Слуга приносит поднос с налитками, но мать Джейн категорически отстраняет протянутый дочери бокал.
Мать Джейн. Ни в коем случае. По крайней мере, в моем доме ты не получишь и капли спиртного. (Лидии.) Скажите, а вы не имеете подобного пристрастия, как моя дочь?
Лидия. Я не пью… В исключительных случаях… и то… чуть-чуть.
Мать Джейн (отцу). Я же тебе говорила, что у коммунистов кое в чем несомненные успехи. Вот — актриса и не пьет. Браво!
Лидия. Мой отец-алкоголик. Вот откуда у меня отвращение к спиртному.
Отец Джейн насмешливо поглядел на мать и вынул изо рта сигарету.
Отец Джейн. В этом я усматриваю некоторую закономерность. Моя дочь пьет, возможно, потому, что я равнодушен к алкоголю.
Мать Джейн (Лидии.) А ваша мать?
Лидия. Мама ненавидит спиртное. Из-за отца.
Мать Джейн. . В каждой семье свои проблемы. Как прекрасно заметил ваш великий писатель Лев Толстой… если меня не подводит память… Все счастливые семьи похожи друг на друга… а дальше… м-м-м…
Лидия (продолжая). Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Мать Джейн. У вас образование… театральное?
Лидия. Я училась в театральном институте.
Отец Джейн. Из какой вы семьи?
Лидия. Вы имеете в виду мое происхождение? О, самое заурядное. Отец — рабочий. Слесарь.
Мать Джейн (отцу) Видишь, мой друг, у них в стране дочь рабочего, слесаря, учится в институте и становится звездой экрана. Не знаменательно ли это?
Отец Джейн (матери). Обрати внимание. Не просто рабочего, а алкоголика, как поведала нам наша прелестная гостья.
Джейн. А разве у наших звезд мало родителей из простой среды, и тоже отъявленных алкоголиков?
Мать Джейн. Что ты хочешь этим сказать?
Джейн. Ничего. Только то, что сказала.
Мать Джейн (Лидии, меняя тему разговора). Милая, вы нам очень понравились. И отныне считайте наш дом своим домом. Я тешу себя надеждой, что вы благотворно повлияете на мою дочь. Она вас обожает.
50. Интерьер.
Кабинет в доме Дэвиса.
(День)
В кабинете перед телевизором сидят в креслах Дэвис и Безруков. На журнальном столике — бутылка вина, бокалы, ваза с фруктами. Сын Роджера, Ларри, заглянул в кабинет.
Ларри. Я не помешаю, если буду здесь играть?
Безруков. Несомненно помешаешь, малыш. Пожалуйста, оставь нас вдвоем с папой.
Дэвис. За время жизни в Москве ты совсем отбился от рук. Разве ребенку место там, где разговаривают два взрослых джентльмена?
Ларри. Виноват. Прошу прощенья.
Безруков. Мы тебя прощаем. А теперь оставь нас — нам с папой предстоит серьезный разговор.
Дверь за Ларри закрылась.
Дэвис. У вас действительно ко мне важное дело?
Безруков. Очень. При всем вашем богатом воображении, вы себе не представляете, насколько серьезен для вас предстоящий разговор.
Дэвис. Догадываюсь. Вас послала ведьма… по кличке Мумия, не так ли? Вернее — ее хозяин. Генерал. После встречи с которым я бьл вьнужден немедленно покинуть Москву, дабы избежать гнуснейшего шантажа. Так ведь?
Безруков. А вы полагаете, что выскочили из расставленной вам западни?
Дэвис. Тешу себя надеждой. А вы, мой друг, писатель, были одним из тех, кто эту западню расставил? Меня лишь сейчас осенило.
Безруков. Бывает. Многие умны задним числом. Со мной такое тоже случается. Но сегодня я здесь лишь в качестве посредника. Меня просили передать вам этот видеофильм, снятый в спальне нашей актрисы, когда вы с ней резвились в постели. Качество съемки отличное. Смею вас заверить, вы имеете шанс вторично пережить эти сладостные минуты, вставив кассету в видеомагнитофон. Я сознательно выбрал момент, когда вашей жены нет дома. Мы все же джентльмены. Ну что, будем смотреть вдвоем? Или лучше вас оставить наедине с приятными воспоминаниями?
Дэвис. Вон! Вон отсюда! Немедленно покиньте мой дом.
Безруков. Гнев — плохой советчик. Холодным разумом проанализируйте ситуацию и, когда примите решение, — вам известно, где меня найти.
51. Интерьер.
Гостиная в доме Дэвиса.
(Ночь)
Дэвис нервно расхаживает по гостиной, порой косясь на закрытую дверь, ведущую в кабинет. Из спальни выглянул Ларри в ночной пижаме. Роджер на нем сорвал гнев.
Дэвис. Марш в постель! Сколько раз повторять!
52. Интерьер.
Кабинет в доме Дэвиса.
(Ночь)
Джейн одна в кабинете сидит перед телевизором. Расширенными от ужаса глазами впилась в экран, на котором — злосчастный видеофильм.
На экране: Роджер и Лидия раздеваются. Лидия ложится на тахту полуобнаженная. Роджер нетерпеливо срывает с нее последние одежды. Оба — в постели.
Голос Дэвиса (из-за двери). Достаточно? Или будешь дальше смотреть?
Джейн. Достаточно. Можешь выключить.
Дэвис заходит в кабинет, выключает телевизор, поворачивается к Джейн и, не глядя ей в глаза, произносит медленно, чеканя каждое слово.
Дэвис. Мне нет оправдания. Я — в нокауте. Как нам дальше быть — решать тебе.
Слезы застилают глаза Джейн.
Дэвис покидает кабинет.
53. Экстерьер.
Палуба теплохода.
(День)
По широкой Темзе, минуя Тауэр, Вестминстер с Биг Беном — самые яркие приметы лондонского ландшафта, бежит белый речной теплоходик «Аякс», обгоняя себе подобные прогулочные кораблики, переполненные туристами, и темные, глубоко осевшие в воде, баржи, старый эсминец, пришвартованный к берегу и превращенный в музей.
На «Аяксе» нет туристов. На его палубе работает съемочная группа. Проложены рельсы, и по ним ездит от борта к борту тележка с камерой. Несколько статистов, изображающие пассажиров, теснятся у борта, а Лидия и английский актер, играющий Джона, репетируют с режиссером у самого носа корабля.
Режиссер. Еще раз и будем снимать.
Джон. Там моя школа. Видишь? А справа-банк, в котором работал мой отец. Он говорит, что ты ему очень нравишься.
Лидия. И он мне. А главное — я люблю тебя. И мне очень хорошо.
Она смеется и обвивает руками его шею.
Режиссер. Прекрасно. Больше не репетируем. Снимаем. Камера! Готовы?
Оператор. Мы-то готовы. Но пока вы репетировали, солнцу надоело ждать, и оно заходит за тучу.
Режиссер (взглянув на небо). Черт бы его побрал! Лондонское солнце. Это надолго. Объявляю перерыв на полчаса.
Ассистент оператора надевает на камеру чехол. Статисты садятся на палубу и пьют пиво из банок. Лида спускается по трапу и открывает дверь каюты, превращенной в гримерную.
54. Интерьер.
Каюта.
(День)
В каюте установлено зеркало, а перед ним — столик с флаконами и баночками с гримом. На диване сидит Джейн, Дэвис стоит у иллюминатора.
Лидия. Как вы сюда попали?
Дэвис. А разве это имеет значение?
Джейн. Ваши британские коллеги по съемкам не забыли нас с московских времен и были настолько любезны, что открыли нам вашу каюту, и мы здесь ждем вас с нетерпением.
Дэвис. Мы воспользовались тем, что на съемках отсутствует этот… Безруков… писатель. Нам бы не хотелось его видеть. Лидия, закройте дверь. Заприте изнутри… Нам необходимо поговорить без посторонних.
Девушка покорно заперла дверь, села рядом с Джейн.
Лидия. Я вас слушаю.
Дэвис. Анатолий Безруков — никакой не писатель, а сотрудник КГБ, офицер советской разведки. Не сомневаюсь, что вы это прекрасно знали… Задолго до того, как у нас открылись глаза. Вы не только знали, но и сотрудничали с ним. Ваша квартира была западней, оборудованной по последнему слову техники, и все, что произошло… между мною и вами… вся постель… было зафиксировано на пленке… Не надо оправдываться. Я корю себя. Сам виноват. Джейн обо всем знает. Поэтому мы вместе явились к вам.
Лидия. Зачем?
Джейн. Просить вашей помощи. Лишь вы можете спасти Роджера. Ваш… писатель его шантажирует этим… гнусным фильмом… снятым в вашей квартире. Лида! (Джейн опустилась на колени, обнимая ее ноги.) Спасите нас!
Лидия. Как? Что я могу сделать?
Джейн начинает рыдать, и слезы выступают на глазах у Лидии. Она обнимает Джейн и рыдает вместе с ней.
Дэвис. Лидия! Если вы сохранили хоть что-то святое… Во имя Джейн, которая вас любит… Наконец, во имя нашего сына, помогите нам выбраться из этой гнусной ловушки. Я уверен, что вы такая же жертва, как и мы. Вы-то, действительно, актриса, а не сотрудник КГБ. Вас или запугали, или чем-нибудь прельстили. Но сейчас на карту поставлена жизнь… живых людей. Джейн… Ларри… и моя. Проявите великодушие… и благородство. Сделайте официальное заявление… в прессе, что вся эта история была заранее спланированной операцией КГБ. Дайте чистосердечные показания о роли, вернее, задании, какое вы исполняли по их приказу.
Джейн. Лида! Милая! Дорогая! Вы не откажете нам! Вы же чисты душой. У вас честные, добрые глаза. Мое сердце меня не обманывает. Вы запутались в их сетях… как и мы.
Лидия. Но тогда мне закрыт путь назад, домой. Вы понимаете, что требуете от меня? Никогда больше не увидеть своих родителей. Спасая вас, я рою яму себе. О, вы еще не знаете, с кем имеете дело! Они ни перед чем не остановятся. Они не оставят меня в живых… ликвидируют в два счета. Такой ценой вы согласны спастись?
Дэвис и Джейн растерялись, не находят слов для ответа. Выручил их стук в дверь.
Лидия (нервно). Кто там?
Голос гримерши (робко, из-за двери). Это я. Поправить грим.
Лидия. Какой грим? Ах, оставьте меня в покое!
55. Экстерьер.
Палуба теплохода.
(День)
Солнце сияет над Темзой. Снова проплывают мимо теплохода Тауэр, Вестминстер. На высокой башне отбивают время главные часы Лондона — Бит Бен.
Тележка с камерой подъезжает совсем близко к Лиде и Джону, стоящим на носу теплохода.
Лидия. А главное — я люблю тебя. И мне очень хорошо.
Режиссер. Стоп! Черт возьми! Разве можно говорить «и мне очень хорошо» таким замогильным голосом? Что с вами, Лида? Встряхнитесь, наконец! Не то мы снова упустим солнце.
У Лидии на глазах выступают слезы.
Оператор оторвался от окуляра камеры и безнадежно махнул рукой.
Оператор. С таким выражением на лице, милая, не в любви объясняться, а служить панихиду в церкви.
56. Интерьер.
Ресторан.
(Вечер)
Русский ресторан в Лондоне. Один из многих, открытых старыми и новыми эмигрантами из России по всему земному шару. На стене в золотистой раме чудовищная копия картины Васнецова «Три богатыря». Полотенца у официантов расшиты петухами. Оркестр, в русских рубахах навыпуск, повязанных шелковыми поясами, играет на балалайках; бородатый певец, в таком же костюме, с печальным и испитым лицом, чуть ли не рыдает в микрофон:
Москва златоглавая, звон колоколов.
Царь-пушка державная, Аромат пирогов.
Конфетки, бараночки, Словно лебеди — саночки.
Эх, вы, кони залетные!
Слышна песнь с облучка.
Гимназистки румяные, От мороза чуть пьяные, Грациозно сбивают Рыхлый снег с каблучка.
Безруков ведет Лиду под руку между столиками.
Безруков. Вот так всегда. Убегут из России, потом рыдают по ней. Нет, Лида, хуже доли эмигранта. Особенно русского. Мы, русские, не приживаемся на чужой земле. Я объездил почти весь свет, повидал беглецов на всех широтах. Все плачут по Родине… Вот как этот.
Как бы в подтверждение его слов, певец на эстраде затянул, словно взвыл:
Бегут весенние ручьи, И солнце в них купает ноги.
А мы сегодня все спешим, Мы проклянем свои дороги.
Ой, ты, синее небо России, Ухожу, очарован тобой, А березки, как девки босые, На прощанье мне машут листвой.
Я нигде без тебя не утешусь, Пропаду без тебя, моя Русь.
Вот вам крест, что я завтра повешусь, А сегодня я просто напьюсь.
Другую буду обнимать, С другой, быть может, брошусь в омут, Но никогда ей не понять Чужую страсть к родному дому.
Ой, ты, синее небо России, Ухожу, очарован тобой, А березки, как девки босые, На прощанье мне машут листвой.
Я нигде без тебя не утешусь, Пропаду без тебя, моя Русь.
Вот вам крест, что я завтра повешусь, А сегодня я просто напьюсь.
Лида и Безруков заняли столик, откуда лучше видна эстрада и слышен рыдающий голос певцов. Актриса закрыла лицо руками, слушая песню. Безруков отпустил официанта, принявшего заказ, и ласково тронул Лиду за плечо.
Безруков. Нервишки разгулялись? А, моя детка? Пройдет. Все в этом мире проходит. А что остается? Старость. Но это актуально для меня, увядающего козла, а к тебе, моя прелесть, пока еще не имеет ровным счетом никакого отношения. Поэтому пользуйся жизнью. Пока юна. Пей ее радости пригоршнями. Ну, улыбнись, мой ангел. Нам зверски завидуют эти несчастные музыканты. Мы-то с тобой вернемся домой, а им России не видать как своих ушей. Россия-мать строга и взыскательна, не прощает измены. Уж нам-то с тобой не к чему грустить. Ты — актриса и должна уметь улыбаться, даже когда на душе траур. Ляжешь спать пораньше, выспишься хорошенько и утром будешь свежа как огурчик. У каждой актрисы бывают срывы. Женщины, вообще, существа с неуравновешенной психикой. Отсюда и перепады в настроении. Утром ты снова засияешь, как солнышко.
Лидия. Боюсь, не уснуть мне.
Безруков. А для чего снотворное? У англичан таблетки куда лучше наших. Я тебе дам. Действуют безотказно, уснешь как младенец.
А новая песня с эстрады продолжает терзать Лидину душу:
Четвертые сутки пылают станицы. Потеет дождями донская земля. Не падайте духом, поручик Голицын, Корнет Оболенский, налейте вина. А в сумерках кони проносятся к яру. Ну, что загрустили, мой юный корнет? А в комнатах наших сидят комиссары И барышень наших ведут в кабинет. Ах, русское солнце, великое солнце! Корабль «Император» застыл, как стрела. Поручик Голицын, а может, вернемся? Зачем нам, поручик, чужая земля?
Безруков с наслаждением ест, а Лида лишь ковыряет вилкой.
Безруков. Котлеты по-киевски здесь получше, чем в Киеве. Только за границей и поешь в охотку русской пищи. Дожила матушка Россия! Но это уж сферы высокой политики, и об этом пусть думают лошади — у них головы большие. Ешь, Лидочка. У меня с тобой сегодня есть повод славно кутнуть.
Лидия. Какой повод?
Безруков. По секрету: Дэвис — у меня в кармане. Мышеловка захлопнулась.
Лидия. Он сдался?
Безруков. Я его припер к стене. Намертво. Он оказался крепким орешком. Все никак не хотел раскалываться. Но я нанес последний удар, от которого ему не устоять, и он уж теперь никуда не денется. Приползет, как миленький. И будет лизать нам руки, как последний пес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12