Парень столько лет «на земле» проработал. Толковый, видать и по диплому, и по тому, как на экзамене отвечал. Ну и что, если только в пределах вузовской программы? Зато ее-то он понимает, а не только знает! Я в ЦК жаловаться буду». Последний аргумент оставить равнодушным председателя комиссии не мог. Правда, когда Майков, в пылу отстаивания справедливости, сказал, что сам будет научным руководителем новичка, завсектором гражданского права, так и промолчавший все обсуждение, подумал: «Ну, это-то – никогда. Мне только не хватает союза деревенского Ломоносова со столичным Робеспьером». И сам улыбнулся своей мысли.
Результаты зачисления абитуриентов в аспирантуру вывесили через неделю. Вадима в это время свалил жестокий грипп, и смотреть списки поехала Лена. Надежды на поступление практически не было. Наверняка кто-то блатной набрал те же баллы, что и Вадим, а в этой ситуации «своя рука – владыка». Вадим ждал Лениного звонка без особого волнения. Ну, купил лотерейный билет. Это же не повод разворачивать газету с тиражом дрожащими руками…
– Привет, Вадюш! Как себя чувствуешь? – Жена явно запыхалась, но вот довольна она или расстроена, было не разобрать.
– Нормально. Ну что?
– Представляешь, из третьего автомата тебе звоню! Все вокруг обегала. Первые монетки только съели. Последняя осталась!
– Что с аспирантурой? – Вадим почувствовал, как его начинает бить озноб. То ли от волнения, то ли оттого, что резко вскочил с кровати.
– Приняли тебя! Приняли!
– Да ты что?! – Вадим и вправду не верил своим ушам.
– Приняли, Вадька! – Лена больше себя не сдерживала и просто вопила в трубку. – Ты аспирант! Института государства и права Академии Наук СССР!!! – Она наслаждалась звучанием этих волшебных слов.
Через полчаса, когда Лена добралась до дома, Вадим как раз вынул из горячей подмышки термометр. Тридцать восемь и четыре. Лена вошла в спальню, держа в руках гвоздичку. Первый раз в жизни Вадиму дарили цветы. И кто? Собственная жена. То ли из-за болезненной слабости, то ли из-за абсолютно неожиданного, незапланированного счастья стать аспирантом, Вадим заплакал. А может, и из-за трогательности Ленкиного вида с гвоздикой в руках…
– Знаешь что, – Лена сияла от счастья, – я и не думала, что это такой кайф – гордиться мужем! – И вдруг заметила слезы в глазах Вадима. – Да что ты, дурачок! Все же хорошо!
– Да, – шмыгнул носом Вадим. – Представляешь, как родители будут счастливы?
– Ой, надо же им позвонить! А я знаешь что решила? Если ты защитишься, я тоже пойду в аспирантуру и защищусь! Пусть у Машки оба родителя будут учеными!
– Ну, не учеными, – Вадим улыбнулся, – а кандидатами наук. Это не одно и то же. Знаешь, говорят – «ученым можешь ты не быть, но кандидатом быть обязан!»
– Да какая разница!
– И если ты защитишься, – Вадим не слушал жену, он мечтал, – я выкупаю тебя в ванне шампанского!
Глава 6
ШТАНЫ
По прошествии трех месяцев со дня зачисления в стажеры, согласно правилам, будущие адвокаты должны были начинать вести дела в судах. Но кто доверит юнцу уголовное дело? Кто из родственников подсудимых, имеется в виду? Никто! Поэтому вели стажеры только дела «по назначению». По правилам статьи 49-й Уголовно-процессуального кодекса, если ни сам подсудимый, ни его родственники не приглашали в процесс адвоката (а это стоило денег), то его вызывал суд (бесплатно). Судья направлял уведомление в юридическую консультацию, и заведующий назначал конкретного адвоката. Разумеется, того, У кого своей клиентуры не было. То есть молодого и неопытного. А еще лучше – стажера. Или же того из подчиненных, кого заведующий хотел наказать. Для адвокатов со стажем «залететь по 49-й» на месяц-два означало крупно потерять в деньгах. Так что эта статья была эффективным средством в руках заведующих консультациями для воспитания строптивцев.
Первую 49-ю Вадим получил по групповому делу о квартирной краже. Четырех подсудимых защищали адвокаты его же консультации «по соглашению», то есть за деньги, а главаря, отсидевшего не один срок и приговор в отношении которого был предопределен, поручили Вадиму.
Как прошел этот процесс, Вадим не мог вспомнить даже на следующий день: от волнения и страха все виделось как в тумане. Как ночной сон – помнишь утром, что пережил что-то страшное, просыпаешься разбитый, а что снилось, вспомнить не можешь. Но коллеги по процессу доложили заведующему, что парень держался хорошо, вопросы задавал правильные и защитительную речь произнес сносную.
А вот со следующей 49-й возникли проблемы.
Из суда поступил запрос о выделении адвоката гражданину Дзинтарасу Раймонду, 1930 года рождения. В копии обвинительного заключения, отпечатанного, как обычно, на папиросной бумаге в семи экземплярах, разобрать буквы было непросто, так как адвокатам отправляли, разумеется, именно седьмой экземпляр. Тем не менее заведующий сумел понять из формулы обвинения, что Дзинтарас обвиняется в совершении мелкого хищения государственной собственности, то есть по статье 92-й УК РСФСР. Максимальное наказание по ней значилось – до двух лет лишения свободы. Но, как правило, давали исправительные работы. Словом, состав не тяжелый и дело – простое. Ломать глаза, читая остальной текст обвиниловки, заведующий не стал и расписал ее Осипову.
Назавтра Вадим, взяв ордер консультации, – документ, подтверждающий его право участвовать в процессе, – поехал в суд читать дело. В канцелярии суда Осипова еще не знали, и потому, прежде чем выдать уголовное дело, там долго изучали справку с печатью, что он стажер, ордер, опять с печатью, что он направлен для участия защитником именно по этому делу, и паспорт, разумеется, опять-таки с печатью, что он – это он.
Наконец, дело в руках у Вадима. Первое самостоятельное. Предыдущее не в счет, там было четверо коллег, они подстраховали бы, если что.
Вадим второй раз перечитывал дело Дзинтараса лист за листом, от первой до последней буквы.
Осипов сидел в комнате для адвокатов третий час. За это время многие опытные коллеги успели прийти с двумя-тремя томами своих дел, просмотреть, сделать выписки и уйти. а он все сидел. Паша Гусев, молодой адвокат из его же, Вадима, консультации, благополучно совершал четвертый круг. То есть три дела он уже отработал и пришел с четвертым.
– Это у тебя столько обращений? – с завистью спросил Вадим.
– Нет, это меня так наш заведующий любит! Сволочь! Дал три 49-х на четверг и одну – на пятницу. – Паша осекся, поняв, видимо, что столь откровенное выказывание отношения к начальнику может выйти боком. Если Осипов стал стажером именно их консультации, значит, для Марлена он человек не чужой. Решил исправиться: – С другой стороны, именно так клиентуру и нарабатывают. Честно говоря, Марлей прав. Так закаляется сталь!
Нельзя сказать, что Вадиму подобная перспектива показалась радужной. Он с одним делом уже столько времени сидит, а Пашка, проработав два года, все еще носится по сорок девятым и как проклятый принимает «улицу». Может, лучше было оставаться юрисконсультом пищекомбината – зарплата хоть и маленькая, но гарантированная. А тут…
Такой нищеты, какая обрушилась на них в последние три месяца, Вадим с Леной даже представить не могли. Если раньше Вадим получал 120 рублей на пищекомбинате и еще два раза по 60 на двух подработках, то теперь официально его доход ограничивался 45 рублями стажерской стипендии. Конечно, пищекомбинат остался, только оформили его на Лену – а это получалось совместительство, то есть ползарплаты – 60 рублей. Обе «халтуры» пришлось временно бросить – стажировка отнимала массу времени. Да и в аспирантуре, которую Вадим теперь подумывал оставить, научный руководитель раз в месяц устраивал ему коллоквиумы по всем подряд разделам гражданского и семейного права.
Уровень бедности своей семьи Вадим осознал, когда, содрогаясь от стыда, стал таскать с пищекомбината маргарин – Для себя и Лены. Уже два месяца сливочное масло они покупали только для Машки. Сэкономленные не рубли – копейки сейчас для них имели значение.
Ни Ленины, ни его родители всерьез помочь деньгами не могли. Спасибо, хоть Михаил Леонидович, когда привозил из своего гастронома мясо, денег за него не брал. Каждый раз Делал вид, что забыл. Потом и предлагать перестали.
Усилием воли Вадим заставил себя перестать думать о безрадостных перспективах адвокатского будущего и вернулся к Дзинтарасу.
Раймонд Дзинтарас к своим пятидесяти годам провел по зонам и лагерям, с маленькими перерывами, в общей сложности тридцать лет. Статьи все – из одной корзины: кража, мелкая кража, опять кража, разбой без отягчающих обстоятельств, снова кража… Первый раз сел в 45-м, почти сразу после освобождения Латвии от фашистов.
«Еще малолеткой. Либо с голодухи, либо по дури», – подумал Вадим. Но факт оставался фактом: Дзинтарас – вор. Рецидивист. Так что поговорить в суде о том, что человек случайно оступился, раскаялся, осознал и больше такое не повторится, было ну никак невозможно.
С фактическими обстоятельствами самого обвинения дело обстояло не лучше. Через три дня после выхода с очередной отсидки Дзинтарас, направляясь по предписанию начальника зоны на проживание и для трудоустройства во Владимирскую область, был задержан в «Детском мире» в Москве. Ладно, в Москву он попал проездом. В «Детский мир» зашел из любопытства. Это не беда.
Беда в том, что задержали его с поличным в момент, когда он с прилавка стащил тренировочные штаны стоимостью 16 рублей 48 копеек. Есть показания двух оперативников, задержавших его в момент кражи, троих свидетелей, которые видели штаны у него в руках, продавщицы. А для пущей радости – еще и признательные показания самого Дзинтараса – да, украл.
Ну и как его защищать? Оспаривать преступление невозможно. Говорить, что хороший, – смешно. Дзинтарас даже металлолом и макулатуру, будучи пионером, не собирал. Поскольку пионером не был. Немцы в пионеры не принимали. А при наших он сразу сел. Взывать к гуманизму советского правосудия? Бред! При двенадцати-то судимостях!
Спрашивать совета у Паши Вадиму не хотелось. Что, если имеется какой-то выход, которого он не заметил, а Паша сходу подскажет? Наверняка растреплет, что он, Осипов, тугодум и полуумок. Надо было советоваться либо с Марленом, но его Вадим побаивался, либо с Ириной Львовной, хотя она цивилист, уголовные дела никогда не вела и вряд ли…
«Может, оно и к лучшему? Вот вместе голову и поломаем!» – решил Вадим. Собрал свои записи, а пухлый том он переписал наполовину уж точно, отнес дело в канцелярию и поехал в консультацию. Ирина Львовна как раз должна была вести прием.
Выслушав Вадима и просмотрев его выписки из дела, Ирина Львовна долго терла нос – эта привычка проявлялась, когда она попадала в затруднительное положение.
Потом неожиданно резко сказала:
– Идемте, Вадим!
И, не дожидаясь ответа, стремительно направилась к двери кабинета. При данных конкретных обстоятельствах выражение «направилась к двери» следует понимать как «сделала шаг». Именно таково было расстояние от ее стула до выхода в коридор. Поскольку для Осипова дистанция оказалась вдвое короче – Вадим сидел на стуле посетителя, – он сумел не отстать и засеменил за Ириной Львовной.
– Подождите здесь, Вадим! – несвойственным ей командным тоном остановила Вадима Ирина Львовна и повелительно указала на кресло перед кабинетом заведующего.
«Ого! Интеллигенция может злиться», – удивился Вадим и послушно сел.
Первые несколько минут Вадим из-за двери ничего не слышал. Видимо, разговор начался в спокойных тонах. Но очень скоро до ушей стажера стали доноситься обрывки фраз, правда только в исполнении Коган.
«Поймите, Марлен, нельзя так ломать мальчика!», «Я его „патрон" или вы?!», «По какому праву вы издеваетесь над человеком?!», «Я не хочу видеть Вадика ремесленником!», «Он будет гордостью консультации, это я вам говорю!».
Вадим смутился. Он не собирался подсылать Ирину Львовну к Марлену. А выглядеть все начинало именно так Он не хотел, чтобы милая интеллигентная старушка нервничала из-за его рядовой 49-й. Кроме того, Вадим вдруг почувствовал, что на него наваливается груз ответственности перед патронессой за авансы, которая она выдает Марлену на его счет.
Неожиданно дверь открылась, и из нее выскочила взбешенная Ирина Львовна. Ни до, ни после Вадим ее такой не видел.
Вдогонку звучали слова Марлена:
– …именно потому, что я не желаю его видеть только цивилистом и бесхребетным эстетом!
– Пойдемте, Вадим! – приказала Коган и, не оборачиваясь, зашагала по коридору.
Минут через пять секретарь консультации зашла в кабинет Коган, где Ирина Львовна еще раз просматривала записи Вадима, а сам он, испытывая явное неудобство за доставленные ей хлопоты, молча ерзал на стуле.
– Вадим Михайлович! Вас заведующий просит зайти.
– Я пойду с вами, Вадим! – сразу отреагировала Ирина Львовна.
– Нет. Ни при каких обстоятельствах, – уверенно отказался Осипов. – Я уже взрослый мальчик, Ирина Львовна! Спасибо. И так вы из-за меня переволновались!
– Только не хамите Марлену, прошу вас. Я знаю, что вы можете сорваться. Это не интеллигентно, Вадим! – напутствовала стажера патронесса.
«Кто бы говорил!» – незло усмехнулся про себя стажер.
Вадим переступил порог кабинета и еще не успел закрыть дверь, как заведующий, не поворачивая головы, не отрывая взгляда от бумаги, которая была в его руках, заговорил:
– Вадим Михайлович! Я знаю, что вы не просили Ирину Львовну ко мне приходить. Я знаю, что вы не видите путей защиты вашего рецидивиста. Но это – ваши проблемы. Вы хотите стать адвокатом – станьте. Или мне вам няньку нанять? – На последних словах Марлен повернулся к Вадиму и посмотрел на него с изрядной долей раздражения.
– Только, пожалуйста, молодую и длинноногую, Марлен Исаакович. Если, конечно, не боитесь, что это будет меня отвлекать от освоения тонкостей истинных высот адвокатского мастерства! – неожиданно для самого себя выпалил Вадим и как мог ехиднее улыбнулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15