https://wodolei.ru/catalog/mebel/Russia/
Дома казались Анне странными и необычными: на крышах у них не было труб. Ей также никогда до сих пор не приходилось видеть апельсиновых деревьев, и она изумлялась живым ярким золотым плодам, усыпавшим их.
«Ямайская Дева» бросила якорь в полумиле от берега, став к нему левым бортом. Окошечко канатного ящика было расположено как раз на левом борту, и поэтому оба узника были лишены возможности видеть, как огромный четырехмачтовый барк величественно вошел в гавань, обогнув мористее восточный мыс острова. Зрелище было действительно впечатляющим, хоть барк и был изрядно потрепан штормом. Капитан Баджер мгновенно побледнел, распознав вновь прибывшего в подзорную трубу: буканьер, с сорока пушками на орудийных палубах!
Став на якорь, опасный сосед спустил черный флаг, как бы подчеркивая свои мирные намерения. Кроме этого маневра ничто не выдавало присутствия живых существ на мрачном корабле, который тяжело покачивался на крупной океанской зыби со все еще не убранным штормовым такелажем, с парусами, полощущимися на реях, словно в знак презрения к ветрам и непогоде.
Баджер понимал, что ему нечего бояться буканьера — вид его бригантины с поломанными мачтами, перепутанным такелажем и смытым за борт палубным грузом был так же мало привлекателен, как неубранная постель портового бродяги. Все же, как только подвернулся удобный момент, он потихоньку поднял якорь и, отдавшись на волю течения, отдрейфовал на три кабельтова подальше от барка, пока выступ мыса не укрыл его от глаз буканьеров.
К полудню все на Антигуа знали, что пират по кличке «Черная Борода» стал на якорь у мыса Файф Айлендс, очевидно собираясь переждать здесь непогоду в ожидании перемены ветра. Кое-кто из плантаторов и членов их» семей отправились на опустошенные ураганом прибрежные холмы, чтобы поглазеть на знаменитый корабль и поохать от зловещего вида двойного ряда его пушечных портов Вскоре с высокого борта пиратского корабля были спущены на воду четырехвесельные шлюпки, и высадившиеся на берег люди Черной Бороды толпой хлынули в город Сент-Джонс. Островитяне, дрожа от ужаса, тем не менее не в силах были оторвать от них восхищенных взглядов. И действительно, зрелище было незаурядное!
Пираты шумной и галдящей толпой заполнили портовые таверны, держась с таким высокомерием и заносчивостью, что могли бы показаться смешными, если бы кому-нибудь из горожан пришла в голову блажь покончить свои земные счеты, смеясь. На головах у них была пестрая коллекция всевозможных головных уборов, от офицерской треуголки до простого клетчатого платка; многие ходили с непокрытой головой, но все они были длинноволосые, и все, как один, босиком. Широкие мешковатые штаны до колен ничем не отличали их от обычных матросов, но яркие, кричащих расцветок шелковые рубахи и множество драгоценностей, которыми они были увешаны с головы до ног, выдавали в них морских разбойников, если бы ничто другое не делало того же с такой же наглядностью. На шее каждого из них был повязан шелковый платок, ловко скрученный вдвое так, что концы его образовывали две петли. В каждой из этих петель торчало по пистолету, и их шишковатые рукоятки болтались чуть ли не у самых ушей, словно диковинные серьги.
Множество всякого другого оружия сверкало за широкими цветными кушаками разгульной пиратской братии. Тесаки, блестевшие от жира и остро отточенные, висели у каждого, щегольски подвязанные к левому бедру, наподобие металлических хвостов каких-то странных и опасных чудовищ.
Губернатор Антигуа и его маленький военный гарнизон в форту Крысьего Острова были официально уведомлены о прибытии пиратов, когда в форт был доставлен оскорбительный и беспрецедентный по своей наглости «подарок», достойный разве что какого-нибудь захудалого деревенского старосты. Он состоял из нескольких бутылок мадеры и шкатулки с явно краденными безделушками, причем у большинства из них камни покрупнее были выдраны «с мясом». Официальный долг губернатора обязывал его повернуть орудия форта против пиратского корабля, тем более, что тот находился буквально под боком. Однако, с другой стороны, нетрудно было себе представить последствия подобного доблестного поступка: губернатор отлично отдавал себе отчет в том, что сорок пушек пирата раздавят Крысий Остров с такой же легкостью, как каблук таракана. К тому же, сто шестьдесят буканьеров Черной Бороды вдвое превышали численность гарнизона на Антигуа. Поэтому, поразмыслив, губернатор примирился с неизбежностью, успокоив себя сомнительной надеждой, что Черная Борода снова уберется в море, как только шторм утихнет окончательно и его люди получат сполна всю порцию грубых береговых удовольствий, о которых они столько мечтали во время своих долгих морских скитаний.
Самого Черную Бороду видели, когда он высадился на берег вскоре после полудня. Однако в городе он не появлялся. Облюбовав себе обширную усадьбу плантатора в укромном уголке среди прибрежных холмов, пиратский капитан вместе со своими приближенными отправился прямо туда и недвусмысленно дал понять хозяину, что рассчитывает на гостеприимство. Слуги-негры, вспотев от ужаса, суетливо бросились накрывать столы на увитой плющом и диким виноградом веранде, готовя импровизированный пир.
Черепаховый суп, жаркое из свинины, груды разнообразной дичи, жареная летучая рыба, индейки в пироги, заливное и сыры доставлялись из кухни и погребов с расточительной щедростью и поспешностью, которая лучше всего свидетельствовала о стремлении владельца плантации любой ценой избежать риска не угодить своим страшным гостям. Сам хозяин сидел в дальнем конце веранды, наблюдая с вымученной улыбкой на загорелом лице, как Черная Борода тискает его дочь, и пытаясь притвориться, будто эта шаловливая возня доставляет ему глубочайшее личное удовлетворение.
Ветер немного поутих, но в воздухе заметно посвежело. Капитан Баджер справил необходимые формальности по прибытию в порт и отправился прогуляться до усадьбы плантатора на мысе Файф Айлендс, расположенной в миле от Сент-Джонса. Он надел свой лучший синий костюм и длинный белый жилет, оба, правда, слегка подпорченные морской водой.
Прогулка была приятной, но еще более приятными были мысли Баджера о том, что ждет его в конце пути. Хорошо наезженная колесами экипажей дорога благоухала ароматом растущих по обочинам олеандровых кустов и цветов бугенвиллии. Яркие птицы, по-тропически безголосые, трещали и щелкали среди широких листьев карликовых пальм.
Ветер, почти совершенно утихнув в городе, здесь, на склоне более открытого морю мыса, был все еще довольно свеж и доносил с собой водяную пыль с пенистых верхушек волн, с шумом разбивавшихся о берег. Баджер подошел к дому никем не потревоженный и, по всей видимости, никем не замеченный.
Как все моряки, совершавшие рейсы в Вест-Индию, Баджер слыхал множество описаний Черной Бороды. Будучи более проницательным, чем большинство его коллег, он понимал, что жуткое обличье бристольского пирата было создано намерено; его причудливое и эксцентрическое уродство служило всего лишь маской, рассчитанной на то, чтобы внушать ужас врагам наподобие грубой боевой раскраски воинов-дикарей.
Тем не менее, потрясение при виде этой легендарной личности было весьма ощутимым и неожиданным даже для Баджера. Он буквально остолбенел у подножья ступеней, которые вели на веранду, не в силах двинуться на своих кривых подкосившихся ногах, едва дыша пересохшим горлом и уставившись широко раскрытыми глазами на пиратского атамана.
Огромная борода, черная настолько, что отливала зеленью в мягком свете затененной веранды, росла из-под самых глаз капитана Эдварда Тича и доходила ему до пояса. Это, несомненно, была самая большая борода во всем Карибском море, и Тич заплетал ее на множество косичек, торчавших в разные стороны и перевязанных ленточками разных цветов. Густые и длинные бакенбарды, заплетенные в косы и тоже перевязанные лентами, были франтовато заправлены за уши. Дубленую морским ветром сизо-красную кожу на его лице — по крайней мере доступную для обозрения часть ее — сплошь покрывали багровые шрамы. Подобные же шрамы и синеватые следы от многочисленных ран красовались на загорелых мускулистых руках и открытой груди капитана, причем в таком изобилии, что кожа их по расцветке напоминала эдинбургский мрамор.
Баджер, выдерживая почтительное расстояние, остановился и нерешительно окликнул пиратского вожака:
— Э-хм… Капитан Тич, сэр!.. Я принес новости, которые могут вам пригодиться! — Баджер умел быть весьма любезным, если это ему ничего не стоило.
Тич медленно снял с колен пухленькую заплаканную девчонку и посмотрел на Баджера настороженным, но ничего более не выражавшим взглядом.
— Так что же ты стоишь? — сказал он после короткого изучения фигуры своего нежданного посетителя. — Поднимайся-ка сюда, приятель, и выпей кружку рома, если ты честный плут!
Баджер приблизился, всем своим видом пытаясь выразить дружелюбное безразличие. Черная Борода подтолкнул к нему через стол расплескавшуюся кружку и жестом руки указал место на скамье рядом с собой, что одновременно служило высочайшим разрешением сидеть в его присутствии.
— Помоги-ка жирной дочке нашего хозяина пристегнуть подвязки, Израэль! — сказал он, обратившись к человеку с лисьим лицом, который сидел рядом с ним, ухмыляясь, словно голодный пес. Голос пиратского атамана отнюдь не походил на громоподобный рык, как это можно было ожидать, хоть и звучал достаточно громко и повелительно.
— Я капитан Баджер, сэр, с «Ямайской Девы». Мой помощник, Бен Мэрки, плавал когда-то с вами под командой Хорнигольда, сэр!
Черная Борода кивнул:
— Помню Мэрки, как же! Здоровенный увалень, и один из тех, кого я хотел бы иметь в своей команде! — сказал он дружелюбно, хотя и немного снисходительно. — Так какое же дело у тебя ко мне, приятель?
Баджер решился:
— Что бы вы сказали, капитан, о перспективе иметь у себя на борту собственного судового врача, сэр? Здоровый молодой врач и отличный хирург, сэр — могу присягнуть Святой Девой! — которого вы в любую минуту можете взять к себе на борт. Разве эти сведения не стоят какой-нибудь жалкой сотни золотых, сэр?
Черная Борода ничего не ответил, но бросил украдкой косой взгляд на человека, которого он назвал Израэлем. Баджер не упустил движения заинтересованности среди пиратов. Канониров среди моряков найти было нетрудно; временами попадались даже люди, сведущие в навигации. Палубную команду и простых матросов ничего не стоило набрать почти в любом порту, тем более таком прославленному вожаку, как Черная Борода. Но врач? Врачи были такой редкостью, как если бы их вовсе не существовало. Котел расплавленного вара, парусная игла и просмоленный шпагат — вот все, на что большинство буканьеров могли рассчитывать при лечении ран, полученных в бесчисленных сражениях.
Ободренный произведенным впечатлением, Баджер продолжал:
— Одного молодого хирурга-шотландца по имени Блайт хотят насильно затащить на борт «Ройял Джеймса»— это шлюп, принадлежащий майору Боннету из Барбадоса, сэр — и отплыть с ним с ночным приливом, если ветер поутихнет…
— Как так: затащить? — потребовал разъяснений Тич.
— Дело в том, что этот майор Боннет обманом заставил его подписать кабальный договор на семь лет. На него самого и на его сестру — очаровательная штучка, доложу я вам, сэр! Если вы захватите их обоих, то врача можете оставить у себя, а за девицу Боннет готов будет заплатить хоть тысячу гиней выкупа, поскольку он от нее без ума и собирается сделать из нее любимую игрушку!
Баджер не мог устоять против искушения заслужить репутацию хитрого пройдохи. Он был весь во власти страстного желания завоевать расположение этого краснорожего бандита.
Кое-кто из пиратов, взглянув друг на друга, обменялись усмешками. Все это было им не в диковинку. Где бы не бросал якорь корабль Черной Бороды, везде его ожидали трусливые мошенники, предлагавшие различного рода подлые сделки, для совершения которых у них было готово все, кроме смелости самим выполнить опасную работу.
Неожиданно Черная Борода расхохотался:
— Так, говоришь — выкуп, да? — сказал он. — Выкуп в тысячу золотых за девицу? Эх, парень! Да если бы я захотел получить выкуп от этого пижона Боннета, мне стоило бы всего лишь взять его вот этими руками, перевернуть вверх тормашками и потрясти хорошенько, пока у него не лопнут глаза, как перезрелые фиги! Провалиться мне, если я стану расплачиваться за грязные сплетни!
Пираты хрипло загоготали, и Баджеру тоже пришлось растянуть губы в гримасу, весьма отдаленно напоминавшую улыбку.
— Но вот что ты там толкуешь о враче, а? Это уже, кажется, становится интересным!
Черная Борода откинулся на спинку кресла и принялся задумчиво сплетать и расплетать одну из косичек, свисавших ему на ухо.
Синее небо было безоблачно, словно Карибское море никогда не знало даже малейшего ветерка, и в канатном ящике «Ямайской Девы» Анна с братом немилосердно страдали от жары и духоты. Оба они с ног до головы были покрыты липким соленым потом, словно их только что окунули в морскую воду. Они давно уже ни о чем не говорили и перестали строить планы побега из своей тесной деревянной темницы. Анна, устало вытянув ноги, посмотрела на пряжки своих туфель, и внезапная мысль промелькнула у нее в голове.
— Лори… ты не спишь? — спросила она, прислушиваясь к тяжелому дыханию брата.
— Нет, только все тело у меня затекло так, что не повернуться…
Анна подползла к нему поближе:
— Смотри-ка, Лори — решетка в окне держится на цементе; нельзя ли попробовать выцарапать его пряжками от моих туфель?
Лори устало усмехнулся:
— Давай попытаемся. Что мы теряем, в конце концов? Они работали попеременно, потому что в узком треугольнике у самого форштевеня не было места для двоих. Ночь, наступившая внезапно после короткого сияющего великолепия красного и пурпурного заката, застала их за работой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
«Ямайская Дева» бросила якорь в полумиле от берега, став к нему левым бортом. Окошечко канатного ящика было расположено как раз на левом борту, и поэтому оба узника были лишены возможности видеть, как огромный четырехмачтовый барк величественно вошел в гавань, обогнув мористее восточный мыс острова. Зрелище было действительно впечатляющим, хоть барк и был изрядно потрепан штормом. Капитан Баджер мгновенно побледнел, распознав вновь прибывшего в подзорную трубу: буканьер, с сорока пушками на орудийных палубах!
Став на якорь, опасный сосед спустил черный флаг, как бы подчеркивая свои мирные намерения. Кроме этого маневра ничто не выдавало присутствия живых существ на мрачном корабле, который тяжело покачивался на крупной океанской зыби со все еще не убранным штормовым такелажем, с парусами, полощущимися на реях, словно в знак презрения к ветрам и непогоде.
Баджер понимал, что ему нечего бояться буканьера — вид его бригантины с поломанными мачтами, перепутанным такелажем и смытым за борт палубным грузом был так же мало привлекателен, как неубранная постель портового бродяги. Все же, как только подвернулся удобный момент, он потихоньку поднял якорь и, отдавшись на волю течения, отдрейфовал на три кабельтова подальше от барка, пока выступ мыса не укрыл его от глаз буканьеров.
К полудню все на Антигуа знали, что пират по кличке «Черная Борода» стал на якорь у мыса Файф Айлендс, очевидно собираясь переждать здесь непогоду в ожидании перемены ветра. Кое-кто из плантаторов и членов их» семей отправились на опустошенные ураганом прибрежные холмы, чтобы поглазеть на знаменитый корабль и поохать от зловещего вида двойного ряда его пушечных портов Вскоре с высокого борта пиратского корабля были спущены на воду четырехвесельные шлюпки, и высадившиеся на берег люди Черной Бороды толпой хлынули в город Сент-Джонс. Островитяне, дрожа от ужаса, тем не менее не в силах были оторвать от них восхищенных взглядов. И действительно, зрелище было незаурядное!
Пираты шумной и галдящей толпой заполнили портовые таверны, держась с таким высокомерием и заносчивостью, что могли бы показаться смешными, если бы кому-нибудь из горожан пришла в голову блажь покончить свои земные счеты, смеясь. На головах у них была пестрая коллекция всевозможных головных уборов, от офицерской треуголки до простого клетчатого платка; многие ходили с непокрытой головой, но все они были длинноволосые, и все, как один, босиком. Широкие мешковатые штаны до колен ничем не отличали их от обычных матросов, но яркие, кричащих расцветок шелковые рубахи и множество драгоценностей, которыми они были увешаны с головы до ног, выдавали в них морских разбойников, если бы ничто другое не делало того же с такой же наглядностью. На шее каждого из них был повязан шелковый платок, ловко скрученный вдвое так, что концы его образовывали две петли. В каждой из этих петель торчало по пистолету, и их шишковатые рукоятки болтались чуть ли не у самых ушей, словно диковинные серьги.
Множество всякого другого оружия сверкало за широкими цветными кушаками разгульной пиратской братии. Тесаки, блестевшие от жира и остро отточенные, висели у каждого, щегольски подвязанные к левому бедру, наподобие металлических хвостов каких-то странных и опасных чудовищ.
Губернатор Антигуа и его маленький военный гарнизон в форту Крысьего Острова были официально уведомлены о прибытии пиратов, когда в форт был доставлен оскорбительный и беспрецедентный по своей наглости «подарок», достойный разве что какого-нибудь захудалого деревенского старосты. Он состоял из нескольких бутылок мадеры и шкатулки с явно краденными безделушками, причем у большинства из них камни покрупнее были выдраны «с мясом». Официальный долг губернатора обязывал его повернуть орудия форта против пиратского корабля, тем более, что тот находился буквально под боком. Однако, с другой стороны, нетрудно было себе представить последствия подобного доблестного поступка: губернатор отлично отдавал себе отчет в том, что сорок пушек пирата раздавят Крысий Остров с такой же легкостью, как каблук таракана. К тому же, сто шестьдесят буканьеров Черной Бороды вдвое превышали численность гарнизона на Антигуа. Поэтому, поразмыслив, губернатор примирился с неизбежностью, успокоив себя сомнительной надеждой, что Черная Борода снова уберется в море, как только шторм утихнет окончательно и его люди получат сполна всю порцию грубых береговых удовольствий, о которых они столько мечтали во время своих долгих морских скитаний.
Самого Черную Бороду видели, когда он высадился на берег вскоре после полудня. Однако в городе он не появлялся. Облюбовав себе обширную усадьбу плантатора в укромном уголке среди прибрежных холмов, пиратский капитан вместе со своими приближенными отправился прямо туда и недвусмысленно дал понять хозяину, что рассчитывает на гостеприимство. Слуги-негры, вспотев от ужаса, суетливо бросились накрывать столы на увитой плющом и диким виноградом веранде, готовя импровизированный пир.
Черепаховый суп, жаркое из свинины, груды разнообразной дичи, жареная летучая рыба, индейки в пироги, заливное и сыры доставлялись из кухни и погребов с расточительной щедростью и поспешностью, которая лучше всего свидетельствовала о стремлении владельца плантации любой ценой избежать риска не угодить своим страшным гостям. Сам хозяин сидел в дальнем конце веранды, наблюдая с вымученной улыбкой на загорелом лице, как Черная Борода тискает его дочь, и пытаясь притвориться, будто эта шаловливая возня доставляет ему глубочайшее личное удовлетворение.
Ветер немного поутих, но в воздухе заметно посвежело. Капитан Баджер справил необходимые формальности по прибытию в порт и отправился прогуляться до усадьбы плантатора на мысе Файф Айлендс, расположенной в миле от Сент-Джонса. Он надел свой лучший синий костюм и длинный белый жилет, оба, правда, слегка подпорченные морской водой.
Прогулка была приятной, но еще более приятными были мысли Баджера о том, что ждет его в конце пути. Хорошо наезженная колесами экипажей дорога благоухала ароматом растущих по обочинам олеандровых кустов и цветов бугенвиллии. Яркие птицы, по-тропически безголосые, трещали и щелкали среди широких листьев карликовых пальм.
Ветер, почти совершенно утихнув в городе, здесь, на склоне более открытого морю мыса, был все еще довольно свеж и доносил с собой водяную пыль с пенистых верхушек волн, с шумом разбивавшихся о берег. Баджер подошел к дому никем не потревоженный и, по всей видимости, никем не замеченный.
Как все моряки, совершавшие рейсы в Вест-Индию, Баджер слыхал множество описаний Черной Бороды. Будучи более проницательным, чем большинство его коллег, он понимал, что жуткое обличье бристольского пирата было создано намерено; его причудливое и эксцентрическое уродство служило всего лишь маской, рассчитанной на то, чтобы внушать ужас врагам наподобие грубой боевой раскраски воинов-дикарей.
Тем не менее, потрясение при виде этой легендарной личности было весьма ощутимым и неожиданным даже для Баджера. Он буквально остолбенел у подножья ступеней, которые вели на веранду, не в силах двинуться на своих кривых подкосившихся ногах, едва дыша пересохшим горлом и уставившись широко раскрытыми глазами на пиратского атамана.
Огромная борода, черная настолько, что отливала зеленью в мягком свете затененной веранды, росла из-под самых глаз капитана Эдварда Тича и доходила ему до пояса. Это, несомненно, была самая большая борода во всем Карибском море, и Тич заплетал ее на множество косичек, торчавших в разные стороны и перевязанных ленточками разных цветов. Густые и длинные бакенбарды, заплетенные в косы и тоже перевязанные лентами, были франтовато заправлены за уши. Дубленую морским ветром сизо-красную кожу на его лице — по крайней мере доступную для обозрения часть ее — сплошь покрывали багровые шрамы. Подобные же шрамы и синеватые следы от многочисленных ран красовались на загорелых мускулистых руках и открытой груди капитана, причем в таком изобилии, что кожа их по расцветке напоминала эдинбургский мрамор.
Баджер, выдерживая почтительное расстояние, остановился и нерешительно окликнул пиратского вожака:
— Э-хм… Капитан Тич, сэр!.. Я принес новости, которые могут вам пригодиться! — Баджер умел быть весьма любезным, если это ему ничего не стоило.
Тич медленно снял с колен пухленькую заплаканную девчонку и посмотрел на Баджера настороженным, но ничего более не выражавшим взглядом.
— Так что же ты стоишь? — сказал он после короткого изучения фигуры своего нежданного посетителя. — Поднимайся-ка сюда, приятель, и выпей кружку рома, если ты честный плут!
Баджер приблизился, всем своим видом пытаясь выразить дружелюбное безразличие. Черная Борода подтолкнул к нему через стол расплескавшуюся кружку и жестом руки указал место на скамье рядом с собой, что одновременно служило высочайшим разрешением сидеть в его присутствии.
— Помоги-ка жирной дочке нашего хозяина пристегнуть подвязки, Израэль! — сказал он, обратившись к человеку с лисьим лицом, который сидел рядом с ним, ухмыляясь, словно голодный пес. Голос пиратского атамана отнюдь не походил на громоподобный рык, как это можно было ожидать, хоть и звучал достаточно громко и повелительно.
— Я капитан Баджер, сэр, с «Ямайской Девы». Мой помощник, Бен Мэрки, плавал когда-то с вами под командой Хорнигольда, сэр!
Черная Борода кивнул:
— Помню Мэрки, как же! Здоровенный увалень, и один из тех, кого я хотел бы иметь в своей команде! — сказал он дружелюбно, хотя и немного снисходительно. — Так какое же дело у тебя ко мне, приятель?
Баджер решился:
— Что бы вы сказали, капитан, о перспективе иметь у себя на борту собственного судового врача, сэр? Здоровый молодой врач и отличный хирург, сэр — могу присягнуть Святой Девой! — которого вы в любую минуту можете взять к себе на борт. Разве эти сведения не стоят какой-нибудь жалкой сотни золотых, сэр?
Черная Борода ничего не ответил, но бросил украдкой косой взгляд на человека, которого он назвал Израэлем. Баджер не упустил движения заинтересованности среди пиратов. Канониров среди моряков найти было нетрудно; временами попадались даже люди, сведущие в навигации. Палубную команду и простых матросов ничего не стоило набрать почти в любом порту, тем более таком прославленному вожаку, как Черная Борода. Но врач? Врачи были такой редкостью, как если бы их вовсе не существовало. Котел расплавленного вара, парусная игла и просмоленный шпагат — вот все, на что большинство буканьеров могли рассчитывать при лечении ран, полученных в бесчисленных сражениях.
Ободренный произведенным впечатлением, Баджер продолжал:
— Одного молодого хирурга-шотландца по имени Блайт хотят насильно затащить на борт «Ройял Джеймса»— это шлюп, принадлежащий майору Боннету из Барбадоса, сэр — и отплыть с ним с ночным приливом, если ветер поутихнет…
— Как так: затащить? — потребовал разъяснений Тич.
— Дело в том, что этот майор Боннет обманом заставил его подписать кабальный договор на семь лет. На него самого и на его сестру — очаровательная штучка, доложу я вам, сэр! Если вы захватите их обоих, то врача можете оставить у себя, а за девицу Боннет готов будет заплатить хоть тысячу гиней выкупа, поскольку он от нее без ума и собирается сделать из нее любимую игрушку!
Баджер не мог устоять против искушения заслужить репутацию хитрого пройдохи. Он был весь во власти страстного желания завоевать расположение этого краснорожего бандита.
Кое-кто из пиратов, взглянув друг на друга, обменялись усмешками. Все это было им не в диковинку. Где бы не бросал якорь корабль Черной Бороды, везде его ожидали трусливые мошенники, предлагавшие различного рода подлые сделки, для совершения которых у них было готово все, кроме смелости самим выполнить опасную работу.
Неожиданно Черная Борода расхохотался:
— Так, говоришь — выкуп, да? — сказал он. — Выкуп в тысячу золотых за девицу? Эх, парень! Да если бы я захотел получить выкуп от этого пижона Боннета, мне стоило бы всего лишь взять его вот этими руками, перевернуть вверх тормашками и потрясти хорошенько, пока у него не лопнут глаза, как перезрелые фиги! Провалиться мне, если я стану расплачиваться за грязные сплетни!
Пираты хрипло загоготали, и Баджеру тоже пришлось растянуть губы в гримасу, весьма отдаленно напоминавшую улыбку.
— Но вот что ты там толкуешь о враче, а? Это уже, кажется, становится интересным!
Черная Борода откинулся на спинку кресла и принялся задумчиво сплетать и расплетать одну из косичек, свисавших ему на ухо.
Синее небо было безоблачно, словно Карибское море никогда не знало даже малейшего ветерка, и в канатном ящике «Ямайской Девы» Анна с братом немилосердно страдали от жары и духоты. Оба они с ног до головы были покрыты липким соленым потом, словно их только что окунули в морскую воду. Они давно уже ни о чем не говорили и перестали строить планы побега из своей тесной деревянной темницы. Анна, устало вытянув ноги, посмотрела на пряжки своих туфель, и внезапная мысль промелькнула у нее в голове.
— Лори… ты не спишь? — спросила она, прислушиваясь к тяжелому дыханию брата.
— Нет, только все тело у меня затекло так, что не повернуться…
Анна подползла к нему поближе:
— Смотри-ка, Лори — решетка в окне держится на цементе; нельзя ли попробовать выцарапать его пряжками от моих туфель?
Лори устало усмехнулся:
— Давай попытаемся. Что мы теряем, в конце концов? Они работали попеременно, потому что в узком треугольнике у самого форштевеня не было места для двоих. Ночь, наступившая внезапно после короткого сияющего великолепия красного и пурпурного заката, застала их за работой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41