– Посмотри сюда.
В глубине помещения она указала на место, где осталась дырка для печной трубы.
– Здесь будет печка. Предположим, мы нарежем несколько огромных круглых чурбанов из дуба и поставим их здесь, вместе с корой и всем прочим, прямо так, как они были в лесу. Мы поставим их рядом с печкой и положим на них грубые рабочие ботинки, это будет по-мужски. Здесь корзинка с орехами, массивные кресла у печки и у стены позади нее, каждое кресло словно приглашает. Им это понравится! Мужчины любят сидеть рядом с печкой. Женщинам печек вполне достаточно, пока они работают на кухне, поэтому мы положим их туфли, напротив, в холодке, в витрине, за оградой. И хотя скорее всего не окажется ни одной женщины, которой самой захочется носить красные туфли, они все будут восторгаться ярким цветом и веселостью, которую такие туфли создадут в качестве заднего плана. Представь себе Рождество, языки пламени, горячий кофейник для мужчин возле печки. Мы можем предложить им оставить их кружки прямо здесь, повесив на крючок в стене. Наши ботинки будут покупать и много. А леди соберутся напротив и будут охать и охать над твоими сказочными туфлями и сплетничать подальше от мужей.
Абигейл и не заметила, как унеслась в мечтах, словно это строился ее магазин. Ее лицо приобрело то же приятное выражение, которое Джесси поймал в день, когда привезли красные туфли. Она не обратила внимания, что сказала: «Наши ботинки будут покупать». Ее лицо дышало вдохновением, яркие глаза сверкали. И точно так же как ее вид подействовал на Джесси Дюфрейна несколько недель назад, он подействовал теперь и на Мелчера. Подол юбки Абигейл всколыхнул пыль с пола, и солнце, просвечивая сквозь отверстие для дымохода и недоделанную крышу, образовывало светящийся ореол вокруг Абигейл, когда она двигалась, жестикулировала, поворачивалась и говорила. Она подняла руку, чтобы показать, где будет кофейник, булькающий на печке, и Джесси забыл о летней жаре и словно увидел Абигейл здесь зимой, полную энтузиазма, помогающую дамам выбрать туфли. Он представил, как он обслуживает мужчин и говорит их женам: «Моя жена поможет вам возле окна».
И внезапно понял, что, возможно, все так и будет.
Абигейл повернулась к нему, и он удивил ее поймав ее руку в воздухе. На какое-то мгновение слова застряли в горле у оробевшего Дэвида. Пылинки кружились вокруг них, словно снег, ложась на плечи. Стояла тишина, пахло деревом, было очень уютно. И он любил ее.
– Абигейл... – сказал он и сглотнул.
– Да, Дэвид?
– Абигейл, можно я... п... поцелую тебя?
Он уже наделал с ней так много ошибок, что решил сперва спросить.
Она бы хотела, чтобы он ничего не спрашивал. Джесси не стал бы спрашивать. Боясь, как бы Дэвид не прочитал ее невольные мысли, она опустила взор. Дэвид же принял это за сдержанный отказ и отпустил ее руку.
– Извини... – начал он. Абигейл вновь подняла глаза.
– За что тебе извиняться? – спросила она быстро. – Ты еще ничего не сделал.
Разум подсказывал ей, что нельзя сердиться на человека, когда он всего лишь хотел проявить вежливость, но всему есть предел!
– Я... сам... нет... – запинался он, но ответ Абигейл так смутил его, что он не знал, что делать.
– Да, Дэвид, ты можешь меня поцеловать. Но к этому моменту ситуация потеряла очарование неожиданного поцелуя. Несмотря на это, Дэвид взял обе руки Абигейл и наклонился к ней. Между ними стояла небольшая доска, но вместо того, чтобы обойти ее или перешагнуть и обнять Абигейл, Дэвид склонился через препятствие, и, закрыв глаза, нежно коснулся ее губ.
У него были мягкие, нежные губы прекрасной формы. И Абигейл подумала: и как не стыдно не уметь пользоваться ими.
Дэвид держал их несколько изнурительных секунд у ее губ, в течение которых Абигейл совершенно ничего не чувствовала. Разговор о том, как они выставят туфли, возбуждал ее больше, чем поцелуй. Дэвид выпрямился и сохранял молчание, такое же, как во время поцелуя. Абигейл посмотрела вниз, на лежавшие под их ногами древесные опилки и разделявшую их доску. Она подумала, что так они могли целоваться, даже если бы между ними была доска, доходящая им до груди. Поцелуй одними губами, решила про себя мисс Абигейл, определенно не приносит никакого удовольствия. Поэтому она вновь подняла губы к Дэвиду и на мгновение посмела положить руку ему на шею. Но поцелуй получился коротким, и сразу же после него Дэвид произнес очень подходящую к моменту фразу:
– Может, мы пойдем?
Абигейл хотела сказать: «Нет, давай попробуем еще раз без доски. Давай попробуем еще раз с языком». Но он наконец обогнул доску и, взяв Абигейл за локоть, проводил ее до несуществующей двери. Все же, как почувствовала мисс Абигейл, поцелуй взволновал Дэвида, так как всю дорогу домой он нервно говорил: о том, как она была права, и что он немедленно включит в заказ ботинки, и они прибудут как раз к открытию в октябре, о том, какой к тому времени может выпасть снег, и что было бы лучше запастись дровами, о том, как они составят специальное объявление для газеты, несмотря на то, что все в городе и без того знали, когда откроется магазин.
Дэвид отказался остаться на ужин, как он последнее время делал довольно часто – и действительно, совместные ужины превратились скорее в правило, чем в исключение, – собрал свои бумаги и ушел, объяснив, что сразу хочет приступить к составлению заказа.
Ночью Абигейл пыталась проанализировать свои чувства к Дэвиду Мелчеру и найти причины, по которым она поощряла его. К этому времени она была уверена, что не беременна, так что самое большое потенциальное препятствие для их взаимоотношений было устранено. Как ни странно, переполнявшее ее когда-то чувство вины больше не беспокоило ее. Она поступила аморально, но не думала, что должна платить за это всю свою жизнь. Она заслужила немножко счастья, и если Дэвид Мелчер предложит ей его, она больше не считала, что обманет его, приняв это предложение.
Теперь причина ее переживаний была не в морали, а в чувствах. Дэвид ее не возбуждал. Она пыталась не думать о Джесси... ох, она по-настоящему, по-настоящему старалась. Но это не помогало. Когда ее поцеловал Дэвид, невозможно было не сравнивать его поцелуй с умелыми, неистовыми, искушающими поцелуями Джесси. Яркие воспоминания нахлынули на Абигейл и вытеснили из мыслей все, кроме интимных подробностей о Джесси. Она знала каждое место на его теле так же хорошо, как на своем, и она больше не стыдилась признавать это. Она вспоминала каждую часть его тела и гадала, уменьшится ли чувственное влечение, если она выйдет за Дэвида. Ах, но Дэвид не спрашивал ее. Ах, но он должен был. Пройдет еще немного времени, и он спросит, она уверена. А когда он это сделает, что она ответит? Нет – я не выйду за тебя, потому что ты не заставляешь мою кровь бежать так, как Джесси? Или да – потому что во всем остальном мы очень подходим друг другу. Лежа без сна ранним утром, она подумала, что, если бы ей удалось соблазнить Дэвида и заставить его выказать больше пыла, она имела бы больше материала для сравнения его с Джесси Дюфрейном.
На следующий вечер Дэвид принял ее приглашение на ужин. Стол был накрыт на кухне, где они часто ужинали вместе. Еда была превосходная, и за кофе Дэвид, как всегда, рассыпался в комплиментах.
– Восхитительно! Все, что ты готовишь, восхитительно! Оно согревает не только желудок мужчины.
Уж если Абигейл сравнивала двух мужчин, делать это следовало честно и правдиво. Она позволила оживить в памяти голос Джесси с его бесчеловечными уколами, так сильно раздражавший ее раньше, но теперь лишь искушающий. «И чем ты собираешься меня отравить на этот раз, Эбби?». Сама того не замечая, Абигейл улыбнулась этим словам.
– Я сказал что-нибудь смешное? – спросил Дэвид, заметив это.
– Что?
Абигейл с сожалением вернулась в настоящее.
– Ты только что смеялась. О чем ты думала?
. Я не смеялась.
. Ну ладно, твои плечи покачнулись, словно ты смеялась про себя.
Абигейл покачала головой:
– Ничего особенного. Я просто рада, что тебе понравился мой ужин.
Ее ответ успокоил Дэвида. Отодвинув свой стул от стола, он предложил:
– Я подумал, может, мы почитаем какие– нибудь из твоих сонетов? Это все, что нужно, чтобы сделать вечер бесподобным.
Почему слово «сонеты» прозвучало внезапно так же сухо, как и его поцелуй?
– Ты всегда говоришь замечательные вещи, – сказала Абигейл, чтобы сгладить неприятное впечатление.
Они читали сонеты. Он сидел на канапе, а она – на табуретке. Лампы были зажжены. Им ничего не нужно было делать– только наслаждаться вместе стихами. Но когда книга, наконец, была отложена, Дэвид ощутил в Абигейл нетерпение, почти облегчение. Такая перемена вызвала в нем замешательство. Он чувствовал в ней какое-то беспокойство, вытеснявшее спокойствие, которое он так любил и искал.
Он поцеловал Абигейл на ночь. Целомудренный поцелуй, подумал Дэвид. Сухой поцелуй, подумала Абигейл.
Через несколько дней они сидели ранним вечером на качелях. Сентябрь в самом разгаре, зима – не за горами.
– Что-то тебя... бе... беспокоит... да?
– Беспокоит меня?
Тон Абигейл был резким. Она нарезала полоски для плетеных ковриков, и ее руки рвали и нием.
сматывали тряпки почти с ожесточе– Я было подумал, что рассердил тебя, но я... не знаю ч... чем.
– Не глупи, Дэвид, – укоризненно произнесла она. – Ты совсем не рассердил меня. Как раз наоборот.
Она отрывала длинную полоску, не спуская с нее глаз, и неприятный звук резанул ее по нервам. Уж лучше бы она прекратила свою работу, пока они разговаривали.
– Тебе нет необходимости... пы... пытаться скрывать это из любезности. Я только хотел... узнать, что тебя беспокоит.
– Я же говорю: ничего!
Руки мисс Абигейл замелькали, сматывая полоски в клубок. Разве она могла сказать, что все жители города ждут, пока они поженятся, и что она отдала бы все, чтобы он сделал ей предложение, и в то же время с каждым днем все больше боялась, что он это сделает? Как она могла объяснить такое смешение мыслей ему, если сама не могла разобраться?
Дэвид нежно дотронулся до ее рук, которые неистово сматывали полоски в тугой клубок.
– То, что ты называешь ничем, видимо, представляет из себя что-то внушительное. Гораздо большее, чем я думал. Ты мотаешь эти тряпки, словно хочешь ими кого-то удушить. Меня?
Абигейл бросила клубок на колени и уткнулась лбом в ладонь, не сказав ни слова.
Дэвид сидел, уставившись на лохматые красные нитки, раскинувшиеся на коленях Абигейл как паутина.
– Это началось в тот д... день, когда я спросил тебя, могу ли я тебя п... п... поцеловать. Я внушаю тебе отвращение, Аби– гейл? Ты сердишься, п... потому что я по... поцеловал тебя?
Она постучала пальцами по лбу и взглянула себе на колени, не зная, что сказать. Она не знала, хочет ли продолжать этот разговор. Как она могла сказать о тех двух безжизненных поцелуях?
– Ох, Дэвид...
Она тяжело вздохнула и посмотрела в сторону.
– В чем дело? Что я сделал? – умоляющим голосом спросил он.
– Ты ничего не сделал, – сказала она, испытывая горячее желание, чтобы он, наконец, что-нибудь сделал и она смогла бы раз и навсегда решить, что он для нее значит.
– Абигейл, когда я первый раз приехал сюда, я почувствовал между нами... взаимопонимание. Я думал, что ты тоже это почувствовала. Я подумал, насколько мы люди... одного склада, но... в общем, с тех пор я увидел, как ты изменилась.
Было время признать правду.
– Да, изменилась, – сказала Абигейл устало.
– Как? – расхрабрился он.
Усталость покинула Абигейл, и она, вскочив на ноги, раздраженно бросила:
– Мне больше не нравятся сонеты. Клубок покатился по полу, но Абигейл не обратила на это внимания и, скрестив руки на груди, предоставила Дэвиду возможность созерцать свои напряженные лопатки.
Он сидел, уставившись на них, и был совсем сбит с толку. В следующий момент Абигейл вошла в гостиную и захлопнула за собой дверь. Дэвид на некоторое время остался на качелях, гадая, чего ей от него нужно, и при чем здесь сонеты. Наконец он вздохнул, поднялся и захромал к двери. Он открыл ее тихо и, войдя, обнаружил мисс Абигейл стоящей перед громоздкой, похожей на трон стойкой для зонтиков, уставившись на свое отражение в зеркале. Он заметил, что она делает любопытную вещь. Она подняла руку и прижала пальцы внешней стороной к коже под подбородком, изучая свои движения в стекле.
– Что ты делаешь? – спросил он.
Она ответила не сразу и продолжала нажимать на подбородок. В конце концов она устало опустила руку, повернулась и ответила печально:
– Загадываю желание, чтобы ты меня опять поцеловал.
Губы Дэвида приоткрылись, Абигейл читала его мысли, как будто они ясно отражались на его лице: он так долго беспокоился, что слишком поторопился, поцеловав ее в магазине. Робость отпустила его, но он был немного шокирован тем, о чем она попросила его. Но в конце концов он подошел к ней, и мисс Абигейл прочитала на его лице одно – страх перед тем, что она его по– настоящему, по-настоящему хочет.
На этот раз между ними не было доски, но когда он целовал ее, он делал это по-прежнему бесстрастно и неуверенно. Это было как раньше, только еще хуже, потому что теперь, не имея никаких препятствий, он мог бы притянуть ее к себе, но не сделал этого. Вместо этого он держал ее в жалком подобии объятий и боялся поверить, что его губы, наконец, коснулись ее губ с ее полного согласия.
Абигейл внезапно захотелось выяснить все о Дэвиде Мелчере и о себе. Она подняла руки, обвила его плечи и, приподнявшись на цыпочки, впилась в его губы с притворной страстью. Она прижала свою грудь к его облаченной в жилет груди, но вместо того, чтобы воспользоваться ее приглашением, он почувствовал, как у него сперло дыхание, и отстранился от нее, боясь, как бы их объятия не оказались слишком смелыми.
– Абигейл, я мечтал об этом так давно, – сказал он, глядя ей в глаза. – Я мечтал о тебе и доме, о магазине и обо всем, и сейчас просто не верю, что ты испытываешь ко мне то же чувство, что и я к тебе.
– Что ты чувствуешь, Дэвид? – спросила она, пытаясь разговорить его.
Он ее полностью отпустил, с соблюдением приличий отступил и взял ее за одну руку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58