– Катя! – позвал я. – Коша! Ты только не кричи, хорошо? Я прошу у тебя прощения и… помолчи, ладно?., хочу все тебе объяснить. Маша, можно мы с мамой поговорим с глазу на глаз?
Но упрямая девочка только плотнее прижалась к маминому боку. Ладно, может, хоть ребенка наша история чему-нибудь научит.
– Я вовсе не собираюсь тебя бросать! – начал я. – Ив Москву я еду, чтобы подготовить почву для вас с Машкой. Сама знаешь, нужно договориться со школой, поликлиникой…
– Без регистрации, – все-таки перебила меня глядящая волчицей Катя, – это все нереально.
– Регистрация будет. Тебя обязаны будут зарегистрировать после заключения брака. И Машку тоже. А потом…
– Какого брака?
– Со мной брака. Или, ты думаешь, я тебе просто так подарил обручальное колечко?
Катерина Ивановна, суженая моя, посмотрела на собственный палец с суеверным ужасом. В глазах ее зарождалась заря понимания.
– Это обручальное,- на всякий случай пояснил я, – его жених дарит невесте в день помолвки. У нас с тобой на Новый год была помолвка. А в Москву я еду, потому что здесь мне развернуться негде. Перспектив никаких. У тебя очень приятный город, но…
Зря я опять начал про Москву. Катя произвела предупредительный хлюп носом и тут же уткнулась мне в плечо. Через минуту я понял, что свитер придется переодевать – не ехать же по морозу в мокром свитере.


**

Господи, откуда он слово такое выкопал – помолвка?
Ой, мамочки, и что же мне теперь делать? А я согласилась? Или как? Или это никого не интересует? Я мучительно пыталась вспомнить что происходило после того, как Сергей подарил мне кольцо. Ничего не происходило… Валялись на диване, подарки разглядывали, Машке домик собирали.
– А почему ты мне ничего не сказал?
– О чем?
– О том, что оно обручальное?
– Это же очевидно.
– Да?
– Мама, а помолвка, это когда молятся?
– Это когда женятся.
– Ура! А я буду в платье со шлейфом? Я в кино видела… А еще лепестки цветочков по проходу могу разбрасывать. А у тебя платье будет с кринолином? А фата? А папу мы позовем? А давай Натку позовем, она тоже будет в платье, как я!
Картина вырисовывалась привлекательная. Я, как дура, в фате и в кринолине, вместо отца к алтарю меня, видимо, поведет Дима, а Машка с Наткой обрызгивают всех гостей мыльными пузырями, чтобы на свадьбу не прокрались страшные волки-губернаторы. По-моему, просто блеск!
От раздумий меня отвлек Сергей, который наконец-то сделал то, что должен был сделать еще пару лет назад, а именно обнять меня и сказать:
– Катя, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Как тут было не поплакать!
Правда, я опять так и не поняла, согласилась я или нет.


**

Два месяца в провинции покалечили мою психику существеннее, чем почти полгода в Германии. Наверное, дело в обманчивой похожести – люди те же, язык тот же, культура-мультура одинаковая. А вот скорость жизни совсем другая. И жесткость повышенная. Мне понадобилось три недели бегания в колесе столичной жизни, прежде чем я почувствовал себя полноправной московской белкой. Я заново изучил «эти московские порядки» и привык к «этим московским расстояниям». Даже на машине приучался ездить заново.
Наверное, поэтому и с Катей у нас все было заново, «как раньше» – трепетная мечта любой женщины. Мы писали друг другу страстные SMSки (довольно кропотливое занятие), болтали по телефону ни о чем и с нетерпением ожидали выставки. Вообще-то можно было смотаться к Кошке и на выходные, но то, что она приедет именно на выставку, прибавляло законченность понятию «как раньше».
Катя приезжала каким-то безумно утренним поездом – в половину седьмого, и я решил по такому случаю не утруждать себя сном. Напился кофе, начитался до одури и уже в половине пятого был умыт-побрит-выглажен. Пожалуй, это выходило за рамки «как раньше», но нужно же было чем-то занять высвободившееся от сна время.
Катю, похоже, мой торжественный вид не привел в трепет – она зевала даже во время приветственного поцелуя. И спала в машине. И по приезде заявила, что ничего, кроме душа, не желает. В принципе, я был не против. Бессонная ночь и меня сделала тихим и покладистым. На службе я предусмотрительно предупредил о семейных обстоятельствах и тоже решил прилечь рядом с чисто пахнущей Кошкой. Мы мирно прикорнули, словно и не было этих трех недель разлуки. А потом Катя потянулась. А потом я ее слегка приобнял. И она сделала какое-то незаметное движение. А я решил поцеловать ее на сон грядущий.
Дальнейшие полтора часа продемонстрировали, что три недели разлуки были, и силы за это время накоплены немалые…
Когда мы проснулись, за окном уже темнело. Катя была бодра, а я философичен, как Диоген. Мы радостно позавтр… нет, поужинали, и принялись обсуждать наши планы. О свадьбе, переезде и регистрационных хлопотах почему-то не говорилось. Катя оживленно требовала отвести ее в Пушкинский музей, в «Детский мир», на все спектакли и еще куда-то. Честно сказать, я не слушал, только смеялся и согласно кивал головой. Хотелось просто любоваться этим рыжим беззаботным существом, завернутым в плед.
Все действительно было «как раньше».
Только лучше.


**

Как хорошо, когда можно просто лежать и ничего не делать!
Эта светлая мысль пришла мне в голову в поезде по дороге в Москву. Я так замоталась за последнюю неделю, что даже читать не было сил. Все как раньше. Я еду в Москву, где меня ждет любимый мужчина, и я соскучилась. Я правда соскучилась. Даже несмотря на то что, пока этот мужчина сидел у меня дома, надоел он мне смертельно. Я телевизор вообще перестала включать, а когда Машка начинает перещелкивать каналы, я выбегаю из комнаты, потому что на меня накатывает неконтролируемая волна злости.
Но Сергей, судя по тону писем и звонков, уже приобрел свой нормальный вид. Голос опять стал бодрый, формулировки отточены. И даже фразы типа: «Кать, сейчас занят, перезвоню часа через три» – меня откровенно радовали. Человек работает! Делом занимается, а не на диване лежит. Приятно.
Правда, в первый день моего приезда мы таки провели весь день на диване. Но это же совсем другая история!


**

В ночь на выставку в Москве началась весна, и я очень подозреваю, что именно мы с Катей стали ее причиной. Выспавшись за день, мы очень бодро провели ночь, а утром, пробираясь к метро, согласно повели носами.
– Пахнет! – сказала Кошка.
Даже копченый московский воздух отчетливо пах настоящей весной.
Впрочем, возможно, это был микроклимат, образовавшийся исключительно вокруг нас, потому что остальные прохожие были деловиты, сумрачно спешили по будничным делам. Только нарвавшись взглядом на нас, люди вдруг замедляли шаг и делали непроизвольный глубокий вдох. Всем хотелось понять, чем это мы таким дышим отдельно от прочего городского человечества. Один мужичонка даже остановил нас словами:
– Извините, а вы знаете, что вы очень хорошая пара?
– Знаем! – ответил я с такой незатейливой радостью, что мужичонка даже не стал требовать у нас десятку на опохмел (а иначе чего бы он к нам приставал?).
В павильоне закипал первый день выставки. Проходы не были еще забиты графоманами и вороватыми подростками, бродили только свои. Я раскланивался со знакомыми на ходу, распираемый двойной гордостью: перед Катей я гордился своими обширными связями, перед связями я гордился Катей. Она очень походила на королеву, которая инкогнито вышла обозреть свои владения. Причем подданные ее тут же узнают, но из уважения к монаршей особе делают вид, что инкогнито безупречно.
Катериной Ивановной любовались все.
– А мы и правда хорошая пара, – заявил я практически серьезно. – Нам завидовать будут.
– Тебе будут,- согласилась Катя и тут же поскребла рукав, показывая, что насмешка не настоящая, что я действительно ого-го и что моей женщине все завидуют по определению.
В этот момент я сообразил, посещением чего смогу разнообразить программу Катиного пребывания в столице.


**

Когда Сергей сказал, что у него для меня есть сюрприз, я даже испугалась, уж очень загадочный вид у него при этом был. Запихнул в машину, привез неизвестно куда.
– Вот! – сообщил он, показывая на какой-то дом.
– Что вот?
Что это? Фамильный особняк? Новый офис? Школа для Маши?
– Пойдем, тормоз, – Сергей поволок меня ко входу, обильно утыканному машинами, разукрашенными шариками.
– Кто-то сегодня женится? – догадалась я.
– Не сегодня.
– А зачем мы сегодня приехали?
– Катя! Катерина Ивановна! Ты бьешь все рекорды идиотизма! А говорят, что женщины только и думают о свадьбе!
Я смотрела на Сергея как баран на новые ворота.
– Хорошо. Давай, как в книжках, – Сергей опустился на одно колено, – Черт, цветов нет. Ладно, цветы потом. Дорогая Катя! Только, пожалуйста, не плачь! Я тебя люблю! И хочу, чтобы ты стала моей женой! Ну что ты молчишь? Можно я встану, ато мне неудобно? Катя! Эй! Я тебе третий раз делаю предложение, а ты каждый раз смотришь на меня так, как будто это для тебя полная неожиданность! Ну скажи же хоть что-нибудь!
– Ты же просил не пла-а-акать… А когда будут цветы?


**

Однажды мне рассказали поучительную историю любви хозяина «Плейбоя». Этот мощный мужчина (не внешне мощный, а темпераментом) за свою жизнь перепробовал массу женщин. Но и на старуху нашлась проруха – однажды ему отказали. То есть совсем. Мужик завелся и не успокоился, пока не женился. Предложение руки и кошелька он обставил максимально помпезно: шикарный фот, свечи, цветы, словом, полный кандипупер. И знаете, что ему ответила суженая, которую он так долго обхаживал? «Мне нужно подумать»! Как он ее не убил?
Я не хочу проводить параллели, но в тот день я отчасти понял, что творилось в душе бедного богатого хозяина «Плейбоя». Сначала Катя таращилась на загс, как на ожившего дедушку Ленина, потом отказывалась понимать, что мы тут делаем, а уж когда я решил устроить торжественное признание в любви…
Конец марта в Москве – не самое теплое и чистое время. Стоять на коленях не только стремно, но и холодно, а мысль о предстоящей чистке штанов успешно конкурирует со страхом услышать отказ. Правда, отказа я не услышал. И согласия не услышал. Моя невеста хлопала то глазами, то губами и несла какую-то чушь про цветы. А когда она заявила, что «все так неожиданно», я встал, наскоро отряхнул колени, взял Катерину Ивановну за руку и затащил в пункт приема заявлений. Время мы выбрали почти летнее, 28 мая. То есть выбирал я, молодая не сопротивлялась.
Теперь предстояло отметить это дело в ресторане, в кругу друзей. Мы так и сделали: нашли очень уютное заведение, в котором были отдельные кабинеты, заперлись там вдвоем и целовались, отвлекаясь только на официантов. На столике красовалась охапка желтых с красными прожилками роз, в бокалах плескалось что-то невообразимо дорогое и потому вкусное, а к концу вечера Катя настолько разгорячилась, что заказала мороженое.
– Ой, – спохватилась она, доедая десерт, – я же толстая буду!
– Ничего, – успокоил я, хищно блестя глазами, – знаю хороший способ борьбы с ожирением.
– Тогда я еще порцию съем, – решила невеста.
А потом мы поехали домой. Способ борьбы с ожирением на диване оказался восхитителен. Именно так и следует бороться с лишним весом, бессонницей, депрессией, апатией и всеми прочими болезнями. А вы говорите, диета…


**

Все равно это было неожиданно. Но приятно. Честно говоря, не очень понимаю, зачем нам это нужно. Из-за регистрации? Или ради Машки?
Но когда дарят охапку роз, а потом зачем-то волокут в ресторан, это приятно. И когда смотрят такими влюбленными глазами, это заразно. Тоже хочется отбросить практичность и цинизм. И смотреть влюбленными глазами. И верить; что сказка в жизни бывает, что не врут любовные романы, что можно встретить человека, который твоя половинка, и жить с ним долго и счастливо, ни на кого никогда не заглядываясь, потому что Он са-мый-самый. И хотеть друг друга до конца жизни, и слушать соловьев, взявшись за руки, и целоваться, как в сериалах, бесконечно, даже после многих лет супружества. И главное – верить в то, что это будет по-настоящему, а не на публику, когда после пламенного поцелуя супруги разъезжаются – он в бордель, она к любовнику. Сегодня можно верить в то, что браки совершаются на небесах, что с нами никогда не случится ничего плохого, что мы нашли друг друга и теперь в нашей жизни все будет хорошо, что ничего страшнее разбитой тарелки в нашем доме не произойдет, что мы всегда будем вместе…
Я знаю, это утопия, так не бывает. Но только один день, только сегодня я буду в это верить, а потом вспоминать его как один из самых счастливых дней в жизни.


**

Почти неделю я летал. Естественно, если в голове – физически чистый вакуум, то невольно тянет в небеса. Катя смотрела на меня влажными, как у лани в зоопарке, глазами и вела себя, как типичная влюбленная женщина. Вернее, как женщина, в которую типично влюблены. Вернее… Черт, сложно формулировать мысли, которые вяло бродят по гулкой пустой голове, а при попытке растормошить их говорят: «А, это ты!» – и бессмысленно умолкают.
Несмотря на ночную интенсивность отношений, днем я был неестественно бодр и деятелен. Начальство даже соизволило похвалить меня, правда, в довольно своеобразной форме.
– Надо с тебя денег вычесть, – сказал директор, – за те три месяца, что ты на периферии торчал, а не прибыль приносил.
Но не вычел. Наоборот, квартальную премию обещал.
Катя была мечтательна и немногословна. Ее рыжесть проявилась нестерпимо. И погодка – естественно – старалась соответствовать. Последние три дня выставки прошли совершенно безоблачно. Во всех смыслах.
Такое ненормальное счастье не могло не закончиться какой-нибудь каверзой.


**

Выставка прошла в любовном угаре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20