Со мной? Хотите увидеть Африку? У меня довольно-таки великолепное место под Ибаданом, а еще одно есть у Лагоса, на воде – это в Гвинейском заливе…
– Уехать, – сказала Кларисса. – А это мысль. Вот что мне нравится в мужчинах – у них бывают мысли, невозможно возвышенные мысли, как, например, – уехать …
– Почему невозможно? Очень даже возможно.
– Изумительные, стремительные, душенаполнительные мысли, хорошо звучащие примерно пять минут. Пока о них не задумаешься. У меня, кстати, нет предубеждений. Черных людей я считаю в полной мере такими же глупыми, как и белых. Хороши как жертвы грабежа и едва ли годятся для чего-то еще.
– Отступитесь, – сказал сэр Роже. – Король простит вас, если я возьму на себя ответственность за ваше примерное поведение. И тогда…
– Mon cul, – сказала она. – Я похожа на умалишенную? Может, вам еще и поводок в руку?
– А вы предпочитаете петлю?
– Для этого меня сначала нужно изловить, не так ли? А это у них фиг выйдет.
– Увы, – сказал сэр Роже. – Я надеялся вас переубедить. И у меня это не очень хорошо получается.
– Вы – прекрасный человек, – сказала Кларисса, – но мне хочется только супа, покорнейше благодарю.
– Те десять фунтов и шесть пенсов, что вы у меня позаимствовали по дороге в Багинтон…
– И что?
– Теперь, когда мы вступили в более цивильные отношения…
– Дело есть дело, – сказала Кларисса. – А сантименты – нечто совсем иное. Ваши десять фунтов отправились прямиком на рынок. В фондовый котел, как я это называю. И там сейчас экономно побулькивают, пока мы тут с вами языки чешем.
– Я не могу жить без вас.
– До сегодняшнего дня вы совершенно великолепно без меня жили.
– Не совершенно и не великолепно.
– У жизни в запасе для вас много прискорбных ударов, симпатяга. Вот были б вы пастернаком… Что-то я к пастернаку вожделею последние несколько дней.
– Где это – Пуэрто-Рико? – спросил Артур.
– В Венесуэле, – ответил сэр Кэй. – Северная часть.
– Ну так вот, оно вступило в войну на нашей стороне, – сказал Артур. – Это приятно. Умер сэр Ричард Губрас. Таинственно убит.
– Это из „Таймс“?
– „Кроникл“. У сэра Ричарда между зубов застряли икринки. Не самого лучшего сорта икры. Исландской..
– Поразительно, чего только не узнаешь о людях, – сказал сэр Кэй. – Помню, с деньгами он обращался очень вольно. Ни за что не подумаешь, что он опустится ниже белужьей.
– Фашисты захватили Париж. Гитлер посетил гробницу Наполеона.
– Этой парочке есть что сказать друг другу.
– Нет-нет-нет. Один по сравнению с другим – подонок.
– Воистину, но тотализирующий принцип. Свойственен обоим. Того сорта, что не может остановиться на разумном пороге.
– А я скорблю о Муссолини. На каждом шагу компромиссы. Расслабился, надеясь подобрать крошки. Позволил втянуть себя в войну. На безопасном расстоянии его могла бы удержать дипломатия – его собственная или наша. Не сработала ни одна.
– Еще какие-нибудь примечательные кончины?
– Сэр Кэбан Кент, галерейщик. Семьдесят семь.
– Сколько ему досталось?
– Раз, два, три колонки. Начало – на первой полосе, но под сгибом, конечно.
– Газеты, – сказал сэр Кэй, – вот наши „Инвалиды“.
– Девяносто четыре дюйма, – сказал Артур, убирая в карман складную линейку. – И снимок его виллы под Флоренцией на две колонки.
– Недурно.
– А скажите-ка мне, – спросил Артур, – почему это я живу так долго?
– Милость Божья, магия Мерлина, проворство в бою, крепкие красные и белые кровяные тельца, великолепное сердце… Что еще тут сказать?
– Вам не кажется, что все это несколько… затянулось? Моя жизнь то есть?
– Она превысила на несколько столетий обычный срок жизни, это правда. Но во все исторические периоды у нас имелись личности исключительные. Вспомните Мафусаила.
– Фу! Мне всегда казалось, что именно этот парень серьезно засиделся в гостях.
– Отнюдь, – сказал сэр Кэй. – В его собственной культуре, я полагаю, его ценят весьма высоко. Разумеется, его культура – не наша. У нас культура в нынешнее время более молодежная. Главное – молодость. Вот, к примеру, взять сэра Роже. Симпатичный человек, так и пышет молодостью и живостью. Вот сегодня beau ideal. Возраст не так ценен per se.
– Ночью мне приснилось, что я в постели с юной женщиной, – сказал Артур. – Увидел ее на улице, она бросила на меня взгляд, за ним – еще один. Второй взгляд. А потом мы вместе оказались в постели. Затем она встала и ушла, потому что я женат. В этом она была щепетильна, причем – должным образом. Я проснулся с мыслью об этом ее втором взгляде. Я был за него благодарен.
– Вы король, – сказал сэр Кэй. – Все взоры обращены к вам.
– У меня было чувство, что она об этом не знала. Именно я сам неким образом ее привлек.
– Какое прекрасное ощущение, – сказал сэр Кэй. – Насладитесь им.
– А потом был мне еще один сон, и в нем я оказался в постели с медведем. Здоровенным мохнатым медведем, мужеского полу. Гораздо менее удовлетворительно.
– Похоже, вы нынче много грезите.
– В самом деле, не так ли? Медведь тоже был королем. Говорил на латыни и дурно пахнул.
– И что он сказал?
– Я в латыни не очень силен, но мне помстилось , он сказал нечто вроде „когда медведи на бульварах, государство шатается“.
– А по-латыни это как?
– Понятия не имею. На бульварах у нас действительно медведи, как считаете?
– Пока не сообщалось. Но сны – всегда пророчество.
– А вы сами, сэр Кэй? Вы о чем видите сны?
– Ну, нам тут сейчас сократили паек, как вы знаете. Лично мне снится сыр. Подрумяненный на гренке главным образом.
– Это король!
– Почему ж одинок он на этой буроватой угрюмой равнине, где раздражает любая перспектива?
– Сдается мне, он погружен в раздумья!
– Он хмурится великой хмурой!
– И лик его осунулся от муки!
– На нем простая белая батистовая рубашка и черные штаны!
– Его благородные локоны, уже поседевшие, ниспадают ему на плечи объемным манером!
– Десницей лупит он себя по лбу!
– Он вспоминает!
– Что он вспоминает?
– Свои грехи!
– Где великая жизнь, и грехи велики!
– И каков, по-вашему, величайший?
– Я бы сказал, покушение на убийство Мордреда, когда тот был во младенчестве!
– Да, это довольно близко к неприемлемому!
– А теперь он что-то собирает воедино!
– И что же это может быть?
– Похоже на удочку!
– Но здесь же нет никакой рыбы!
– Да и воды здесь тоже нет!
– Но все равно садится он – король садится!
– Он удит рыбу!
– Он удит рыбу из всех сил!
– Говорят, это признак старческого слабоумия – удить рыбу в таких условиях!
– По мне, так в этом никакого смысла!
– Явный симптом ослабшего восприятия реальности, говорят!
– Но я отчасти верю в его ловитву! Похоже, у него что-то на крючке!
– Он тянет уду на себя! Из недр земли он что-то тянет!
– Боже милостивый, да это рыба!
– Не просто рыба, а рыба хорошая, крупная, пухлая рыба, спелая и прыгучая!
– Поистине мы зрим тут подлинное чудо!
– Превосходящее эпитеты „великое“ и „изумительное“!
– Это кладет конец всем досужим сплетням о неадекватности короля!
– Он искусен, как всегда!
– И это чудо редчайшего порядка!
– Давайте ж поспешим по городам и весям и разнесем весть о сем деянье всем мужчинам и женщинам в них!
– С наилучшими намереньями на свете!
– Хорошо мыслишь, – сказала Кларисса Лионессе. – Роди болвану ребеночка – всенепременнейше. После войны станешь миссис Штукатур. Да ты не знаешь, на что похожи эти парни, чуть только форму скинут. Нет, конечно, знаешь, но ты меня поняла. Вот погоди – дух войны ветерком сдует. И короед как развопится неумолчно…
– Королевы так не поступают. Я имею в виду – не выходят замуж за простолюдинов. Когда король отказывается от трона ради любимой женщины, он обычно становится герцогом. А королева – чем?
– Я уже вижу однокомнатную квартиру кое-где, – сказала Кларисса. – В деревне Восточная Репа.
– Но я в самом деле люблю Эдварда. Я люблю мою жизнь – эту мою жизнь. Моя прошлая жизнь в Гооре, роль Леди Некакаи – мерзотность. Да и про ребеночка мне очень даже любопытно.
– Думаю, к преступлению и наказанию я тебя приспособлю, – сказала Кларисса. – Со стороны преступления, разумеется. Броневики, пожалуй. У тебя есть опыт общения с броневиками? На обочине стоит бедная беременная женщина и льет слезы в три ручья. На склоненной голове – драный плат, на ногах – сгнившие опорки, под руками наших умелых искусников ставшие на вид еще ужаснее. На раздувшемся животе сцеплены изработанные руки – ну, не изработанные, конечно, мы их просто намажем рабочей бурдой… Броневик со скрипом тормозит, на землю спускается караульный, вопреки инструкциям, оставив дверцу открытой, ты выхватываешь „томпсон“…
– Что есть „томпсон“?
– Всему свое время, – сказала Кларисса. – Что же мне делать с членом от Ибадана?
– А как ты к нему относишься?
– Он мне нравится. На П. и Н. он никогда не пойдет – слишком добродетельный. Весьма вероятно, что на войне его убьют; по статистике, эти достойные рыцари идут в расход, как водка на чаепитии. Ты понимаешь, в чем проблема: с ним ничего не сделаешь . Речное пиратство – вот чего я еще не пробовала; я полагаю, в Африке есть могучие реки…
– Эдвард в общем и целом – человек приличный.
– Принц опять же, если захочешь его себе оставить.
– Пожалуй, захочу.
– А я, видимо, уйду на покой. Может, займусь чем-нибудь интеллектуальным, на что Роже не обратит внимания. Например, стану умыкать из музеев крохотное то и это, Курбе и прочее. Средний Курбе не так уж велик. На один укус, что называется.
– Но война…
– Война – это вопрос. И ответа я не знаю.
Ланселот, Артур, сэр Кэй, Синий Рыцарь и сэр Роже де Ибадан за совещанием.
– Эти три уравнения, если брать их вместе, позволят нам создать бомбу, мощнее которой не ведал свет, – сказал сэр Роже. – Когда Ланселот показал мне все три, я сразу понял, что это – либо алхимические трансмутации наиважнейшего свойства, либо самая суть скандинавских работ по атомному делению, за которыми я следил.
– Либо и то, и другое, – сказал Синий Рыцарь.
– Либо да, – согласился сэр Роже. – Так или иначе, это Грааль, который вы, парни, ищете. Большой ба-бах.
– Поразительно, что черный человек знает столько физики, – сказал Артур. – Не сочтите за оскорбление, сэр Роже. Вы – рыцарь настолько ученый и культурный, что мне иногда трудно считать вас черным.
– В моей стране имеется очень хороший университет, – сказал сэр Роже, – хотя факультет физики мог быть и посильнее, мне кажется.
– Суть в том, – сказал Синий Рыцарь, – что кто-то подбросил Ланселоту ключ к будущему.
– Мордред точно попадет как кур в ощип, – сказал Ланселот. – Вынужден будет капитулировать при одном упоминании о бомбе.
– Сколько времени понадобится, чтобы такую построить, как считаете? – спросил Артур.
– Считаные месяцы, – сказал Синий Рыцарь. – Засадить ученых ярыжек пахать в три смены. Но откуда взялись эти шпаргалки? Кто подложил записки Ланселоту в коробку с печеньем и так далее?
– Весьма вероятно – Мерлин, – сказал Артур. – Его почерк. Любит он такую показуху – шаг за шагом медленно разворачивать…
– Но Мерлин умер.
– В некотором роде, – сказал Артур. – С Мерлином никогда не скажешь наверняка.
– Этим мы можем не только проблему Мордреда решить, – сказал сэр Кэй. – Германию с Италией она вышибет тоже.
– А придется ли нам вообще ею воспользоваться? – спросил Синий Рыцарь. – Если мы попросту их уведомим, что у нас она есть, мне кажется…
– Может, демонстрация? – сказал сэр Кэй. – Сделаем Эссен, Киль или какой городок помельче.
– Вы же понимаете, – сказал сэр Роже, – что как только ее выпустишь, города не останется. Абсолютно. Согласно моим грубым расчетам, исчезает все в радиусе примерно десяти миль от точки падения. А эффект можно усилить, настроив часовой механизм на взрыв в воздухе – в пятидесяти или сотне футов от земли.
– Не кровожадно ли это несколько?
– Таково все дело, которым мы в данный момент занимаемся.
Артур взял три бумажки и разорвал их в мелкие клочки.
– Мы не станем, – сказал он. – Я не могу допустить. Мы так войну не ведем.
– Если мы ее так не ведем, – сказал сэр Кэй, – можете быть уверены, так ее поведет кто-нибудь другой. Вероятнее всего – неприятель.
– Может, и так, – сказал Артур. – Но мы все равно не станем. Суть нашего призванья – праведность, а этот ложный Грааль – оружие не рыцарское. Я сказал.
– Но как же так, Артур! – воскликнул Ланселот. – Это поразительно. Не совершить что-либо такого размаха? Мне кажется, в мировой истории нет другого короля, который бы не совершил чего-то в таком масштабе.
– Над этим навыком я давно работаю, – сказал Артур. – Я называю его „негативным умением“.
– Моя вера в долженствование довольно-таки восстановлена, – сказал Ланселот.
– Но должен вам сказать: несовершение сего будет иметь для нас суровейшие последствия, – сказал Артур. – Какие конкретно, я вижу лишь очень смутно. И для Круглого Стола как институции, и для…
– Не только моя вера в долженствование восстановилась, но утвержден и благородный пример для всего мира, – сказал Ланселот. – Артур, я до изумления вами горжусь, как и все эти джентльмены.
– Королю многая лета! – воскликнули все, и слезы брызнули из очей их, и все они рухнули наземь в забытьи.
– Я таки сердит на нее, – сказал Эдвард. – Из-за ребенка то есть. Даже королевам наверняка известно, как с такими вещами управляться?
– Последняя новинка – зелье, предоставляющее даме три месяца на раздумье, – сказал сэр Роже. – Если подумав, истолковав все приметы и посовещавшись надлежащим образом со всеми заинтересованными сторонами, дама решает против, она принимает второе снадобье, химически связанное с первым. Третье зелье, которое можно добавить через шесть, запятая пять дней, позволяет ей передумать – но лишь единожды. Я об этом читал. В „Журнале репродуктивной технологии“.
– Читаете всякую чертовщину, – сказал Эдвард. – А суть в том, что нас как экономическую единицу она ослабила на треть. Немощные стали еще немощнее. Я-то могу жить в романтической нищете, а она какое-то время может ею даже наслаждаться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12