сырая конура в мансарде, где Фернан наш, пропахла горелым салом. Он работал на пороховом заводе. Адель приехала до того, как кончилась его смена, и когда она назвала свою фамилию, квартирная хозяйка открыла ей комнату жильца; тотчас же Адель в ожидании мужа принялась наводить порядок, прибирать, менять простыни на постели. Вернувшись, Фернан увидел у себя жену и сел за накрытый стол, так как она состряпала ему обед, успев сходить в лавки и купить все, что требовалось. Войдя в комнату, он сказал без особого удивления:
— Гляди-ка, приехала!
И окинул взглядом стол, приготовленные яства и бутылку марочного вина, которую она для него купила.
— Я за тобой приехала, — сказала Адель.
— Зачем?
— Возвращайся. Домой пора.
— Надо еще подумать. Не знаю, соглашусь ли я.
— Может, хватит уж тебе дурить?
— А что это значит — «дурить»?
Она повела рукой, показывая на все, что их окружало в этой комнате.
— Ведь у тебя же свой собственный угол есть, — сказала она.
— Эх! — разочарованно отмахиваясь, воскликнул он.
— А что ж? Разве «Край света» не принадлежит тебе, так же как и нам?
— Ну да, — вяло согласился он, раз жена так сказала.
— Так чего ж ты здесь торчишь?
— Здесь — город, — ответил он. — Ты уже не сердись на меня, Адель, но я без города обойтись не могу.
— А что тут хорошего? Мне хозяйка-то говорила: шесть дней в неделю взаперти тебя держат. Разве вот только фабричные девки очень уж хороши?
Он сделал неопределенный жест.
— Да кино по субботам?
— Не то… не то, — ответил он. — По крайности я тут не прикован к земле. А там — земля, только и есть что земля вокруг, работай, работай на ней, никогда никакого удовольствия человеку.
— А кто тебе мешает? Получай удовольствие даже на «Краю света».
— Чтобы я, да опять стал жить, как прежде? Нет!..
— Да живи как хочешь, как тут жил. Разницы не будет.
Он ел не спеша, тщательно разжевывал кусок.
— Вкусно! Где это ты купила?
— А теперь и мы на «Краю света» хорошо едим. Война как пришла, денег принесла.
— Да ну? — протянул он и, сразу насторожившись, поднял голову.
— Верно, верно. Недавно земли прикупили — четыре гектара. Очень подходящая под пшеницу.
— Стало быть, всего теперь двадцать три гектара, — подсчитал Фернан.
— Немножко больше. А скоро, глядишь, еще прикупим. Возвращайся, помогай нам разбогатеть.
— Оно конечно… — сказал Фернан, соблазнившись такой перспективой. — А все-таки знаешь, если я и не вернусь на «Край света», то только потому… потому что…
— Да брось ты это, — прервала его Адель… Ты про Гюстава? Все уже прошло, быльем поросло, никто и не вспоминает! Все позабыли.
Она солгала. Она знала, что Альсид не забыл. Но ведь Альсида призвали в армию, и еще когда-то он вернется! К тому же Адель была убеждена, что Люсьенна «схлестнется» с Мишелем Обуаном и наступит день, когда Альсиду придется исчезнуть. Сколько там ни говорите, что она плакала, расставаясь с мужем, а ведь она живет с Обуаном. Так или нет?
— Думаешь, забыли?
— Верно тебе говорю.
— Да и другое… привык я по-своему жить.
— Ну и живи по-своему. Раз человек уже в годах, его, понятно, не переломишь.
— Ездить мне надо будет в город… в Вов или даже в Шартр… А как же я попаду туда?..
— Купим тебе велосипед. Не надо будет брать велосипед на прокат, как раньше, когда ты приезжал из Шатодена по субботам в отпуск. Хороший велосипед купим, никелированный, — добавила Адель. — Из Сен-Этьенского оружейного завода — они разослали рекламу.
— Да, они рассылали, — подтвердил Фернан, кивнув головой.
— Разве ты не хочешь богатым стать? — спросила Адель.
— Надо подумать.
Он вытер губы и вылил себе в стакан остатки красного вина.
— Да, надо подумать, — повторил он. — Я тебе потом отвечу. Малость подумаю.
Адель не приставала к нему, только сказала: «Ладно». Потом Фернан спросил, когда она поедет обратно, она ответила:
— Завтра утром, раньше поезда нет. — И добавила: — Местечко-то в постели у тебя, поди, найдется? Мы ведь все-таки муж и жена.
— А что ж, можно, — ответил он. И позднее, ночью, сказал: — Ну и горячая ты! Все такая же.
Вот таким образом Фернан вернулся и снова стал жить на «Краю света». Всем это было на руку, даже Адель, — она теперь лишь изредка встречалась с Мишелем. А Мишель был рад, что Фернан возвратился и благодаря этому можно почти порвать с Адель: Люсьенна ему нравилась все больше, и уж ему стесняться вовсе не приходилось, поскольку Альсид был далеко.
Адель обдумывала теперь создавшееся положение более спокойно, более объективно, так как возле нее появился Фернан и она могла утолять то, что она называла «своими потребностями». Голова у нее работала лучше, глаза видели яснее. Она не сомневалась, что Альсид сговорился с женой, и они завлекли Мишеля в ловушку. Несомненно, они сообща замыслили все то, что случилось, а Мишель по глупости попался в сети и принял за чистую монету любовные восторги мерзавки. Однако не исключено было, что Люсьенна, хоть она и любила и даже теперь еще любит своего мужа, не всегда останется его сообщницей. Ее не одолевало, как Альсида, стремление отомстить. И когда она заберет в руки Обуана, то, пожалуй, будет действовать в своих личных интересах — разойдется с Альсидом, простым батраком, выйдет замуж за Мишеля и станет хозяйкой фермы «Белый бугор», богатой и уважаемой женщиной. С каждым днем Адель все больше убеждала себя, что все так и случится. После возвращения Фернана она поставила крест на своей связи с Мишелем и хоть время от времени еще встречалась с ним, но не из любви, а по-приятельски, чтобы сохранить дружескую близость с ним; она с гордостью думала, что скоро он возьмет ее в поверенные своих тайн. И тогда она до некоторой степени будет держать его в руках, во всяком случае, сможет действовать, подготовлять всякие махинации и идти к своей цели. Ведь нужно было добиться самого важного: отрезать землю от «Белого бугра» (понятно, в пользу Женетов) и отстранить Альсида. Альсид — вот где опасность; этот Альсид готов на все, лишь бы со временем отомстить за свою мать, — ведь он, несомненно, страдал душой из-за того, что ему не дали стать тем, кем он мог быть, и теперь он хочет наверстать потерянное, да еще и наказать Женетов. Все это было очень сложно, очень тонко для Альбера, с которым Адель уже помирилась, — впрочем, Альбер, ее младший брат, хоть и был хозяином «Края света», ничего не делал без согласия сестры. А что касается Люсьенны, она не только не мешала замыслам Адель, а наоборот, вполне могла, сама того не зная, способствовать им.
Адель обдумала, как ей сблизиться с Люсьенной, и с некоторым трудом достигла этого. Для начала она все находила себе какое-нибудь дело в той стороне, куда Люсьенна водила пастись свою корову. Адель здоровалась с женой Альсида и как-то раз обменялась с нею несколькими словами. А потом спросила, есть ли вести от Альсида. Люсьенна держалась настороже, — очевидно, муж настроил ее против Женетов и велел избегать знакомства с ними. Однажды, проходя по дороге, вдоль которой Люсьенна пасла корову, Адель сказала:
— А поди, не мало времени вы теряете на то, чтобы пасти свою корову.
— Еще бы! — ответила Люсьенна. — Да надо же ее кормить.
— Будь у вас луг, вы могли бы туда водить корову, ходили бы днем доить ее, а вечером пригоняли бы домой.
— Во-первых, у нас нет луга, да и корова-то одна-единственная.
— Можно было бы устроиться, — сказала Адель.
Люсьенна, став любовницей Обуана, находила очень скучным и недостойным себя терять время на то, чтобы часами пасти корову вдоль дорог, то и дело меняя ей место.
— А как устроиться? — спросила она.
— У нас вот шесть коров, и кто-то должен же их стеречь. А что шесть, что семь, разницы никакой.
— А трава-то?
— Ну сколько она там съест травы? Не разоримся. Да ведь Альсида в армию призвали, как же не оказать военному человеку услугу. Да еще и то не надо забывать, что он, может, нам родней приходится, кто его знает, в конце концов. А когда была война, нас ведь без помощи не бросили. Господин Обуан, например.
— Так вы согласитесь?
— Надо же помогать друг другу. А потом, — добавила Адель с грубой шутливостью, — вам свободнее будет ездить в Шартр, к своей тетке.
Люсьенну очень соблазняло предложение, но она не сразу его приняла. Только в тот день, когда и в самом деле захотелось съездить с Обуаном в Шартр, она сказала Адель, встретившись с нею у дороги.
— Вы не раздумали насчет моей коровы?
— У нас, милая, что сказано, то свято.
— Так уж, пожалуйста! На один только день! Мне в город надо съездить. Я, конечно, могу попросить господина Обуана, да только…
— Ну, разумеется, — прервала ее Адель. — Лучше не просить, а то пойдут сплетни. Вам когда надо в город?
— Завтра.
— Ну и хорошо. Приведите завтра корову на луг, а послезавтра возьмете ее.
Так и уговорились, и когда Люсьенна через сутки пришла за своей коровой, та оказалась жива, здорова, подоена, молоко слито в бидон, и Адель, как будто случайно придя на луг, сказала:
— Хороша у вас коровка! Тридцать литров дает играючи. Ведерницу прокормить стоит не дороже, чем дрянную коровенку. Я бы хотела, чтобы у нас все коровы были такие, как ваша. Мы ее доили, когда время приходило, потому что пропускать дойку не годится, — корова тогда сбавляет молока. Я даже лишний разок ее подоила, чтобы раздоилась она.
Люсьенна окинула взглядом выгон.
— Да уж нечего сказать, на зеленой сочной травке и молоко у коровы хорошее. У вас тут благодать. Да, уж нечего сказать! Я и в город-то съездила со спокойной душой.
— Так вот, пожалуйста, приводите когда угодно.
— Я не стану надоедать.
— Но я же вам говорю, для нас разницы нет. Вы сами корову приведете, сами домой ее заберете, для нас хлопот никаких. Хорошо повеселились в Шартре?
Хорошо ли Люсьенна повеселилась? Адель нисколько в этом не сомневалась. А ее самое Мишель ни разу не брал с собой в Шартр. Но она не завидовала. Альсид сказал в объяснении с ней: «Надо смотреть дальше постели». И уж Адель-то смотрела далеко!
— Знаете, все-таки приятно повидаться с теткой. У меня, кроме нее, никакой родни нет. Она держит булочную и кондитерскую. Вот попробуйте, я вам привезла слоеный пирог. Вкусный!
Адель взяла подарок, поблагодарила, радуясь, что началась полоса добрососедских отношений.
— Мы это вместе скушаем, в компании с вами.
Теперь они встречались, беседовали. Однажды Мишель Обуан сказал Адель:
— Ты, кажется, видаешься с Люсьенной?
— Да. Она мне нравится. Как видишь, не только тебе одному.
И Адель принялась расхваливать Люсьенну, ее хорошенькое личико, ее фигуру, ее веселый нрав.
— Вот это женщина! — воскликнула она.
— И это ты говоришь?
— А что ж? Я теперь старая, что было, то прошло, не вернешь. Я тебя очень люблю, но между нами все кончено или вроде того. Да и муж мой возвратился. Ну и вот, я рада, что ты на такую красотку наткнулся, повезло тебе, можно сказать.
— Но ведь Альсид-то вернется, — сказал Обуан с озабоченным видом.
— Поговорим об этом через год, перед тем как он отслужит.
До тех пор пока Альсид вернется с военной службы, наверно, произойдет не мало событий, таких, о которых мечтала Адель.
— Так ты, значит, не ревнуешь?
— Я же тебе сказала. Мне приятно, что ты счастлив.
— Ты ничего ей не говорила… насчет нас с тобою?
— Ну, за кого же ты меня принимаешь?.. Про это только мы с тобой должны знать. Если ты иной раз захочешь позабавиться, подай знак, я не откажусь, ну а больше ничего. Конец.
Обуан обнял ее за талию.
— Славная ты баба, — сказал он.
Два дня спустя Люсьенна привела свою корову на луг Женетов и, присев там с Адель в тени, под кустами живой изгороди, сообщила:
— Мишель мне сказал.
Адель уклонилась от прямого ответа.
— Мишель-то? Всегда он был нам добрым другом. Когда мы с матерью маялись тут одни во время войны, он мне и советы давал, и помогал. Добро не забывается. И если я вам оказываю услугу, то вроде как для него стараюсь.
— Да, — ответила Люсьенна, — я понимаю.
— Мишель Обуан — самый подходящий для вас мужчина, — добавила Адель.
Больше ничего о Мишеле в тот день не говорили. Но мало-помалу при встречах, для которых Адель, несмотря на бесконечные свои работы, находила и время, и всевозможные предлоги, они перешли к доверительным разговорам, к советам.
— Вы, Люсьенна, не такая женщина, чтобы вам надсаживаться на работе. Это хорошо для меня, я настоящая крестьянка, деревенская баба. А как посмотришь на вас, на ваши ножки, на беленькие ваши нежные ручки, так и подумаешь: вот красотка, не хуже тех дам, каких рисуют в модных журналах. Такая женщина, как вы, Люсьенна, должна жить в свое удовольствие.
— Я тоже так думаю, — соглашалась Люсьенна.
— Да, в свое удовольствие. Чтобы у вас были и автомобили, и дорогие меха.
— Ну, я так высоко не заношусь.
— И напрасно. Мишель от вас без ума, он мне сам это говорил еще вчера. От своего счастья не отказывайтесь.
Минутами лицо Люсьенны хмурилось.
— Вы что, Люсьенна? Об Альсиде думаете? — спрашивала Адель.
Люсьенна не могла этого отрицать. Авантюру с Мишелем Обуаном она затеяла по совету мужа, а теперь роман с ним, как это ежедневно доказывала ей Адель, захлестнул ее, и она испытывала угрызения совести. Адель успокаивала ее:
— Да зачем вам тревожиться? Ведь Альсид ничего не знает, ему и горя мало. А если и знает, так думает, — это, мол, пустяки. Пользуйтесь золотыми денечками: два раза молодость не приходит; я вот уже старая стала, так что можете мне поверить. А было время, и я потешилась. Успеете еще печенку себе растравить, придет такая пора.
Мишелю она говорила:
— Она ведь молоденькая. Ты, смотри, не забывай об этом. Старайся ей удовольствия предоставлять, да не только в постели. Показывай ей то, се, даже в Париж ее свози, не скупись; води ее и по театрам и на танцы, покупай ей платья и всякие украшения, которые ей к лицу, а тебе сделают честь, когда ты с ней на людях бываешь. Она — настоящая женщина… Не для того, говорю тебе это, чтобы ты женился на ней, но ведь не всегда так будет, так ты ее побалуй, она тебя за это больше любить будет.
— У меня денег таких нет, — отвечал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37