"
- Вододелитель? Астраханский? - ахнул Голубев. - Никому не нужен,проход рыбы из Каспия и обратно затрудняет!
- И ты туда же! - возмутился БН. - Чем он тебе-то мешает? Твое лиэто дело - решать? Хрущев - тот действительно решает, что надо, чего ненадо.
Однако БН тут же перешел на другую тему:
- Как там с моей-то работой? С диссертацией? Все готово?
- Замеров я в проране Нила не сделал.
- Это почему же? И то смотрю - на перекрытии тебя нет и нет. Почемунет?
- Наше управление готовилось к приезду вождей. Никому не до меня.Пропуск на проран не дали.
- Бумаги за моей подписью показывал? Управленцам?
- А что мне было еще показывать?
- Они?
- И не смотрят...
- Сволочи! - возмутился БН.
- Сволочи... - согласился Голубев. - А теперь в вашей диссертацииАсуанского створа не будет.
- Не допустим - будет! - Каким образом?
- Простым: пойди узнай, с какого створа снимки - с Асуанского или сКрасноярского?
Помолчали. БН частенько вставал, уходил в носовую часть самолета. Там,в носовой, находился инженер Мальков, БН это заметно смущало: Мальков там, а он здесь, в самом хвосте?! А ведь в Асуан БН летел в одном самолете с Хрущевым, а вот Мальков с Хрущевым не летел. Там, в носовой, кроме Малькова, показалось Голубеву, во втором ряду слева еще и Томилин из странного дома в странном московском переулке. Усы отпустил, бородку, во всем остальном - как две капли.
Еще пообщались, и Голубева дернуло спросить:
- Рядом с Мальковым-то? Томилин? Я-то видел его без бородки. -Помолчав, еще спросил: - Это вы направили меня к Томилину? С повесточкой? На собеседование?
- Какой нахал, какой нахал! - удивился БН. - Вот не ожидал! Ну тогдазнай: я зря ничего не делаю. Сделал - значит, нужно было! Не сделал ненужно было!
И тут БН стал дремать; голова влево, ноги вправо, посредине дышитмассивное туловище.
До Москвы оставалось сорок минут, когда он проснулся.
- Голубев! Хочу сказать тебе спасибо! Говорю: спасибо!
- Я же со снимками в Асуане не сумел?
- Есть за что, есть, я зря не говорю. Мы с тобой хорошо поработали,хорошо сработались, я доволен... Завтра принесешь в кадры заявление - пособственному желанию. Сегодня четверг, завтра пятница. Ни пуха ни пера...
Хорошо стало голубевской душе, очень хорошо, легко! Ему давно не былотак легко. Однако Голубев не выдал радости, сидел с каменным, насколькоэто возможно, лицом.
В аэропорту Внуково в очереди на паспортном контроле, в очереди забагажом они снова оказались рядом, но были уже как бы и незнакомы. И опятьхорошо, но вдруг БН нарушил незнакомство - посмотрел-посмотрел на свойчемодан, открыл его и сказал:
- Сволочи! Носки сперли!
- Какие носки? - нечаянно отреагировал Голубев.
- Разного цвета, а размер один - сорок четвертый. На себя. В Каирекупил. Ну, это не в Египте, это наши удумали, вот сейчас и успели, сиюминуту. И жаловаться бесполезно - не докажешь. Уж на что в Египтеворуют - у нас похлеще! Ну, чего улыбаешься? Хорошо улыбаться, когда утебя ничего не сперли!
Еще кивнули друг другу и разошлись.
Голубев подумал: БН, когда он общался с Хрущевым, мучился вопросом:
"А почему не я? А я чем хуже?" И в самом деле - он хуже не был, во всякомслучае вождь мог бы получиться из БН не хуже других вождей и членов ПБ..
Дочке Голубев привез из Египта ожерелье. Простенькое, из камушковразного цвета, различной формы, но, показалось Голубеву, оригинальноеДочка тотчас ожерелье надела, принялась вертеться перед зеркалом.
- Ну как, мамочка? Подходит?
- По-моему, миленькое, - ответила жена. - К тому же египетское.
- А кто поймет, что египетское? - вздохнула дочь. - Ни один болван не поймет!
- Прицепи записочку: приобретено в Асуане такого-то числа, посоветовал сын. - В конце восклицательный знак...
- Ты сам из тех, которые и с запиской не поймут!
- Восклицательного знака не поймут? Тогда поставь вопросительный предложил Алешка.
Алешка получил отличную логарифмическую линейку... Логарифмическая, понимал Голубев, не очень-то ему нужна, зато была красива, смногочисленными шкалами и в прекрасном футляре. Наверное, в Египтетакие не пользовались спросом - стоила она дешево.
В свои студенческие годы Голубев с такой ни в жизнь не расстался бы,кожаный футляр чего стоил! Классная линейка, сложная линейка, Голубевдаже не знал, какое назначение имеют две верхних шкалы. Для каких таких расчетов? Сыну, современному физику, это был примитив, но спросить что к чему Голубеву показалось стеснительным.
Жена получила два ситцевых, очень симпатичных отреза. Симпатично, неторопясь она поцеловала Голубева.
Когда сели за стол, жена спросила:
- Ну что, товарищ египтянин? Как там дела-то? В Африке?
- Нил перекрыли...
- Вот-вот! От нашего папочки дождешься - он все в подробностяхрасскажет! - усмехнулась дочь. - Насера видел?
- Видел... - кивнул Голубев и вспомнил сцену с участием Насера иХрущева на стадионе Асуана, встречу на аэродроме.
- Вблизи?
- За руку здоровался.
- Красивый мужчина? Судя по портретам - очень.
- Так оно и есть...
- А фигура? Действительно очень стройный?
- Мне показалось - идеальное телосложение.
- Я так и думала.
- Ну а наш-то, Хрущев-то? - спросил сын. - Суетился?
- Не без этого...
- Как ты думаешь, что самое главное, из-за чего Хрущев поехал в Египет? Что у них с Насером общего? Общий вождизм?
- Не знаю... Я не дипломат. А Нил перекрыли.
- Ах, отец, отец, - покачал головой сын. - Во всем мире строят ГЭС. Во всем мире реки перекрывают! Процесс необратимый... Тут Голубев завелся:
- Во всем мире! Во-первых, неизвестно, к чему это приведет весь мир!Во-вторых, в цивилизованных странах никто не перекрывает равнинныхрек только горные! Америка Миссисипи бережет, а мы из Волги стоячуюканаву сделали! Мы на Нижнюю Обь замахнулись и вот еще Египетспровоцировали, а Нил - это же священная река!
- Ну не мы, кто-то другой строил бы Асуан. Обязательно. Немцы строилибы, раз выгодно для них, а не для Египта. Жена спросила:
- Салат понравился?
- Очень вкусно!
- Совершенно новый рецепт. К твоему приезду.
- Очень, очень вкусный...
Жена Татьяна с годами становилась все заботливее и заботливее: готовилавкуснее, вовремя отсылала мужа спать, не давала читать по ночам, онпринимал лекарства - она следила, чтобы принимал аккуратно, до или после еды, как указывал врач, носовые платки, сорочки и галстуки всегда чистенькие, выглаженные. Не то что в молодости. В молодости, помнится, если он просил жену разбудить его пораньше, она отвечала:
- Неизвестно, кто кого разбудит - я тебя или ты меня. Год назад, побольше того, Голубев сказал жене:
- Ты, Танюша, заботливая стала...
- Естественно, - ответила она. - Дети подросли, сами самовоспитываются, у меня времени больше стало.
Дети взрослеют, забот о них меньше, Голубев стареет, забот о нембольше... Приятно впадать в детство. За салатом последовал борщ Голубев и вопроса ждать не стал, хорош ли, постучал ложкой по тарелке.
- Замечательно!
- А твой начальник? Большой-то? Как себя в Египте показал? - спросила, хотя и без особого интереса, Татьяна.
Разговор о Большом Начальнике Голубев не хотел начинать за семейнымобедом, планировал его на завтра, в отсутствие детей, но деваться былонекуда.
- Большой - он мне больше не начальник!
- Ушел куда-нибудь? В Цека ушел?
- Я ушел...
- С какого времени?
- С завтрашнего дня...
- Сегодня четверг, завтра пятница, - сказала жена. - "По собственному"?
- Он мне предложил. А я рад.
- Вот как... - задумалась жена, а дети примолкли.
- Очень вкусный борщ! - Голубев снова постучал ложкой по тарелке,уже пустой, но еще красной, под цвет свеклы.
- Куда же ты теперь? Об этом думал?
- Не вплотную, но думал.
- И вот?
- Вот пойду в институт, на кафедру. На преподавательскую работу.
- Возьмут?
- У меня степень. По совместительству уже читаю курс.
- У нас в стройтресте прорабы и те со степенями. Напишут труд "Режимработы бетономешалок на жилищном строительстве" - и дело в шляпе.
- У меня серьезная была работа. На нее - десятки ссылок.
- Тебе, что ли, Татьяна, написать диссертацию? - саму себя задумчивоспросила жена. - В экономике строительства сам черт ногу сломит, вот ипиши что в голову взбредет. Какая-никакая, а прибавка к зарплате. Ну,Анька, - вдруг рассердилась она на дочь, - чего сидишь-то? Кума наименинах, да? Принеси из кухни второе! Разложи котлеты и картошку! Потарелкам!
Дообедали молча.
После обеда Голубев пошел в кабинет, прилег. В голове самолетный гул,уже не близкий, отдаленный. Толкотня при получении багажа припомниласьи комментарии Большого Начальника по поводу украденных носков...
Голубев в своем доме был одинок, он один был географ, а вся семьямеханики: движение, движение, а чего ради, каков результат - никто незнает, не интересуется. В какое море движение впадает - не интересуются.
География наука не аналитическая, она синтетическая и могла бы в своевремя увлечь Алешку, отец очень этого хотел, - не получилось.
Алешка окончил школу, отец с ним (неубедительно) беседовал:
- Ну что тебе физика?! Модно очень, понимаю! Серьезная наука,понимаю, но разве у тебя есть к этой науке склонности?
- Папаня, ты знаешь: есть!
- Не замечал.
- Я тоже не сразу заметил, после проанализировал: какой предмет дляменя самый легкий? Самый легкий - физика. Я ее и не учил никогда, иучителя плохо слушал, а все понимал. В учебник загляну и удивляюсь: чеготам объяснять-то, и так все ясно!
- Выбирать специальность потому, что она самая легкая? Глупо!
- Выбирать то, что тебе дается труднее всего? Умно?
- Провалишься! На физический конкурс невероятный!
- Конкурсы не бывают невероятными - если они существуют, значит, вероятны.
Теперь сын кончал физфак, с блеском кончал; год оставался, а ему уже и место в аспирантуре было уготовлено. Мать гордилась, преклонялась перед сыном, с трудом свое преклонение скрывала, а вот Голубев и рад бы преклониться - не получалось. Ему хотя бы в общих чертах понять - чем сын занимается? Но мало того что собственное образование ему этого не позволяло, сын тоже не объяснял, его специальность была засекречена, он говорил: "Люминесценция", на том объяснения кончались, раза два только упомянул, что и на кафедре и в оборонке его ждут.
Отец и сын существовали в разных мирах, не соприкасались, может быть, и презирали друг друга - взаимонепонимание не обходится без презрения.
Притом еще сын, легкомысленный и общительный мальчик, оказалсяподготовленным не только к своей специальности, но и к специальной жизни тоже - легкомыслие и самоуверенность помогали. Появятся у него дети тоже не будут знать, чем занимается их отец, как называется то, чем он занимается.
Экономист строительного треста, Татьяна Александровна Голубева - тоже механик, механик движения в нечто, что было ей неизвестно и невызывало никакого интереса.
Дочь училась в Текстильном институте, мечтала стать модельером механика моделирования. Что будет с людьми лет через тридцать? - этот вопрос всем этим механикам, ни одному, в голову нe приходит и прийти не может, только географу Голубеву.
А еще дочь боялась Ленина: когда-то в детском садике руководительница объяснила: дядя Ленин - это такой дядя, который умер, но все равно жив и очень любит детей...
Глава пятаяАСЯ
В пятницу Голубев побывал в кадрах "кВч", оставил заявление, спросил:
- Сколько еще дней я обязан выходить на работу? Инспектор отдела, сильно разукрашенная дама, сильно молодящаяся,моложаво подергала плечиком.
- С начальником кадров говорили?
- Не говорил.
- Поговорите. Впрочем, я сама потолкую. На руках "Для служебного пользования" есть?
- Две инструкции.
- Сдадите мне под расписку в собачьем листочке. Расчет - через две недели. Работу можете подыскивать с сегодняшнего дня. Отмечаться в журнале прихода-ухода необязательно. Понятно объясняю?
- Вполне!
- Спасибо!
- Не за что!
Разговаривая таким вот образом в кадрах, Голубев думал: "К Асе, к Асе, к Асе!" Все впечатления, все, о чем Голубев думал в Асуане, на правом берегу Нила, он думал и впечатлялся не один - с Асей. И теперь (сию же минуту!) должен был ее видеть.
И звонил Асе и вчера и сегодня - безответно. Голубев думал - Ася на дежурстве: медицинская сестра Корнеева (до замужества Горелова) то и дело дежурила и за себя и за других сестер - отказывать она не умела, семьи не имела, всегда свободна.
- Ты жив?!- встречала Голубева Ася, когда он навещал ее. Голубев в ответ говорил Асе, что любит ее.
- Не верю! Голубева это потрясало.
- Почему?
- Для тебя это слишком легкомысленно. И непривычно.
- Я? Легкомысленный? Ты же знаешь - я зануда! Вот кто я!
- Тебе Бог велел быть легкомысленным - что ты пережил-то? Ничего завсю свою жизнь ты не пережил!
- Чуть не полвека живу.
- Пустяки! Ты не пережил таких дней, чтобы каждый за полвека!
- Виноват - в сравнении с тобой я не пережил ничего! Виноват. И встреча тут же принимала тот самый оттенок, которого и Голубев иАся хотели избежать, и Ася говорила:
- Виновата я! - Помолчав, говорила: - Я так долго была без тебя, такиздалека, так беспомощно о тебе думала, что теперь не знаю, не верю, чтоты - это ты. И о себе так же: я это или все еще не я?
- Ну, меня распознать ничего не стоит: нормальный человек...
- Самая невероятная вероятность! Поверить невозможно: нормальный.
- И ты не веришь...
- И я не верю... Знаешь, что я хочу сказать?
- Знаю...
- Что?
- Хочу сказать: давай повспоминаем...
- Ты ужасно догадливый, - улыбалась Ася. Как никто на свете онаулыбалась. Только в улыбке она и сказывалась, ни в чем другом не былони истинной ее доброты, ни души, ни любви.
Влюбленно они вспоминали годы школьные, почти что детство, учителей, спектакли и концерты, экскурсии в Суздаль, в Ростов Великий сучителем истории, Асиных родителей в огромной коммунальной квартире,вспоминали и удивлялись: такие тяжелые годы - тяжелее, труднее нынешних, но со всею очевидностью они были, а нынешние этой очевидностилишены.
Сперва вспоминалось не самое главное, что-нибудь совершенно случайное, а потом Ася вдруг спрашивала:
- Не помнишь ли, что ты делал десятого января тысяча девятьсот сорокпервого года?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26