https://wodolei.ru/brands/Castalia/
Троим: тому, который тупо исполнял приказ по пуску крови и заслуженно пролил свою, и тем двум парням, случайно оказавшимся жертвами, присвоили звание Героев России, с великими почестями похоронили на глазах у всей страны, а смерть солдата, того, кто единственный заслуживал звания Героя России, потому что погиб на боевом посту от рук преступников, верный присяге и своему служебному долгу, замолчали, отправили его труп домой втихаря и тайком от страны похоронили.
А через два года в октябре девяносто третьего, когда Ельцин из танков расстреливал здание парламента, Анохину было не до смеха. Он кипел от возмущения и в тот же день задумал повесть о великой провокации, которую устроил президент, чтобы уничтожить ненавистный ему парламент. Написал он ее в Ялте, в Доме творчества.
Знакомые Анохина, прочитав повесть, спрашивали: не вызывали ли его в КГБ, не притесняли? Как отреагировала на повесть власть?
- Никак! - отвечал, смеясь, Анохин.- Не заметили!
- Ты зря смеешься,- предупреждали наиболее осторожные и опытные.- Там все замечают, отмечают!
- Плевать я на них хотел!
Потом Анохин, потрясенный убийством генерала Рохлина, за два часа написал рассказ "Убийство генерала". Он описал подробно, как по приказу Ельцина убили генерала и под страхом смерти детей и внуков заставили жену взять на себя убийство мужа. Рассказ был напечатан в оппозиционной газете в день похорон Рохлина.
Писал Анохин и едкие сатирические повести и рассказы о действиях правительства, печатал их в журналах, в своих книгах. Знакомые, встречая Дмитрия в ЦДЛ, говорили ему, что доиграется он, непременно доиграется. Зря думает, что такие вещи сходят с рук. Но Анохин не мог сдержать себя, своих эмоций, выплескивал их на бумагу. Он писал бы еще больше, если бы не отнимали время издательские дела.
Галя всегда была против таких его вещей, до скандала доходила, рвала рукописи. И он стал скрывать от нее, что пишет.
В марте Анохин получил телеграмму от брата из своей деревни: мать заболела! Дима собрался туда в субботу. Галя наотрез отказалась с ним ехать, не пустила ни сына, ни дочь. Они даже поругались из-за этого. Галя говорила, что нечего туда ездить. Ничего страшного не произошло. Старые люди всегда болеют. Это их удел. Чуть человек закашляет, так сразу надо бросать все, мчаться к нему. Но Анохин представил себе, что не увидит мать в живых, не поговорит с ней напоследок, и твердо решил ехать в деревню. Брат только раз давал ему телеграмму, когда умер отец.
Солнце растопило снег на дороге. Асфальт на Волгоградском шоссе был сухой, хороший. Вдоль дороги еще высились горы грязного, подтаявшего на солнце снега. Небо безоблачно. Солнце светило сбоку, слева. Приятно грело щеку, руки. Попутных машин было мало. И Анохин докатил на своем "Мерседесе" до Тамбова в хорошем настроении. Он не спешил, не гнал сильно. Торопиться было некуда. Всю дорогу он думал о героях своего нового романа, весь ушел в него, забылся. Обдумывал он свои произведения чаще всего в дороге. Когда ехал на работу или возвращался домой. В этот момент он весь сливался с машиной, становился с ней одним целым. Глаза, руки, ноги сами автоматически, бессознательно делали свое дело. Притормаживали где надо, поворачивали, резко увеличивали скорость, если надо был кого-то обогнать.
В Тамбове, потихоньку выезжая из переулка, Анохин глянул, нет ли запрещающих знаков на разворот, нет ли прямой линии по центру. Ничто не запрещало ему развернуться. Он сместился к центру, убедился, что впереди нет помехи, заметил позади машину, но она не мешала его маневру. Все это он сделал спокойно, автоматически, как делал сотни раз за день, мотаясь по Москве, и начал разворачиваться. Удара он не почувствовал, испугаться не успел, потерял сознание. Очнулся, "Мерседес" его стоит у обочины. Мотор молчит, стекла выбиты, и кровь ручьем льет с головы ему на тельняшку. Дима схватился рукой за голову, почувствовал в коже осколки битого стекла и стал их быстро выковыривать и выбрасывать в разбитое окно. Странно, но боли он не чувствовал. Это его сильно удивило и почему-то обрадовало. К машине подскочил молодой милиционер небольшого росточка, с испуганным лицом, рванул дверь. Она легко открылась.
- Как ты? - воскликнул он.
- Живой,- отозвался Дима, вылезая из машины. Милиционер взял его за руку, стал помогать.
Кровь по-прежнему обильно текла по шее Анохину на грудь, растекалась по тельняшке темно-красным пятном. Задняя дверь и крыло машины были разбиты, стекла рассыпались на мелкие кусочки. Колесо от удара перекосилось и ушло под кузов. Удар был мощный. Такой, что его тяжелый "Мерседес" на сухом асфальте развернулся на триста шестьдесят градусов, сделал полный круг. "Жигули" врезались в него правым углом. Они стояли посреди дороги с разбитой фарой, бампером, крылом, капотом. По виду "Жигуль" пострадал меньше "Мерседеса". А водитель его, коротко стриженный крепкий парень, топтался рядом со своей машиной. Он был немного возбужден, но испуганным и растерянным не казался. Впрочем, и Дмитрий почему-то совершенно не чувствовал страха, почему-то был спокоен, даже было какое-то ироническое настроение. И не было жалко разбитой машины. Объяснить такое свое состояние он не мог. Может быть, все его существо бессознательно, безотчетно радовалось, что остался в живых. Но мыслей у него таких не было, это он хорошо помнит. Голова была ясная.
На улице собралась толпа. Милиционер сказал подъехавшим гаишникам, что у него на глазах произошло столкновение, что виноват водитель "Жигулей": мчался на огромной скорости.
В больнице ироническое состояние не покидало Анохина. Он пытался шутить с медсестрами, когда они заводили на него карточку, с врачом, который, узнав, что он из Москвы, сказал:
- Понятно, что произошло. Долбали вас и будут долбать. Теперь жди, доить начнут. Знаешь, наверно, почему у нас не любят москвичей?
- Догадываюсь... Только я тамбовский, лишь живу там...
- На лбу это у тебя не написано. Наши ребята на номера смотрят.
- Я не виноват в аварии.
- У сильного всегда бессильный виноват! - засмеялся врач.- В Тамбове свои законы!
Голову зашили, обмотали бинтом. Он еле поднялся со стола от боли в груди. С помощью рентгена выяснили, что у него сломано три ребра. Врач сделал в грудь обезболивающие уколы и сдал Анохина медсестрам, которые привели его в убогую на вид палату.
Ночь Дмитрий не спал от боли в груди из-за сломанных ребер. Лежать было невозможно. Утром приехали к нему из Уварова два старых друга. Вместе с ними отыскали машину на милицейской стоянке, перевезли ее в мастерскую. В милиции Дмитрий написал свои показания о дорожно-транспортном происшествии. Ему снова подтвердили, что виновен водитель "Жигулей", но предупредили, что якобы тот утверждает, что Анохин разворачивался из крайнего правого ряда.
Через три дня Анохин вернулся в Москву, а через два дня позвонил в тамбовскую милицию, где шло следствие по дорожно-транспортному происшествию, и услышал:
- Срочно приезжай в Тамбов. Дело осложняется. Здесь объясним!
На тамбовских бандитов нарвался, решил Анохин. Вспомнил, что вид у водителя был соответствующий. И вел тот себя до странности спокойно. Следователь в Тамбове пояснил, что машина, которая врезалась в его "Мерседес", принадлежит заводу "Большевик". Нужно встречаться с директором, договариваться, а то они собираются подавать на него в уголовный суд.
- Они считают, что вы виноваты в ДТП. Не с той полосы разворачивались.
- В меня врезались со скоростью не менее ста двадцати километров в час так, что "Мерседес" развернулся на триста шестьдесят градусов, и я виноват! воскликнул Дима.
- Как теперь докажешь, с какой скоростью он ехал? - примирительно ответил следователь.
- Но вы же сами говорили, что виноват он.
- Свидетели нашлись, утверждают, что вы не с той полосы разворачивались,опустил глаза следователь.- Надо вам договариваться с директором Юшкиным Никитой Ивановичем. Очень уж он строг. Непременно хочет в суд подать. А зачем вам судимость?
Дмитрий позвонил в Уварово своим друзьям, рассказал о том, что услышал в милиции.
- Ты влип! - огорченно сказал ему давний друг.- Юшкина бандиты командировали на завод смотрителем. Он там один из директоров. Человек жестокий и жесткий. С ним лучше не связываться. Договаривайся как-нибудь!
Юшкин, человек крепкого телосложения, настоящий качок, суровый, действительно, жесткий на вид, заявил сразу:
- Пять тысяч долларов на бочку - и расплевались!
- Почему пять? - растерялся Дима.- Я готов отремонтировать за свой счет. Там и разбито-то на пятьсот долларов. Я же не виноват в аварии...
Юшкин, слушая его молча, быстро набрал номер на своем мобильном телефоне и сказал в трубку суровым тоном:
- Юрий Сергеич, он не считает себя виноватым. Заводим уголовное дело.
Юрием Сергеевичем звали начальника районного отдела милиции.
- Почему сразу уголовное дело? - засуетился Анохин.- Может, договоримся? У меня нет с собой таких денег. Я подумаю...
- Ладно, Юрий Сергеевич, он думать будет,- отключил Юшкин телефон и глянул на Дмитрия.- Три дня тебе на раздумья. Не привезешь через три дня, будешь должен шесть тысяч. Понял? Гуляй!
Подавленный, удрученный, потрясенный Анохин с первым же поездом вернулся в Москву. Ни на второй, ни на третий день он не поехал в Тамбов. Ему стало стыдно своей слабости в кабинете Юшкина, не готов он был тогда к такому разговору. Когда назначенный срок кончился, раздался звонок из Тамбова.
- Почему опаздываешь? Завтра ждем! - жестко сказал мужчина.
- Я не собираюсь приезжать. Машина ваша пострадала долларов на пятьсот. Ну еще за товарный вид готов добавить. Я собрал у друзей полторы тысячи долларов. Больше нет. Если считаете, что я должен вам больше, то подавайте в суд. Он решит, кто виноват и сколько надо платить.
- Хочешь суд? Будет суд! - бросил мужчина коротко и отключил телефон.
Через месяц пришла повестка в суд, и в тот же вечер раздался телефонный звонок.
- Анохин? - спросил незнакомый молодой и веселый голос.- Повестку в суд получил? Имей в виду, решение суда уже принято. Ты должен заводу шесть тысяч долларов плюс шесть тысяч долларов нам за судебные издержки. Без этих денег лучше не приезжай на суд. Назад не вернешься. И помни: баксы все равно заплатить придется. Через месяц будешь должен не шесть, а десять. Заупрямишься, сначала сгорит твой "Мерседесик", потом квартирка... Куда звонить, ты знаешь. И о детях помни! Помни о детях!
Ошеломленный Анохин не успел слова вставить, как из трубки ударили в ухо, взорвались короткие гудки. Дмитрий бросил трубку и ушел на кухню. Руки у него дрожали. В голове стучало. Что делать? Вспомнилось, что знакомый директор издательства рассказывал, как, когда на него наехали бандиты, написал заявление в ФСБ. На другой же день примчалась группа спецназовцев, установили в его кабинете скрытые камеры, жучки, но бандиты, видно, пронюхали про это и больше не беспокоили его. Вспомнил об этом Дима и сел за компьютер, начал писать письмо в ФСБ на имя директора.
На другой день Анохин отнес это письмо в приемную ФСБ на Кузнецком мосту.
Между тем подошло время суда. Дмитрий, конечно, на него не поехал, не стал рисковать. Он знал, что вначале судья должен был познакомить его с материалами дела, попытаться примирить истца с ответчиком, убедить их прийти к какому-нибудь приемлемому для обеих сторон решению без суда. Анохин думал, что в худшем случае его оштрафуют за неявку и перенесут заседание на другой день. К тому времени в ФСБ что-нибудь решат, помогут ему выйти из сложившейся ситуации.
В середине мая из Тамбова пришло короткое письмо, состоявшее из двух строчек, говоривших о том, что Октябрьский районный суд г. Тамбова направляет копию заочного решения суда по иску ОАО "Завод "Большевик" о взыскании ущерба. Заочное решение было напечатано на бланке и гласило, что "руководствуясь ст. 213-1 ГПК РФ, суд решил взыскать с Анохина Дмитрия Ивановича в пользу ОАО "Завод "Большевик" 164 723 руб. 44 коп. и возврат госпошлины в сумме 3257 руб. 24 коп. Решение может быть обжаловано в Октябрьский райсуд г. Тамбова в течение 15 дней. Решение вступило в законную силу 19.05.2000 г.".
Получил решение суда Анохин двадцатого мая, то есть когда оно уже вступило в законную силу. Дмитрий глянул на тамбовский штемпель на конверте. Отправлено письмо было одиннадцатого мая, хотя принято решение было четвертого. Все было сделано для того, чтобы он не успел опротестовать. И сумма, которую решили с него взыскать, была по курсу того времени равна шести тысячам долларов из цента в цент.
7
...Завтракали Дмитрий со Светланой на открытой веранде за тем же столом, где вчера провели вечер. Девушка была молчалива, но ласкова, нежна. Солнце поднялось над горами, освещало веранду, грело их теплыми лучами. Воздух был прохладный, легкий, свежий. Вода в озере ослепительно блестела, сверкал снег в горах. Спокойствие, красота, нега разлиты были вокруг. Дима чувствовал, что Светлана хочет заговорить с ним о чем-то важном, но не решается. Когда хозяйка принесла им кофе в высоком пластмассовом кофейнике, Анохин, наливая его девушке в чашку, ласково погладил ее по руке, улыбнулся:
- Нежишься на солнышке, котенок!
- Ты помнишь, что вчера мне сказал? Может, ты вчера шутил, когда делал мне предложение? Или чтоб успокоить, сгоряча...
Он взял ее руку и засмеялся радостно:
- Не сгоряча, а от горячей страсти... У меня сейчас от счастья сердце так разбухло, что боюсь, разорвет грудную клетку. Мне хочется скакать козленком по горам, взлететь вон на ту вершину, кататься в снегу, чтобы остыть... Я лежал, не спал, сомневался, что ты сгоряча согласилась стать моей женой, а оказывается, ты тоже думала, что я сгоряча сделал тебе предложение. Я готов поверить в Бога! Когда он у меня, как у Иова, отнял все, чем я жил, что мне было дорого, и вдруг смилостивился и послал мне тебя... Конечно, все так стремительно произошло, поверить трудно, что это не сон, явь. Сладкая явь!.. Потому-то я так часто касаюсь тебя, чтобы удостовериться: не бред ли ты мой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
А через два года в октябре девяносто третьего, когда Ельцин из танков расстреливал здание парламента, Анохину было не до смеха. Он кипел от возмущения и в тот же день задумал повесть о великой провокации, которую устроил президент, чтобы уничтожить ненавистный ему парламент. Написал он ее в Ялте, в Доме творчества.
Знакомые Анохина, прочитав повесть, спрашивали: не вызывали ли его в КГБ, не притесняли? Как отреагировала на повесть власть?
- Никак! - отвечал, смеясь, Анохин.- Не заметили!
- Ты зря смеешься,- предупреждали наиболее осторожные и опытные.- Там все замечают, отмечают!
- Плевать я на них хотел!
Потом Анохин, потрясенный убийством генерала Рохлина, за два часа написал рассказ "Убийство генерала". Он описал подробно, как по приказу Ельцина убили генерала и под страхом смерти детей и внуков заставили жену взять на себя убийство мужа. Рассказ был напечатан в оппозиционной газете в день похорон Рохлина.
Писал Анохин и едкие сатирические повести и рассказы о действиях правительства, печатал их в журналах, в своих книгах. Знакомые, встречая Дмитрия в ЦДЛ, говорили ему, что доиграется он, непременно доиграется. Зря думает, что такие вещи сходят с рук. Но Анохин не мог сдержать себя, своих эмоций, выплескивал их на бумагу. Он писал бы еще больше, если бы не отнимали время издательские дела.
Галя всегда была против таких его вещей, до скандала доходила, рвала рукописи. И он стал скрывать от нее, что пишет.
В марте Анохин получил телеграмму от брата из своей деревни: мать заболела! Дима собрался туда в субботу. Галя наотрез отказалась с ним ехать, не пустила ни сына, ни дочь. Они даже поругались из-за этого. Галя говорила, что нечего туда ездить. Ничего страшного не произошло. Старые люди всегда болеют. Это их удел. Чуть человек закашляет, так сразу надо бросать все, мчаться к нему. Но Анохин представил себе, что не увидит мать в живых, не поговорит с ней напоследок, и твердо решил ехать в деревню. Брат только раз давал ему телеграмму, когда умер отец.
Солнце растопило снег на дороге. Асфальт на Волгоградском шоссе был сухой, хороший. Вдоль дороги еще высились горы грязного, подтаявшего на солнце снега. Небо безоблачно. Солнце светило сбоку, слева. Приятно грело щеку, руки. Попутных машин было мало. И Анохин докатил на своем "Мерседесе" до Тамбова в хорошем настроении. Он не спешил, не гнал сильно. Торопиться было некуда. Всю дорогу он думал о героях своего нового романа, весь ушел в него, забылся. Обдумывал он свои произведения чаще всего в дороге. Когда ехал на работу или возвращался домой. В этот момент он весь сливался с машиной, становился с ней одним целым. Глаза, руки, ноги сами автоматически, бессознательно делали свое дело. Притормаживали где надо, поворачивали, резко увеличивали скорость, если надо был кого-то обогнать.
В Тамбове, потихоньку выезжая из переулка, Анохин глянул, нет ли запрещающих знаков на разворот, нет ли прямой линии по центру. Ничто не запрещало ему развернуться. Он сместился к центру, убедился, что впереди нет помехи, заметил позади машину, но она не мешала его маневру. Все это он сделал спокойно, автоматически, как делал сотни раз за день, мотаясь по Москве, и начал разворачиваться. Удара он не почувствовал, испугаться не успел, потерял сознание. Очнулся, "Мерседес" его стоит у обочины. Мотор молчит, стекла выбиты, и кровь ручьем льет с головы ему на тельняшку. Дима схватился рукой за голову, почувствовал в коже осколки битого стекла и стал их быстро выковыривать и выбрасывать в разбитое окно. Странно, но боли он не чувствовал. Это его сильно удивило и почему-то обрадовало. К машине подскочил молодой милиционер небольшого росточка, с испуганным лицом, рванул дверь. Она легко открылась.
- Как ты? - воскликнул он.
- Живой,- отозвался Дима, вылезая из машины. Милиционер взял его за руку, стал помогать.
Кровь по-прежнему обильно текла по шее Анохину на грудь, растекалась по тельняшке темно-красным пятном. Задняя дверь и крыло машины были разбиты, стекла рассыпались на мелкие кусочки. Колесо от удара перекосилось и ушло под кузов. Удар был мощный. Такой, что его тяжелый "Мерседес" на сухом асфальте развернулся на триста шестьдесят градусов, сделал полный круг. "Жигули" врезались в него правым углом. Они стояли посреди дороги с разбитой фарой, бампером, крылом, капотом. По виду "Жигуль" пострадал меньше "Мерседеса". А водитель его, коротко стриженный крепкий парень, топтался рядом со своей машиной. Он был немного возбужден, но испуганным и растерянным не казался. Впрочем, и Дмитрий почему-то совершенно не чувствовал страха, почему-то был спокоен, даже было какое-то ироническое настроение. И не было жалко разбитой машины. Объяснить такое свое состояние он не мог. Может быть, все его существо бессознательно, безотчетно радовалось, что остался в живых. Но мыслей у него таких не было, это он хорошо помнит. Голова была ясная.
На улице собралась толпа. Милиционер сказал подъехавшим гаишникам, что у него на глазах произошло столкновение, что виноват водитель "Жигулей": мчался на огромной скорости.
В больнице ироническое состояние не покидало Анохина. Он пытался шутить с медсестрами, когда они заводили на него карточку, с врачом, который, узнав, что он из Москвы, сказал:
- Понятно, что произошло. Долбали вас и будут долбать. Теперь жди, доить начнут. Знаешь, наверно, почему у нас не любят москвичей?
- Догадываюсь... Только я тамбовский, лишь живу там...
- На лбу это у тебя не написано. Наши ребята на номера смотрят.
- Я не виноват в аварии.
- У сильного всегда бессильный виноват! - засмеялся врач.- В Тамбове свои законы!
Голову зашили, обмотали бинтом. Он еле поднялся со стола от боли в груди. С помощью рентгена выяснили, что у него сломано три ребра. Врач сделал в грудь обезболивающие уколы и сдал Анохина медсестрам, которые привели его в убогую на вид палату.
Ночь Дмитрий не спал от боли в груди из-за сломанных ребер. Лежать было невозможно. Утром приехали к нему из Уварова два старых друга. Вместе с ними отыскали машину на милицейской стоянке, перевезли ее в мастерскую. В милиции Дмитрий написал свои показания о дорожно-транспортном происшествии. Ему снова подтвердили, что виновен водитель "Жигулей", но предупредили, что якобы тот утверждает, что Анохин разворачивался из крайнего правого ряда.
Через три дня Анохин вернулся в Москву, а через два дня позвонил в тамбовскую милицию, где шло следствие по дорожно-транспортному происшествию, и услышал:
- Срочно приезжай в Тамбов. Дело осложняется. Здесь объясним!
На тамбовских бандитов нарвался, решил Анохин. Вспомнил, что вид у водителя был соответствующий. И вел тот себя до странности спокойно. Следователь в Тамбове пояснил, что машина, которая врезалась в его "Мерседес", принадлежит заводу "Большевик". Нужно встречаться с директором, договариваться, а то они собираются подавать на него в уголовный суд.
- Они считают, что вы виноваты в ДТП. Не с той полосы разворачивались.
- В меня врезались со скоростью не менее ста двадцати километров в час так, что "Мерседес" развернулся на триста шестьдесят градусов, и я виноват! воскликнул Дима.
- Как теперь докажешь, с какой скоростью он ехал? - примирительно ответил следователь.
- Но вы же сами говорили, что виноват он.
- Свидетели нашлись, утверждают, что вы не с той полосы разворачивались,опустил глаза следователь.- Надо вам договариваться с директором Юшкиным Никитой Ивановичем. Очень уж он строг. Непременно хочет в суд подать. А зачем вам судимость?
Дмитрий позвонил в Уварово своим друзьям, рассказал о том, что услышал в милиции.
- Ты влип! - огорченно сказал ему давний друг.- Юшкина бандиты командировали на завод смотрителем. Он там один из директоров. Человек жестокий и жесткий. С ним лучше не связываться. Договаривайся как-нибудь!
Юшкин, человек крепкого телосложения, настоящий качок, суровый, действительно, жесткий на вид, заявил сразу:
- Пять тысяч долларов на бочку - и расплевались!
- Почему пять? - растерялся Дима.- Я готов отремонтировать за свой счет. Там и разбито-то на пятьсот долларов. Я же не виноват в аварии...
Юшкин, слушая его молча, быстро набрал номер на своем мобильном телефоне и сказал в трубку суровым тоном:
- Юрий Сергеич, он не считает себя виноватым. Заводим уголовное дело.
Юрием Сергеевичем звали начальника районного отдела милиции.
- Почему сразу уголовное дело? - засуетился Анохин.- Может, договоримся? У меня нет с собой таких денег. Я подумаю...
- Ладно, Юрий Сергеевич, он думать будет,- отключил Юшкин телефон и глянул на Дмитрия.- Три дня тебе на раздумья. Не привезешь через три дня, будешь должен шесть тысяч. Понял? Гуляй!
Подавленный, удрученный, потрясенный Анохин с первым же поездом вернулся в Москву. Ни на второй, ни на третий день он не поехал в Тамбов. Ему стало стыдно своей слабости в кабинете Юшкина, не готов он был тогда к такому разговору. Когда назначенный срок кончился, раздался звонок из Тамбова.
- Почему опаздываешь? Завтра ждем! - жестко сказал мужчина.
- Я не собираюсь приезжать. Машина ваша пострадала долларов на пятьсот. Ну еще за товарный вид готов добавить. Я собрал у друзей полторы тысячи долларов. Больше нет. Если считаете, что я должен вам больше, то подавайте в суд. Он решит, кто виноват и сколько надо платить.
- Хочешь суд? Будет суд! - бросил мужчина коротко и отключил телефон.
Через месяц пришла повестка в суд, и в тот же вечер раздался телефонный звонок.
- Анохин? - спросил незнакомый молодой и веселый голос.- Повестку в суд получил? Имей в виду, решение суда уже принято. Ты должен заводу шесть тысяч долларов плюс шесть тысяч долларов нам за судебные издержки. Без этих денег лучше не приезжай на суд. Назад не вернешься. И помни: баксы все равно заплатить придется. Через месяц будешь должен не шесть, а десять. Заупрямишься, сначала сгорит твой "Мерседесик", потом квартирка... Куда звонить, ты знаешь. И о детях помни! Помни о детях!
Ошеломленный Анохин не успел слова вставить, как из трубки ударили в ухо, взорвались короткие гудки. Дмитрий бросил трубку и ушел на кухню. Руки у него дрожали. В голове стучало. Что делать? Вспомнилось, что знакомый директор издательства рассказывал, как, когда на него наехали бандиты, написал заявление в ФСБ. На другой же день примчалась группа спецназовцев, установили в его кабинете скрытые камеры, жучки, но бандиты, видно, пронюхали про это и больше не беспокоили его. Вспомнил об этом Дима и сел за компьютер, начал писать письмо в ФСБ на имя директора.
На другой день Анохин отнес это письмо в приемную ФСБ на Кузнецком мосту.
Между тем подошло время суда. Дмитрий, конечно, на него не поехал, не стал рисковать. Он знал, что вначале судья должен был познакомить его с материалами дела, попытаться примирить истца с ответчиком, убедить их прийти к какому-нибудь приемлемому для обеих сторон решению без суда. Анохин думал, что в худшем случае его оштрафуют за неявку и перенесут заседание на другой день. К тому времени в ФСБ что-нибудь решат, помогут ему выйти из сложившейся ситуации.
В середине мая из Тамбова пришло короткое письмо, состоявшее из двух строчек, говоривших о том, что Октябрьский районный суд г. Тамбова направляет копию заочного решения суда по иску ОАО "Завод "Большевик" о взыскании ущерба. Заочное решение было напечатано на бланке и гласило, что "руководствуясь ст. 213-1 ГПК РФ, суд решил взыскать с Анохина Дмитрия Ивановича в пользу ОАО "Завод "Большевик" 164 723 руб. 44 коп. и возврат госпошлины в сумме 3257 руб. 24 коп. Решение может быть обжаловано в Октябрьский райсуд г. Тамбова в течение 15 дней. Решение вступило в законную силу 19.05.2000 г.".
Получил решение суда Анохин двадцатого мая, то есть когда оно уже вступило в законную силу. Дмитрий глянул на тамбовский штемпель на конверте. Отправлено письмо было одиннадцатого мая, хотя принято решение было четвертого. Все было сделано для того, чтобы он не успел опротестовать. И сумма, которую решили с него взыскать, была по курсу того времени равна шести тысячам долларов из цента в цент.
7
...Завтракали Дмитрий со Светланой на открытой веранде за тем же столом, где вчера провели вечер. Девушка была молчалива, но ласкова, нежна. Солнце поднялось над горами, освещало веранду, грело их теплыми лучами. Воздух был прохладный, легкий, свежий. Вода в озере ослепительно блестела, сверкал снег в горах. Спокойствие, красота, нега разлиты были вокруг. Дима чувствовал, что Светлана хочет заговорить с ним о чем-то важном, но не решается. Когда хозяйка принесла им кофе в высоком пластмассовом кофейнике, Анохин, наливая его девушке в чашку, ласково погладил ее по руке, улыбнулся:
- Нежишься на солнышке, котенок!
- Ты помнишь, что вчера мне сказал? Может, ты вчера шутил, когда делал мне предложение? Или чтоб успокоить, сгоряча...
Он взял ее руку и засмеялся радостно:
- Не сгоряча, а от горячей страсти... У меня сейчас от счастья сердце так разбухло, что боюсь, разорвет грудную клетку. Мне хочется скакать козленком по горам, взлететь вон на ту вершину, кататься в снегу, чтобы остыть... Я лежал, не спал, сомневался, что ты сгоряча согласилась стать моей женой, а оказывается, ты тоже думала, что я сгоряча сделал тебе предложение. Я готов поверить в Бога! Когда он у меня, как у Иова, отнял все, чем я жил, что мне было дорого, и вдруг смилостивился и послал мне тебя... Конечно, все так стремительно произошло, поверить трудно, что это не сон, явь. Сладкая явь!.. Потому-то я так часто касаюсь тебя, чтобы удостовериться: не бред ли ты мой?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13