Ты совершенно прав! — согласился Гаптен. — Кто будет с ним говорить?
Повисла пятисекундная пауза. Мы были в некоторой растерянности. Я чувствовал себя неловко. Я стыдился своего прежнего желания заточить Данилу в бункере, как узника, ссылаясь на его «неадекватность». Гаптен был против ухода Данилы. Так что тот от него, по сути, сбежал…
— Могу я поговорить, — предложил Андрей. — Но я боюсь, он на меня больше всего сердится. Думаю, лучше всего будет, если это все-таки сделает Анхель.
— Да, надо мне, — согласился я.
Мобильный телефон Данилы был занят.
— Кому он может звонить? — недоумевал я. — Телефон точно у него?
Гаптен уточнил у службы охраны.
— Да, точно, — подтвердил он. — Но давайте вот что сделаем: свяжемся с руководителем группы охраны и попросим его передать Даниле трубку.
Так и сделали.
— Але, Данила? — Я безуспешно пытался скрыть дрожь в голосе. — Это Анхель.
— Вы что, следите за мной?! — Данила был вне себя от бешенства. — Господин, что передал мне трубку, это мой хвост? Я правильно понимаю?!
— Нет, Данила, нет, — сказал я и осекся. — Не следим. Не хвост. Тебя охраняют. Черт, прости! В общем, я просто хочу, чтобы ты знал: тебя охраняют. Было уже два покушения…
Я вдруг почувствовал, ком в горле. Я сглотнул, глубоко вдохнул и поморгал глазами. В трубке тишина.
— Ну и?.. — Данила все еще был рассержен.
— Ну и… просто знай, что тебя охраняют. И если тебе потребуется помощь, не тяни. Сразу обращайся к этим людям, они помогут. В общем, просто знай, что они рядом, и все.
— А улететь мне они помогут? — в раздраженном голосе Данилы мелькнула надежда.
У меня потекли слезы.
— На, Гаптен, скажи ему. — Не могу говорить. — Я передал трубку Гаптену.
— Данила, это Гаптен…
— Привет, — сухо ответил Данила.
— Данила, я не могу обеспечить безопасность полета. — У Гаптена от напряжения, от внутренней боли тряслись руки. — Никак. Ты пойми, это — небо. Технические неполадки на борту, диспетчерское обеспечение, просто террористический акт… Никак, понимаешь?
— То есть не поможете, — с показным безразличием сказал Данила. — Ладно.
Зазвучали частые, короткие гудки.
— За что?.. За что он с нами так?.. — мне вдруг стало обидно, больно и обидно.
Ужасно, когда ты не можешь помочь дорогому, близкому человеку. Ужасно, когда он совершает страшную глупость, а ты не можешь остановить его. Ужасно, когда он видит в тебе врага, а ты хотел протянуть руку помощи…
— За жестокость, — ответил Андрей.
— Что? — я не понял.
— Он с нами так за нашу жестокость, — повторил Андрей.
— Но… — я растерялся. — В чем?.. Разве мы проявили к нему жестокость? Да, мы не помогаем ему. Но мы и не можем… А то, что он делает, — это самоубийство! Его чувство — это безумие! Он влюбился в исчадие Ада, Андрей! Какая жестокость?! Мы даже не препятствуем…
— Нет, ты неправильно меня понял, — Андрей прервал мою патетическую речь и даже сделал жест рукой, что, мол, пора заканчивать.
А я к этому моменту так разошелся, что уже не мог остановиться. Меня как прорвало.
— Я не эту жестокость имел в виду, — несколько раз повторил Андрей.
— А какую?..
— К ней… К Нине, — ответил Андрей.
— Она же страдает, а Данила это чувствует.
— Она страдает?! — я не верил своим ушам. — Это от нее страдают!!!
— Страдает, страдает, — покачал головой Андрей.
— Да с чего ей страдать-то! — мне показалось, что я схожу с ума, — Неужели ты это серьезно?! Я просто не могу в это поверить! Ты это говоришь?!
— Страдает, Анхель, страдает, — Андрей был спокоен и абсолютно уверен в том, что говорит. — Ты подумай, Анхель, она же совсем одна. Совсем. В ее мире одни куклы. Маленькая девочка играет с куклами. А куклы еще и злые, они ее не любят, они на нее нападают, они желают ей зла. Маленькая, несчастная девочка…
— Но она чудовище! — почти закричал я.
— Да, она еще и чудовище, — согласился Андрей. — Невинна и жестока. Как любой эгоцентрик. Она знает только свою боль… И ей больно. Но чтобы сострадать ее боли, ее нужно любить. Она так живет — ее или любят, или ненавидят. Данила любит, ты — ненавидишь.
— А ты?..
— А я… — Андрей задумался.
Он думал. Долго. Мне показалось, прошла вечность. Две вечности, три. Он не ответит. Просто не ответит — и все. Да и что он может чувствовать?.. Для него это рядовой случай. Ему не привыкать. В своей практике он сталкивался с этим тысячу раз…
Тысячу раз?! Во мне вдруг что-то перевернулось. Шок. Я смотрю на Данилу, на то, какие глупости он вытворяет, и мне невыносимо больно. Но я смотрю на одного Данилу! А Андрей пропустил через себя десятки, сотни, тысячи искалеченных судеб.
Человек все делает неправильно, а ему нельзя сказать «нет», «прекрати», просто «не делай этого». Нельзя, потому что и это неправильно. Он Другой. Это его право.
Позволить другому человеку быть Другим, как он хочет. И не просто допустить это, но и остаться с ним рядом. Не бежать прочь вприпрыжку, спасаясь от боли и разочарования, а продолжать оставаться его другом. Каково?!
Андрей поднял глаза. У него большие темные глаза. Когда он весел, они кажутся серыми. Когда сосредоточен — карими. А когда устал — зелеными. Андрей посмотрел на меня изумрудно-зелеными глазами.
— Что я чувствую?.. Бессилие.
Раймонд смотрел ей в глаза. У Нины прекрасные глаза. Она сама не знает, какие у нее прекрасные глаза. Она говорит, что любит себя. Но это неправда. Раймонд любит Нину. Вот это правда. Он понял это. Понял, что любит ее, сегодня, во время этой странной, ужасной, глупой репетиции. Он столько пережил за последние дни, столько передумал… А сегодня, наконец, все встало на свои места.
Он смотрел на Нину, когда она пришла. Смотрел не отрываясь. Она была измучена, истощена, вывернута наизнанку. Своим цинизмом Сэм вынул из нее душу! Конечно, у нее ведь такая светлая и ранимая душа. Он умеет. А потом Мартин… Это чудовище. Ничтожество и чудовище. Теперь Раймонд даже руки ему не подаст. Никогда! Господи, а Нине пришлось валяться с ним на полу и пытаться быть милой!
Но ничего, Раймонд заберет Нину и спрячет. Да, он спрячет ее от мира, от всех этих людей. Мир всегда был жесток к Нине.
Она переплыла океан боли. Но нет, теперь все изменится. Раймонд будет о ней заботиться. Он будет работать, а Нина сможет писать свои книги. Спокойно, ни о чем не думая. Конечно, ее книга станет бестселлером. Конечно! Но даже если и нет — не беда! Не это главное. Главное, чтобы ей было хорошо.
А Нине будет хорошо. Обязательно! Потому что Раймонд все сделает. Все. Ведь он ее любит. И даже если еще вчера он сомневался, не был уверен, то теперь он знает, знает точно — он любит Нину. Любит, как никто другой. И он вернет ее. Он скажет ей, как он ее любит… Как она ему дорога… Как ему важно, чтобы она была с ним… Всегда. Он будет защищать и любить ее, он сделает ее счастливой…
Но почему она связалась с Сэмом? Это опрометчиво. Это очень опрометчиво! Он же обычный бабник! Просто пользуется женщинами. Он их не любит. Он упражняется с ними. Он таким образом сам себе доказывает собственную мужскую состоятельность. У него даже блокнот есть, в который он записывает всех своих бесчисленных сексуальных партнерш. Это целый телефонный справочник!
— Почему, Нина?! Почему ты с ним?! — Раймонд наконец задал Нине этот, мучивший его вопрос.
Ему удалось вывести ее на лестницу и поговорить.
— Ты не понимаешь, я пишу книгу! — жестко, холодно прошипела Нина и стала как-то уходить, отодвигаться от Раймонда.
— Что с того, Нина?! — он растерялся. — Ты с ним спала! А ему на тебя наплевать. А я люблю тебя, Нина… Понимаешь — люблю!
— Вот, вот! — закричала она и отошла еще дальше, к лифтам.
— Что «вот-вот»?!
— Ты должен был так сказать! — Нина тыкала в Раймонда пальцем. — Так в моей книге!
— Нина, что ты говоришь?! Что ты говоришь, Нина?! — на глазах у Раймонда выступили слезы. — В какой книге?! О чем ты? Я же люблю тебя! Вот ты, а вот — я. И я люблю тебя. Какая книга? Причем тут книга?..
— Любишь?! Ты это так называешь?! Да ты просто эгоист, Раймонд! Ты просто эгоист! Ты не понимаешь, насколько это для меня важно! Как это для меня важно! Дико важно! О чем мы с тобой говорили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12