Утром в магазин войти было невозможно. Он был забит людьми. Народ его не пустил внутрь, думая, что он хочет влезть без очереди. Пришлось стучаться в служебный вход. Продали абонементов на немыслимую для сегодняшнего времени сумму, на несколько миллионов долларов.
Все удавалось в тот год Анохину, и снова казалось ему, что он крепко схватил Бога за бороду, частенько ловил себя на том, что любуется собой в душе, когда мгновенно, легко, без колебаний принимает важнейшие решения, снова говорил друзьям, что случай, судьба никакой роли не играют в жизни человека, что все только в его собственных руках: надо действовать, действовать и всего добьешься, все получится.
Каким интересным, насыщенным было то время! Ни дня покоя, ни часа отдыха! Удивительный год! А сколько сделано! Вспоминает сейчас Анохин и удивляется: неужто все это уложилось в один год? Да, за один год удалось организовать, поставить на ноги новое издательство "Москва". Создать на пустом месте и так, что о нем заговорили. Он начал строить свою типографию, купил дом в Кисловодске, три склада ломились от бумаги, купил и привез ангар под склад, выходят журналы и газета, действуют малые предприятия. Но это было по замыслу Анохина всего лишь начало, фундамент дела, развернуться он надеялся в следующем году. В тот год он был счастлив как никогда. К нему всегда была очередь в кабинет, несмотря на то, что дела решал он быстро, четко. Дома, по вечерам, телефон не умолкал ни на минуту. Галя раздражалась, сердилась, называла свою квартиру телефонной станцией. Ему звонили из других городов, забывая, что в Москве три часа ночи. В Союзе писателей, в ЦДЛ Анохин ни на секунду не оставался один. Едва он входил туда, как его сразу же окружали писатели, и начинались вопросы, просьбы, предложения. Такая жизнь ему понравилась, пришлась по душе.
Да, начало было энергичным, мощным, красивым, а кончилось все крахом! Крахом еще более стремительным, чем рождение издательства. Анохин не почувствовал, не увидел начало разложения, исток будущего краха. Не заметил лишь потому, как понимает теперь, что по отношению к людям - романтик. Он всегда был занят делом, некогда было приглядываться, вникать в причины поступков окружающих людей. Своими заместителями и заведующими редакциями в издательство "Москва" он взял своих друзей по литературе, и они-то, не понимая многих его действий - а объяснять им у него времени не было, - когда посчитали, что издательство встало на ноги, решили убрать его, написали письмо в
Секретариат с требованием переизбрать директора. Анохин вызвал ревизионную комиссию, и, когда полностью отчитался перед Секретариатом, сам подал заявление на расчет, решил уйти в "Беседу", где руководителем считался Николай Дугин, но все решения принимал Дмитрий.
Анохин предложил Дугину собрать учредителей и сложить с себя полномочия президента, чтобы его, Дмитрия, снова избрали им.
- Не спеши! - ответил Дугин, усмехаясь.- Я подумаю, слагать с себя эти полномочия или не слагать!
- Почему так? - опешил Анохин.
- Главным редактором я могу тебя взять в "Беседу", а о президентстве забудь.
Анохин ушел от него ошеломленный. В шоке. Что делать, не знал, решил успокоиться, обдумать свое положение, а потом что-то предпринимать. Чтобы никто не узнал, в какое положение он попал, уехал из Москвы. Взял путевку в Дом творчества, в Ялту.
Утром и днем в Ялте Дима дописывал роман, а вечером они с Галей гуляли по набережной, по весеннему парку с цветущими деревьями, где запах моря смешивался с запахом цветов. Дима молчалив был, думал, думал, но думал он не о героях своего романа, а о том, как вернуть себе "Глагол" и "Беседу", отобрать у своего друга Дугина, которому он сам их передал. Вспоминалось, как советовал Дугин ему идти директором в "Москву". Николай знал, что Костя Куприянов не сможет по своему характеру быть руководителем, а значит, председателем Правления "Глагола" будет он, Дугин. А теперь он стал президентом акционерного общества, у которого вот-вот должны появиться огромные деньги. И переизбрать его по Уставу невозможно, ведь у "Глагола" пятьдесят процентов акций, которыми распоряжается Дугин как директор, плюс небольшой процент собственных акций как частного лица. Он один мог решать все вопросы, несмотря на то, что ни к открытию "Глагола", ни к открытию "Беседы" никакого отношения не имел и в делах "Беседы" совершенно не принимал участия.
Из Ялты Анохин обзвонил все малые предприятия и магазины, которые распространяли абонементы, чтобы они не перечисляли деньги в "Беседу", притормозили немного. Все они, особенно малые предприятия, работали лично с ним, с Анохиным. Он им давал деньги на развитие, а Дугин для них ничего не значил.
В первый же день в Москве они встретились втроем на даче у Кости. И сразу же, не спрашивая, как идут дела, Анохин объявил с радостным уверенным лицом, хотя внутри его все трепетало:
- Все, ребята, блудный сын возвращается! Все силы и время теперь буду отдавать "Глаголу" и "Беседе". Возвращаюсь в председатели кооператива "Глагол", давайте избирать, голосовать. Галя, как вы понимаете, передала свой голос мне, так что у нас голоса равные.
- А зачем тебе "Глагол"? - спросил удивленно Костя. - "Беседу" поднимать надо, она проваливается.
- Не, ребята, сначала мне надо вернуться в "Глагол".
Костя искренне не понимал, что ключ от обеих фирм в руках председателя правления "Глагола". Он сопротивлялся, категорически не хотел принимать какого-либо решения по кооперативу. Дугин молчал. Изредка бросал реплики в поддержку Кости. Анохин не мог открыто защищаться, высказать все, что думает, поэтому лавировал, требовал избрать его председателем правления кооператива без всяких объяснений. Ведь это он создавал его... Два часа бился, потом пошел на последнее средство, на последний вариант, заявил, поднимаясь:
- Хорошо. В таком случае мы с Галей выходим из "Глагола". Пришлем независимую комиссию, они посчитают имущество, и мы заберем свои части. И в "Беседу" я возвращаться не буду, позову всех сотрудников оттуда, кто пойдет со мной, откроем новое акционерное общество и будем действовать.
- Погоди, чего ты разошелся! - испугался Костя.- Если тебе так надо, давай голосовать. Я за то, чтобы ты был председателем Правления "Глагола"!
- А ты? - с усмешкой глянул на Дугина Анохин.
- Я воздержался,- спрятал тот глаза и застенчиво улыбнулся, но в улыбке его мелькнула яростная ненависть.
И снова началась суета, снова закрутилась издательская машина. Книги в "Беседе" выходили одна за другой. Почти все крупнейшие писатели сотрудничали с издательством.
Чтобы уходить от непомерных налогов, Анохин открывал новые малые предприятия, которые по закону два года были освобождены от налогов, и через них пускал все денежные потоки. Директором одного из таких предприятий он поставил Костю Куприянова. И вскоре узнал, что он вместе с главным бухгалтером перевел в эту фирму и присвоил сто двадцать тысяч долларов за полгода. Ошарашенный таким открытием Анохин позвал Андрея, заперся с ним в кабинете и показал документы. Долго молчали они, убитые, не зная, что предпринять. Если бы Костя не был родным братом Андрея и давним другом Дмитрия, то сразу бы передали документы в прокуратуру. А тут как быть? Анохин понимал, что суровое решение Андрею принимать сложнее, потому предложил выгнать Костю с его фирмой из здания, и пусть он работает как хочет...
Думая о прошлом, Дмитрий временами возвращался в действительность, прислушивался, не заснула ли Светлана, и снова уходил в себя. Светлана вдруг тихонько подняла голову, взглянула на него снизу вверх.
- Спи, спи! - прошептал он и прикоснулся пальцем к теплому кончику ее носа.
- А ты не спишь? Тебя все время гнетет что-то? Я вижу...
- Тихо, тихо! - притворно приказал он.- Спи! - И добавил, вздохнув: - Все у меня хорошо...
- Ну да, чуть отвернешься, так сразу глаза тускнеют, меркнут...
- Какая наблюдательная! Востроглазое мое лекарство! Все разговорчики в сторону, накажу! Завтра рано подниму! - нарочито строго приказал и зашептал нежно на ухо: - Прижмись ко мне крепче и ближе! Не жил я - блуждал средь живых... О, сон мой! Я новое вижу в бреду поцелуев твоих!
5
Проснулись они почти одновременно. Дмитрий с радостью увидел, что потянулась она с прежней улыбкой. Он слышал, что в душевой комнате она напевала. Вышла оттуда свежая, с ямочками на милых розовых щеках, с блестящими глазами. Значит, вечерние огорчения забыты, а может, и были они пустячными. Какие-нибудь мелочи, неловко брошенное слово подруги испортили ей настроение.
Позавтракали и покинули мотель навсегда. Было уже жарко, по небу
плыли белые, серебристые с солнечной стороны облака. Сразу за Лос-Анджелесом шоссе запетляло меж невысоких гор, сплошь, до самой вершины, покрытых елями. У подножий и в небольших ущельях стояли дома, простые по-американски: четыре стены да плоская крыша, похожие на наши непритязательные коммерческие павильоны, и длинные одноэтажные здания, напоминающие ангары, но, судя по вывескам, в них были магазины, мастерские и ателье.
Вскоре шоссе выбежало на ровное пространство, и с обеих сторон поплыли виноградники, апельсиновые, мандариновые, лимонные сады. Деревья и кусты с очень густыми листьями стояли ровными, ухоженными рядами на темно-коричневой, хорошо обработанной земле.
Обедали в придорожном ресторанчике. Анохин заказал еду, расстелил на столе большую карту Америки и стал рассказывать Светлане о маршруте путешествия, водить по карте пальцем.
- Сегодня нам нужно добраться до Скалистых гор. Заночуем где-то здесь,ткнул он пальцем в карту, в каком-нибудь мотельчике. Утром в парк Секвойя, погуляем там, потом в Королевский каньон. Полюбуемся водопадами - и в парк Ёземите. Попетляем по нему - и мы на другой стороне Скалистых гор. Заночуем в Лон Пайне. Потом нас ждет Долина Смерти. Проедем через долину, и прощай, Калифорния, здравствуй, Невада,- мы в сказке, в Лас-Вегасе. Гуляем, играем, ночуем, и утречком дальше - в Большой каньон. После Лас-Вегаса все будет ново и для меня. Там я никогда не был, ничего не видел. От Большого каньона начинаем петлять по всем другим каньонам и каньончикам штатов Аризона и Юта. Ночевать, надеюсь, найдем где. Дня два потратим на эти экзотические места. Потом вниз, в Колорадо Спрингс, в Сад камней, в Денвер, столицу штата Колорадо. Оттуда через штаты Небраска,
Айова, Иллинойс в Чикаго. Там мы поработаем дня три...
- А что мы будем делать? - Светлана слушала его, следила за его пальцем, скользящим по карте, с большим интересом.
- Ты разве не слышала, что Чикаго - столица мафий? Там у нас слет, съезд мафиозных структур, выставка-ярмарка достижений мафиозной деятельности за год.
- Фу! - фыркнула девушка.- Ни минуты не может без иронии! И говорит таким серьезным тоном... Мафиози нашелся! Кто ты такой, я с первого дня знаю! Еще в Москве, в ЦДЛ, догадалась, что ты за компьютерщик, иначе я, может быть, и не решилась бы поехать с тобой!
- И кто же я такой?
- На книжке "Бурьян" стоит имя автора - Дмитрий Анохин. Предисловие к каталогу издательства "Беседа" подписано директором Дмитрием Анохиным. В паспорте у тебя, кстати, значится это же имя. Я еще в Шереметьеве это увидела... Теперь колись, что мы будем делать в Чикаго.
- Книжная ярмарка там... Между прочим, я вчера пожалел, что поставил условие: ни слова о прошлом. Я ведь не знал, что у нас так получится. Так что я снимаю это условие.
- Рабыня не имеет права на возражения.
- Вот и ладушки... Так, мы остановились,- опустил он голову к карте,- в Чикаго. Оттуда мы мчимся через штаты Индианаполис, Огайо, Пенсильвания, Нью-Йорк мимо Великих озер (искупаемся в них непременно) к Ниагарскому водопаду. И последний пункт - Нью-Йорк. Возражения есть?
Ночевали они в горах, в мотеле, который стоял у скалы на берегу ручья.
Всю ночь за окном пел им ручей свою грустную и ласковую песню, рассказывал, как хороша жизнь вдвоем вдали от людей, там, где никто не принесет им горя, никто ничем не обеспокоит. Пел о любви, о радостной жизни, о солнечных днях и вечной молодости.
Утром Анохин проснулся от взгляда девушки. Она опиралась на локоть, лежа на боку рядом с ним, и глядела на него сияющими глазами. Солнце било в окно, в плотно закрытые розовые шторы, пробивалось сквозь них, окрашивало все в приятный розовый свет. В комнате было тепло. Лежали они на розовой простыне. Одеяло валялось на полу рядом с кроватью. Лицо, волосы, кожа девушки светились розоватым светом.
Деревья в парке Секвойя поразили Светлану своей мощностью и красотой. Она не представляла их такими, хотя Дмитрий говорил ей, что это самые большие деревья
в мире, долгожители. Живут свыше трех тысяч лет. Самый древний и толстый дуб перед ними, как молодой щеночек перед старым псом. Они долго гуляли по протоптанным дорожкам парка. В лесу было прохладно, безветренно. Приятно было бродить по мягкому толстому слою колючек, тысячелетиями копившихся под деревьями. Нагулялись и поехали в Королевский каньон. Долго поднимались вверх, пока не выехали на перевал, за которым открылись голые каменные вершины гор и глубокое ущелье.
Спустились вниз по извилистой дороге, петлявшей между скал, над обрывами, глубокими, отвесными пропастями. Кружили долго, пока не оказались на берегу шумной, бурной, пенистой реки возле водопада.
Водопад был чудесный. Река падала с горы высотой чуть ли не с километр. Подходить к нему близко запрещалось. Но, несмотря на это, несколько восторженных подростков карабкались по огромным скользким от водяной пыли камням. Рев от шума падающей воды стоял ужасный. Нужно кричать во всю глотку, чтобы услышал человек, стоявший рядом с тобой. Дмитрий со Светой тоже полезли вслед за подростками, помогая друг другу перебраться через камни. Совсем близко, как сделали некоторые особо храбрые ребята, подойти не смогли. Дыхание захватывало от водяной пыли. Дышать было трудно. Они разевали рты, хватали воздух лихорадочно, как рыбы, выброшенные на берег. Смотрели друг на друга восхищенными глазами, обнимались, хохотали и кричали что-то на ухо друг другу, не слыша слов из-за грохота воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13