унитаз идеал стандарт
я так и не смогла заставить себя избавиться от рубинов. Сейчас я горько сожалею о своем безрассудном поступке. Мне следовало прислушаться к умудренной годами и опытом женщине и выбросить камни в болото по соседству с телом Дьюка. Было в них что-то сатанинское, как и в их предыдущем владельце. Последующие события показали, что Филлис была права. И в этом, и во многом другом.А ведь я и сама кое-что видела: недаром серьги в ладони показались мне каплями крови. То было предзнаменование, только я в тот момент не сочла его таковым или просто не пожелала истолковать должным образом. Рубины были баснословно ценны, и отказываться от них было бы неразумно. В час нужды они еще могут пригодиться. Вспомнились мне и слова бразильца:«Я питаю особое пристрастие к драгоценным камням. Они не ветшают, не тускнеют и не теряют в цене. Их легко унести, спрятать и держать при себе, и они никогда тебя не подведут».Незаметно от Филлис я забрала ожерелье со стола и спрятала в поясной кошелек вместе с сережками. Потом мы с Минервой переоделись в мужское платье и незадолго до рассвета покинули плантацию. Томас ехал впереди, показывая дорогу, а мы следом за ним. Филлис на вьючном муле замыкала процессию. Мои седельные сумки раздувались от золота и серебра. Я без зазрения совести выгребла все содержимое сейфа в конторе, посчитав эту операцию справедливой компенсацией за свой фактический отказ от наследства. Там же я обнаружила два письма: одно было адресовано мне и надписано хорошо знакомым с детства почерком, другое содержало упомянутое Дьюком послание отца, в котором подтверждались мои права на владение «Источником». Первое я спрятала на груди, с тем чтобы прочесть позже, на досуге, а ознакомившись со вторым, уже не стеснялась и не оставила Джозефу даже медного фартинга Фартинг — самая мелкая английская монета достоинством. в четверть пенса.
.Пускай считает, что мы с Дьюком ограбили его и вместе сбежали, и вообще думает что угодно, — мне на него наплевать! Все равно ему в жизни не догадаться, где меня искать.Мы решили присоединиться к маронам. ЧАСТЬ IVСРЕДИ ИЗГОЕВ 16 К восходу солнца мы оставили плантацию далеко позади и поднялись довольно высоко в горы, откуда открывалась великолепная панорама раскинувшейся внизу равнины. Квадратные делянки сахарного тростника сжались до размеров носовых платочков, а господский дом и окружающие его постройки казались нагромождением детских кубиков. Не желая рисковать при свете дня, Томас свернул в лес, и дальнейший путь мы продолжали под сенью узловатых и причудливо изгибающихся горных сосен, обильно произрастающих на восточных склонах гряды.Чем дальше мы углублялись в горы, петляя по едва заметной тропинке, тем глуше и первозданней становилась окружающая местность. Нам часто попадались большие осыпи красного глинозема, перемешанного с валунами и обломками скал. В таких местах следовало соблюдать сугубую осторожность: рыхлая, еще не успевшая слежаться почва легко начинала скользить и уходила из-под копыт ступающих по ней лошадей. Наконец мы добрались до вершины, рассчитывая увидеть по ту сторону водораздела нечто похожее на покинутые предгорья, но вместо этого нашему взору открылась цепь глубоких ущелий, заполненных клубящимся туманом. Его рваные клочья время от времени вырывались из глубинного плена, взмывая ввысь над теснинами, подобно струйкам пара над кипящим котлом. Чтобы продраться сквозь густо поросшие мхами и лишайниками и перевитые лианами заросли, нам приходилось низко опускать головы и прижиматься к лошадиным гривам. Незнакомые кустарники с остроконечными листьями облепляли бесплодные скалы, непонятно откуда черпая жизненные соки. В конце концов нам пришлось спешиться и спускаться по крутому склону, ведя лошадей в поводу. Перейдя протекающий по дну каньона стремительный ручей, мы вновь начали подниматься к следующему перевалу, за которым нас ждало очередное ущелье.К полудню я потеряла счет подъемам и спускам, с унылой регулярностью сменяющим друг друга, и смертельно устала, поэтому очень обрадовалась, когда Томас объявил привал. Мы остановились на отдых на берегу широкой реки. Напоили животных, напились сами и обмыли живительной влагой многочисленные порезы, царапины и волдыри от укусов москитов и других жалящих насекомых. Филлис нарвала каких-то листьев и велела нам всем натереться их соком, отпугивающим, по ее словам, кровососущих тварей, тучами вьющихся на дне ущелья и слепо атакующих все, что движется.Филлис и Минерва пошли в лес набрать свежих фруктов, Томас отправился на разведку, а я присела на гладкий камень и достала из-за пазухи заветное письмо. Оно было распечатано и выглядело так, будто его сначала скомкали и хотели выбросить, но потом передумали и снова разгладили. Отдельные абзацы различались цветом чернил и толщиной перьев и писались, очевидно, в разное время, когда у автора появлялась потребность что-то добавить или дополнить.Моя дражайшая Нэнси!Много раз я садился за стол с намерением написать тебе письмо. В голове все складывается превосходно, но стоит мне взять в руки перо, как мысли и слова куда-то улетучиваются. У меня такое чувство, что ты уже больше не та Нэнси, которую я знал. Я получил твое письмо, написанное на борту «Салли-Энн», и очень обрадовался, узнав из него, что ты ни в чем не виновата, а возникшие между нами недоразумения целиком на совести твоей мачехи и братьев. Я был счастлив и окрылен, разделяющий нас океан казался мне мелкой лужицей, но позже прослышал, что ты собираешься замуж за плантатора, и теперь даже не представляю, что мне думать и как быть.По странному капризу судьбы, эскадра наша направлена на Ямайку, но если верить твоему старшему брату Генри, ты будешь связана супружескими узами задолго до того, как мой корабль бросит якорь в гавани Кингстона. А ведь я так надеялся, что ты все-таки станешь моей! Я получил повышение и служу теперь первым лейтенантом на линейном корабле третьего разряда «Орел» под командованием капитана Дунстана. Жалованъе и процент с призовых мне тоже увеличили, и я счел свои изменившиеся обстоятельства достаточным поводом нанести визит новому главе вашего семейства и просить у него твоей руки. Но когда я изложил ему свои намерения, тот сообщил, что ты уже обручена с другим, и тем самым развеял в прах все мои мечты и чаяния. Ты снова ускользнула от меня, как корабль из гавани с утренним приливом. Но я не смею ни в чем винить тебя, Нэнси. Ты так прекрасна, что тебя невозможно не полюбить. И если вышеупомянутый плантатор сумел завоевать твое сердце, как утверждает Генри, мне остается лишь пожелать вам обоим счастья и благополучия.Но я хочу, чтобы ты знала, что моя любовь к тебе навсегда останется неизменной. И коль не суждено нам быть вместе, я до конца дней своих останусь неженатым. Я посвящу жизнь службе во флоте и приложу все усилия, чтобы честно выполнить свой воинский долг. Нам поручено по прибытии в Кингстон заняться очисткой Карибского моря от пиратов. Надеюсь, это задание удержит мой корабль вдали от берегов, потому что для меня было бы невыносимой пыткой не видеться с тобой, будучи совсем рядом. Ты найдешь меня, если захочешь, в самой гуще драки, и если долг потребует от меня наивысшей жертвы, я без колебаний принесу ее на алтарь Отечества. Больше мне терять нечего.Р.S. Навсегда остаюсь твоим преданным другом. Если тебе когда-либо потребуется помощь, можешь смело на меня рассчитывать.Любящий тебя и верный до гробаУильямЯ читала и перечитывала эти строки сквозь туманившую взор пелену слез. Как могли 6pатья столь вероломно поступить со мной, с нами? Похоже, Уильяму сообщили о моем предстоящем замужестве гораздо раньше, чем поставили в известность меня, и теперь он считает, что я для него безвозвратно потеряна. Никогда не прощу им того, что они разрушили не только мою, но и его жизнь!Немного успокоившись, я попыталась трезво обдумать сложившееся положение. Итак, Уильям сейчас находится где-то рядом, возможно, всего в нескольких десятках миль от меня. Эх, знать бы об этом раньше! Я сбежала от Бартоломе и Джозефа, но бегство ни на шаг не приблизило меня к любимому. Скорее отдалило, как ни прискорбно было мне сознавать это. Я добровольно поставила себя вне закона, и как, скажите на милость, сможет он теперь меня отыскать? А если и отыщет каким-то чудом, захочет ли иметь дело с беглянкой в мужском платье и с обагренными кровью руками? Мне ведь придется все ему рассказать, потому что солгать Уильяму я никогда бы не решилась. Подавленная ужасом и безысходностью ситуации, я горько разрыдалась, не замечая, как расплываются чернила и расползается бумага от хлынувших слез. Вовремя спохватившись, я сложила промокшее письмо и убрала в кошелек.Переждав дневную жару, к вечеру мы опять пустились в путь, следуя вдоль берега вверх по течению реки. Высокие отвесные стены каньона, покрытые густой порослью, спускавшейся до самой воды, сплошь утопали в зелени. В листве деревьев и кустарников перекликались на все лады невидимые птицы. Их пронзительные крики, громким эхом отдающиеся в прибрежных скалах, звучали пугающе и тревожно, заставляя порой лошадей всхрапывать и вставать на дыбы. За весь день мы не встретили ни одной живой души и не заметили по дороге никаких признаков человеческого обитания, но перед самым закатом у меня возникло странное ощущение, будто за нами кто-то следит.Томас, по всей видимости, тоже испытывал нечто подобное. Он все чаще останавливался и подолгу оглядывался по сторонам, то ли плохо ориентируясь, то ли опасаясь завести нас в ловушку. Сразу за очередной излучиной петляющей реки мы наткнулись на преградившую нам путь отвесную стену, окутанную каким-то зловещим безмолвием. Даже вездесущие пернатые прекратили свою перекличку. Я смотрела во все глаза, но не находила и намека на проход в сплошных зарослях у подножия, куда ныряла уходящая под землю река. Неужели мы все-таки заблудились?Томас, однако, придерживался на сей счет иного мнения. Уверенно подойдя к скале, он раздвинул руками зеленый полог из растений, за которым обнаружилось темное зияющее отверстие, достаточно большое, чтобы завести туда животных. Лошади упирались и шли неохотно, поэтому Томас долго гладил и уговаривал каждую по отдельности, прежде чем те решились войти внутрь. Особенно много хлопот доставил строптивый мул Филлис, которого пришлось затаскивать силком.В пещере было темно и сыро, но вскоре проход начал расширяться, а своды уходить вверх, поднимаясь над нашими головами до высоты соборного купола. Сквозь невидимые амбразуры под потолком пробивался дневной свет. Животные по-прежнему чувствовали себя неуютно, то и дело вздрагивая и прядая ушами, мы же с любопытством озирались по сторонам, с восторженным изумлением вглядываясь в гротескные фигуры и фантастические формы, застывшими водопадами покрывающие скальную поверхность. Затянувшая свод паутина свисала широкими простынями, такими же тонкими и хрупкими, как табачные листья в сушильном сарае. В каждом углублении поблескивала вода, капавшая сверху с размеренной регулярностью тикающих часов и словно отсчитывавшая время нашего путешествия вдоль русла подземной реки. И вот, наконец, впереди замаячил слабый изумрудный свет, знаменующий конец туннеля и выход наружу.Пробивавшиеся сквозь листву нависающих над рекой деревьев солнечные лучи волшебным образом преображали окраску воды, создавая впечатление, будто мы шагаем по расплавленному нефриту. Через некоторое время деревья поредели, и мы обнаружили, что находимся в обширной долине, чем-то напоминающей донце глубокой чаши и со всех сторон окруженной холмистой грядой, густо поросшей лесом. Тумана здесь и в помине было, а удивительно ароматный воздух буквально звенел от жужжания медоносов и мелодичных трелей бесчисленного множества разнообразных птиц с пестрым оперением.— По-моему, мы окружены, — шепнула я на ухо Минерве. — Только я почему-то никого не вижу.— Протри глаза! — насмешливо фыркнула мулатка.Свои методы маскировки здешние обитатели довели до высочайшей степени совершенства. Искусно сплетенные из травы и веток накидки позволяли ям естественным образом сливаться с окружающей средой. Сохшие на берегу каноэ походили на вынесенные течением бревна. Легкие плетеные хижины, крытые пальмовыми листьями, прятались в тени у подножий деревьев, раскинувших над ними непроницаемым пологом свои развесистые кроны. Обрабатываемую землю разбили на лоскутные участки, каждый из которых был так мал, что ничем не выделялся среди прочей растительности. С гребня или склона кольцевой гряды ни один посторонний наблюдатель не смог бы обнаружить каких-либо признаков человеческого жилья. Если столь тщательные меры предосторожности покажутся кому-то надуманными и излишними, позволю вам напомнить, что только с их помощью мароны сумели выжить и сохранить в неприкосновенности свою затерявшуюся в горах деревню. Даже среди направленного на нас оружия не было огнестрельного: только метательное, колющее и рубящее, пусть примитивное, зато бесшумное и идеально приспособленное для применения в лесных зарослях.Тяжелое копье вонзилось в песок у ног лошади Томаса. Мимо моего уха просвистела стрела, всколыхнув потоком воздуха прядь волос на виске. Мы неподвижно замерли, отлично понимая, что пока нас только предупреждают, но прикончат, не задумываясь, если наше поведение чем-то им не понравится. Томас отстегнул тесак и бросил на землю. Мы последовали его примеру, сложив рядом все свое вооружение. Только после этого жеста доброй воли воины позволили себе выйти из укрытий и приблизиться. Впрочем, до полного доверия и взаимопонимания было еще далеко: копья и луки с наложенными на тетиву стрелами они держали наготове. Я с любопытством рассматривала украдкой толпу маронов, являвшую собой невообразимое смешение самых разных человеческих типов и рас. Угольно-черные коренные африканцы стояли бок о бок с длинноволосыми индейцами, чьи свирепые физиономии отливали красной медью;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
.Пускай считает, что мы с Дьюком ограбили его и вместе сбежали, и вообще думает что угодно, — мне на него наплевать! Все равно ему в жизни не догадаться, где меня искать.Мы решили присоединиться к маронам. ЧАСТЬ IVСРЕДИ ИЗГОЕВ 16 К восходу солнца мы оставили плантацию далеко позади и поднялись довольно высоко в горы, откуда открывалась великолепная панорама раскинувшейся внизу равнины. Квадратные делянки сахарного тростника сжались до размеров носовых платочков, а господский дом и окружающие его постройки казались нагромождением детских кубиков. Не желая рисковать при свете дня, Томас свернул в лес, и дальнейший путь мы продолжали под сенью узловатых и причудливо изгибающихся горных сосен, обильно произрастающих на восточных склонах гряды.Чем дальше мы углублялись в горы, петляя по едва заметной тропинке, тем глуше и первозданней становилась окружающая местность. Нам часто попадались большие осыпи красного глинозема, перемешанного с валунами и обломками скал. В таких местах следовало соблюдать сугубую осторожность: рыхлая, еще не успевшая слежаться почва легко начинала скользить и уходила из-под копыт ступающих по ней лошадей. Наконец мы добрались до вершины, рассчитывая увидеть по ту сторону водораздела нечто похожее на покинутые предгорья, но вместо этого нашему взору открылась цепь глубоких ущелий, заполненных клубящимся туманом. Его рваные клочья время от времени вырывались из глубинного плена, взмывая ввысь над теснинами, подобно струйкам пара над кипящим котлом. Чтобы продраться сквозь густо поросшие мхами и лишайниками и перевитые лианами заросли, нам приходилось низко опускать головы и прижиматься к лошадиным гривам. Незнакомые кустарники с остроконечными листьями облепляли бесплодные скалы, непонятно откуда черпая жизненные соки. В конце концов нам пришлось спешиться и спускаться по крутому склону, ведя лошадей в поводу. Перейдя протекающий по дну каньона стремительный ручей, мы вновь начали подниматься к следующему перевалу, за которым нас ждало очередное ущелье.К полудню я потеряла счет подъемам и спускам, с унылой регулярностью сменяющим друг друга, и смертельно устала, поэтому очень обрадовалась, когда Томас объявил привал. Мы остановились на отдых на берегу широкой реки. Напоили животных, напились сами и обмыли живительной влагой многочисленные порезы, царапины и волдыри от укусов москитов и других жалящих насекомых. Филлис нарвала каких-то листьев и велела нам всем натереться их соком, отпугивающим, по ее словам, кровососущих тварей, тучами вьющихся на дне ущелья и слепо атакующих все, что движется.Филлис и Минерва пошли в лес набрать свежих фруктов, Томас отправился на разведку, а я присела на гладкий камень и достала из-за пазухи заветное письмо. Оно было распечатано и выглядело так, будто его сначала скомкали и хотели выбросить, но потом передумали и снова разгладили. Отдельные абзацы различались цветом чернил и толщиной перьев и писались, очевидно, в разное время, когда у автора появлялась потребность что-то добавить или дополнить.Моя дражайшая Нэнси!Много раз я садился за стол с намерением написать тебе письмо. В голове все складывается превосходно, но стоит мне взять в руки перо, как мысли и слова куда-то улетучиваются. У меня такое чувство, что ты уже больше не та Нэнси, которую я знал. Я получил твое письмо, написанное на борту «Салли-Энн», и очень обрадовался, узнав из него, что ты ни в чем не виновата, а возникшие между нами недоразумения целиком на совести твоей мачехи и братьев. Я был счастлив и окрылен, разделяющий нас океан казался мне мелкой лужицей, но позже прослышал, что ты собираешься замуж за плантатора, и теперь даже не представляю, что мне думать и как быть.По странному капризу судьбы, эскадра наша направлена на Ямайку, но если верить твоему старшему брату Генри, ты будешь связана супружескими узами задолго до того, как мой корабль бросит якорь в гавани Кингстона. А ведь я так надеялся, что ты все-таки станешь моей! Я получил повышение и служу теперь первым лейтенантом на линейном корабле третьего разряда «Орел» под командованием капитана Дунстана. Жалованъе и процент с призовых мне тоже увеличили, и я счел свои изменившиеся обстоятельства достаточным поводом нанести визит новому главе вашего семейства и просить у него твоей руки. Но когда я изложил ему свои намерения, тот сообщил, что ты уже обручена с другим, и тем самым развеял в прах все мои мечты и чаяния. Ты снова ускользнула от меня, как корабль из гавани с утренним приливом. Но я не смею ни в чем винить тебя, Нэнси. Ты так прекрасна, что тебя невозможно не полюбить. И если вышеупомянутый плантатор сумел завоевать твое сердце, как утверждает Генри, мне остается лишь пожелать вам обоим счастья и благополучия.Но я хочу, чтобы ты знала, что моя любовь к тебе навсегда останется неизменной. И коль не суждено нам быть вместе, я до конца дней своих останусь неженатым. Я посвящу жизнь службе во флоте и приложу все усилия, чтобы честно выполнить свой воинский долг. Нам поручено по прибытии в Кингстон заняться очисткой Карибского моря от пиратов. Надеюсь, это задание удержит мой корабль вдали от берегов, потому что для меня было бы невыносимой пыткой не видеться с тобой, будучи совсем рядом. Ты найдешь меня, если захочешь, в самой гуще драки, и если долг потребует от меня наивысшей жертвы, я без колебаний принесу ее на алтарь Отечества. Больше мне терять нечего.Р.S. Навсегда остаюсь твоим преданным другом. Если тебе когда-либо потребуется помощь, можешь смело на меня рассчитывать.Любящий тебя и верный до гробаУильямЯ читала и перечитывала эти строки сквозь туманившую взор пелену слез. Как могли 6pатья столь вероломно поступить со мной, с нами? Похоже, Уильяму сообщили о моем предстоящем замужестве гораздо раньше, чем поставили в известность меня, и теперь он считает, что я для него безвозвратно потеряна. Никогда не прощу им того, что они разрушили не только мою, но и его жизнь!Немного успокоившись, я попыталась трезво обдумать сложившееся положение. Итак, Уильям сейчас находится где-то рядом, возможно, всего в нескольких десятках миль от меня. Эх, знать бы об этом раньше! Я сбежала от Бартоломе и Джозефа, но бегство ни на шаг не приблизило меня к любимому. Скорее отдалило, как ни прискорбно было мне сознавать это. Я добровольно поставила себя вне закона, и как, скажите на милость, сможет он теперь меня отыскать? А если и отыщет каким-то чудом, захочет ли иметь дело с беглянкой в мужском платье и с обагренными кровью руками? Мне ведь придется все ему рассказать, потому что солгать Уильяму я никогда бы не решилась. Подавленная ужасом и безысходностью ситуации, я горько разрыдалась, не замечая, как расплываются чернила и расползается бумага от хлынувших слез. Вовремя спохватившись, я сложила промокшее письмо и убрала в кошелек.Переждав дневную жару, к вечеру мы опять пустились в путь, следуя вдоль берега вверх по течению реки. Высокие отвесные стены каньона, покрытые густой порослью, спускавшейся до самой воды, сплошь утопали в зелени. В листве деревьев и кустарников перекликались на все лады невидимые птицы. Их пронзительные крики, громким эхом отдающиеся в прибрежных скалах, звучали пугающе и тревожно, заставляя порой лошадей всхрапывать и вставать на дыбы. За весь день мы не встретили ни одной живой души и не заметили по дороге никаких признаков человеческого обитания, но перед самым закатом у меня возникло странное ощущение, будто за нами кто-то следит.Томас, по всей видимости, тоже испытывал нечто подобное. Он все чаще останавливался и подолгу оглядывался по сторонам, то ли плохо ориентируясь, то ли опасаясь завести нас в ловушку. Сразу за очередной излучиной петляющей реки мы наткнулись на преградившую нам путь отвесную стену, окутанную каким-то зловещим безмолвием. Даже вездесущие пернатые прекратили свою перекличку. Я смотрела во все глаза, но не находила и намека на проход в сплошных зарослях у подножия, куда ныряла уходящая под землю река. Неужели мы все-таки заблудились?Томас, однако, придерживался на сей счет иного мнения. Уверенно подойдя к скале, он раздвинул руками зеленый полог из растений, за которым обнаружилось темное зияющее отверстие, достаточно большое, чтобы завести туда животных. Лошади упирались и шли неохотно, поэтому Томас долго гладил и уговаривал каждую по отдельности, прежде чем те решились войти внутрь. Особенно много хлопот доставил строптивый мул Филлис, которого пришлось затаскивать силком.В пещере было темно и сыро, но вскоре проход начал расширяться, а своды уходить вверх, поднимаясь над нашими головами до высоты соборного купола. Сквозь невидимые амбразуры под потолком пробивался дневной свет. Животные по-прежнему чувствовали себя неуютно, то и дело вздрагивая и прядая ушами, мы же с любопытством озирались по сторонам, с восторженным изумлением вглядываясь в гротескные фигуры и фантастические формы, застывшими водопадами покрывающие скальную поверхность. Затянувшая свод паутина свисала широкими простынями, такими же тонкими и хрупкими, как табачные листья в сушильном сарае. В каждом углублении поблескивала вода, капавшая сверху с размеренной регулярностью тикающих часов и словно отсчитывавшая время нашего путешествия вдоль русла подземной реки. И вот, наконец, впереди замаячил слабый изумрудный свет, знаменующий конец туннеля и выход наружу.Пробивавшиеся сквозь листву нависающих над рекой деревьев солнечные лучи волшебным образом преображали окраску воды, создавая впечатление, будто мы шагаем по расплавленному нефриту. Через некоторое время деревья поредели, и мы обнаружили, что находимся в обширной долине, чем-то напоминающей донце глубокой чаши и со всех сторон окруженной холмистой грядой, густо поросшей лесом. Тумана здесь и в помине было, а удивительно ароматный воздух буквально звенел от жужжания медоносов и мелодичных трелей бесчисленного множества разнообразных птиц с пестрым оперением.— По-моему, мы окружены, — шепнула я на ухо Минерве. — Только я почему-то никого не вижу.— Протри глаза! — насмешливо фыркнула мулатка.Свои методы маскировки здешние обитатели довели до высочайшей степени совершенства. Искусно сплетенные из травы и веток накидки позволяли ям естественным образом сливаться с окружающей средой. Сохшие на берегу каноэ походили на вынесенные течением бревна. Легкие плетеные хижины, крытые пальмовыми листьями, прятались в тени у подножий деревьев, раскинувших над ними непроницаемым пологом свои развесистые кроны. Обрабатываемую землю разбили на лоскутные участки, каждый из которых был так мал, что ничем не выделялся среди прочей растительности. С гребня или склона кольцевой гряды ни один посторонний наблюдатель не смог бы обнаружить каких-либо признаков человеческого жилья. Если столь тщательные меры предосторожности покажутся кому-то надуманными и излишними, позволю вам напомнить, что только с их помощью мароны сумели выжить и сохранить в неприкосновенности свою затерявшуюся в горах деревню. Даже среди направленного на нас оружия не было огнестрельного: только метательное, колющее и рубящее, пусть примитивное, зато бесшумное и идеально приспособленное для применения в лесных зарослях.Тяжелое копье вонзилось в песок у ног лошади Томаса. Мимо моего уха просвистела стрела, всколыхнув потоком воздуха прядь волос на виске. Мы неподвижно замерли, отлично понимая, что пока нас только предупреждают, но прикончат, не задумываясь, если наше поведение чем-то им не понравится. Томас отстегнул тесак и бросил на землю. Мы последовали его примеру, сложив рядом все свое вооружение. Только после этого жеста доброй воли воины позволили себе выйти из укрытий и приблизиться. Впрочем, до полного доверия и взаимопонимания было еще далеко: копья и луки с наложенными на тетиву стрелами они держали наготове. Я с любопытством рассматривала украдкой толпу маронов, являвшую собой невообразимое смешение самых разных человеческих типов и рас. Угольно-черные коренные африканцы стояли бок о бок с длинноволосыми индейцами, чьи свирепые физиономии отливали красной медью;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50