– С ним все в порядке, Джим?
– В целости и сохранности, уверяю тебя. Они хранят его в домике обходчика.
– В домике обходчика! Черт, эти остолопы разнесут вдребезги все мои пластинки. Я хочу, чтобы их забрали оттуда. Ты не собираешься туда?
– Нет, завтра после встречи я направляюсь обратно в Денвер. Знаешь, в каждом горняцком городке мэры умоляют нас провести к ним ветку, чтобы вывозить руду. Мы не можем строить так быстро, так что поторопись с выздоровлением.
– Я тебе доверяю, Джим. Только дай мне знать, что там происходит, потому что я уже устал от здешней праздной жизни. Как только док разрешит, я приеду на конечную станцию. Я только волнуюсь, чтобы мое оборудование было в целости и сохранности.
– Я могу попросить Стокера взять его в поезд снабжения, – предложил Хадсон.
– Ради Бога,, нет! Избавь меня от Стокеpa! – Они оба засмеялись. – Он хорошо управляется со сталью и деревом, но я уж скорее сброшу свое оборудование с горы, чем доверю Стокеру с его паровозом. Оставь его, где есть. Может быть, я придумаю что-нибудь. Может, я смогу выбраться отсюда завтра вместе с тобой, кто знает?
– Ну выздоравливай, приятель. Мне надо еще повидаться с доктором Догерти, и раз уж я здесь, то заодно проверю, нет ли каких жалоб у начальника станции на работу новой ветки. Ну, я пошел, Джесс. Так или иначе, я увижу тебя перед отъездом.
Когда Хадсон собирался уходить, в дверях появилась мисс Абигейл с подносом:
– Могу я предложить вам стаканчик лимонада, мистер Хадсон?
– Мы доставили вам уже немало хлопот, мисс Маккензи. Это я должен вам кое-что предложить, прежде чем уйду. Сколько я вам должен за уход за двумя людьми?
Несмотря на то, что мисс Абигейл бесчисленное число раз напоминала Джесси, что взяла его в свой дом только из-за денег, теперь, когда ей их предложили, она растерялась.
Джесси мог понять ее замешательство от вопроса Джима и видел, что она не могла оценивать в долларах все то, что она сделала. Ведь деньги являлись тем предметом, которые леди не обсуждают.
– Дай леди хорошую цену, Джим.
– Так во сколько же ты оцениваешь свою шкуру, Дюфрейн? – Они обменялись заговорщическими взглядами, и Джесс ответил:
– Я не знаю, сколько стоит моя шкура, но стакан знаменитого лимонада Эбби стоит в любой день тысячу долларов.
– В таком случае, я попробую этот лимонад перед уходом, – сказал Джим Хадсон, улыбаясь Эбби.
– Так я налью вам? – предложила Эбби, чувствуя себя неуютно от их очевидных подшучиваний. – Где вы его выпьете, мистер Хадсон? – спросила она.
– Как насчет вашей веранды, мисс Маккензи? Вы присоединитесь ко мне?
Зачем она сперва посмотрела на Джесси, словно нуждалась в его разрешении сидеть на веранде с другим мужчиной?
– Давай, Эбби, ты заслужила отдых, – сказал он, заметив, как порозовели ее щеки, – эй, Джим, большой остолоп, спасибо за то, что пришел.
Хадсон подошел к кровати, и они пожали друг другу руки, прощаясь. Хадсон сказал Джесси:
– Приводи в порядок свои мощи и возвращайся на дорогу. И не утруждай леди, это приказ!
– Убирайся к черту, пока лимонад не испарился на жаре.
Когда Хадсон и мисс Абигейл выходили из комнаты, Джесси крикнул вслед:
– Последи за своими манерами, Джим. Мисс Абигейл в высшей степени благовоспитанная леди.
Северный конец веранды мисс Абигейл теперь, в полдень, находился в прохладной тени. Хадсон увидел там раскачивающиеся деревянные качели, но жестом пригласил Эбби в противоположный конец, к плетеным стульям. Какие у него прекрасные манеры, подумала она, даже в том, что он предпочел стулья на паляr\ щем солнце, вместо качелей в прохладной тени. Он подождал, пока она сядет. Мисс Абигейл заметила, как он поддернул тщательно отутюженные брюки, садясь напротив.
– Полагаю, Джесси был далеко не примерным пациентом, – начал он разговор.
– Он был серьезно ранен, мистер Хадсон, никто не верил, что он выживет. Любому при таких условиях было бы трудно быть примерным пациентом.
Мисс Абигейл не могла понять, почему стала защищать Джесси, так же как и он ее.
– Вам, наверное, пришлось ходить вокруг него на цыпочках, мисс Маккензи, уж я-то знаю Джесси. Вы получите все до последнего пенни. Боюсь, что он не из тех, кто с благодарностью позволяет ухаживать за собой и держать взаперти. Но в своем деле он чертовски хорош, лучший из всех.
– И что же это за дело, мистер Хадсон?
– Железная дорога, конечно.
– Значит, он работает на железную дорогу?
– Да, и прекрасно работает. – Услышав это, мисс Абигейл почувствовала головокружение. Итак, это было правдой. Она чуть не всплеснула руками, но сдержалась.
– Ваша верность делает ему честь, мистер Хадсон, гак как вы производите впечатление уважаемого человека. – Его безупречная элегантность, вежливость, восхищение Джесси Дюфрейном опрокинули представления мисс Абигейл о ее пациенте.
– Мужчины завоевывают уважение по– разному, мисс Маккензи. Если я уважаем, то по другим причинам, нежели Джесси. Даю слово, Джесс Дюфрейн – необработанный драгоценный камень, и на РМР нет человека, который бы с этим не согласился.
– Так что же он сделал, чтобы заслужить такое уважение?
Мисс Абигейл волновалась, не заметил ли Хадсон, как дрожит стакан в ее руке.
– Я слышу недоверие в вашем тоне, мисс Маккензи, и, я думаю, Джесси вряд ли давал вам повод, чтобы подумать о нем хорошо. Я бы оказал ему медвежью услугу, перечислив его достоинства. Вы должны открыть их сами. Если у вас будет возможность посмотреть его фотографии, хорошенько присмотритесь к ним. Вы увидите больше чем простые картинки... вы увидите, что у него в душе.
Забавно, она раньше никогда не думала, что у Джесси есть душа.
– Да, я посмотрю, мистер Хадсон, если когда-нибудь представится возможность.
Он действительно фотограф, подумала она, ощущая стук в висках, настоящий фотограф!
– Джесс был прав, – сказал Джим Хадсон, ставя пустой стакан на плетеный стол между ними. – Этот лимонад стоит тысячи долларов за стакан в любой день, вроде сегодняшнего.
– Я рада, что он понравился вам.
– Если вам что-нибудь понадобится, пока Джесси здесь, скажите только слово, и вы это получите.
– Как великодушно с вашей стороны, сэр.
– Но мое великодушие нельзя сравнить с вашим. До свиданья, мисс Маккензи. Позаботьтесь о нем ради меня.
Говоря это, Джим Хадсон смотрел на входную дверь.
Это последнее необычно сердечное замечание вконец смутило и без того находящуюся в расстройстве чувств мисс Абигейл. Она ожидала, что Джим Хадсон придет к ней и восстановит справедливость, а вместо этого он реабилитировал человека, которого мисс Абигейл не переставала называть «грабителем». Наблюдая за брюками Хадсона, по мере того, как он удалялся по пыльной дороге, мисс Абигейл не переставала вспоминать его откровения о Джесси Камероне – Дюфрейне.
Опять, как будто из ниоткуда, возник припев:
В поезде ехал Джесси Дюфрейн...
Но она не могла стоять на веранде" так долго, надо было идти к нему. Что же она скажет? Ей стало трудно дышать, кровь стучала в висках, сердце бешено билось, нахлынули мучительные воспоминания, как сотни раз она насмехалась над Джесси, считая его грабителем. Она попыталась взять себя в руки, но почувствовала себя еще более слабой и уязвимой. Как бы мог смеяться сам над собой все эти дни, подумала она. И что он думает теперь?
Она тихо открыла дверь, встала перед стойкой для зонтиков, чтобы проверить, как выглядит, но рука ее застыла, так и не дотронувшись до волос. Там на сиденье лежал прямоугольный листочек бумаги. Что-то насторожило мисс Абигейл, она чуть помедлила, но все-таки взяла листок.
Это был чек, наверху печатными буквами было выведено: РОКИ МАУНТИН РЕИЛРОАД, ДЕНВЕР, КОЛОРАДО. Он был выписан на имя Абигейл Маккензи на сумму в одну тысячу долларов!
Все внутри мисс Абигейл перевернулось, бумага задрожала в ее руках. Она заглянула в дверной проем спальни, еще больше боясь увидеться с Джесси.
Одна тысяча долларов! Чего уж там, ей потребовалось бы два года или больше, чтобы заработать такую сумму, обслуживая столики у Луи Калпеппера. Кто же этот Джесси Дюфрейн, если железная дорога может заплатить такие деньги за уход за ним? Совсем сбитая с толку, мисс Абигейл уставилась на чек, зная, что не заработала и четверти этой суммы. Она вспомнила понимающие взгляды, которыми обменялись Джесси и Джим Хадсон и слова: «стакан лимонада Эбби стоит в любой день тысячу долларов». Совершенно растерянная, она проглотила комок, подступивший к горлу.
– Эбби, Джим ушел? – спросил Джесси.
– Да, ушел, мистер...
Как ей теперь к нему обращаться? Она не могла связать его с его новым именем, да и со старым тоже. Все внезапно переменилось. В зеркале она увидела себя – вспыхнувшее лицо, бумага в руке, смущение в глазах, она словно окаменела, внезапно растерявшись, как вести себя перед человеком за стеной, у которого было настоящее имя, хорошая работа, представительные друзья, и которого на железной дороге весьма уважали. А огромные деньги, которые заплатила железная дорога за его огнестрельную рану?
Как ей себя вести?
Она долго называла его мистером Камероном и дорожным грабителем, так что ей было очень трудно сразу поменять свое отношение, которое – она теперь видела – было основано на предположении, что он виновен в том, в чем обвинялся. Но ведь сколько раз он сам намекал, что является преступником? Да вот только вчера он сказал, что надолго здесь не задержится, так что можно не беспокоиться, если она ему все расскажет о себе и... и о Ричарде. А теперь мисс Абигейл поняла, что он с ней заигрывал, намекая, что за ним приедет полиция, хотя все время знал, что это будет Джим Хадсон.
С потерянным видом она перебрала в памяти все другие случаи– угрозы и поцелуи, борьбу за револьвер и ужасные издевательства. Был ли он прав, говоря, что она отбросила правила приличия, думая, что он дорожный грабитель, и свалила всю вину на него? Только он не был грабителем. Внезапно к мисс Абигейл вернулся здравый смысл, и она решила, что будет относиться к нему так же, как до визита Джеймса Хадсона. Джесси не был реабилитирован за все, через что он заставил пройти мисс Абигейл. Но она держала в неуверенной руке тысячу долларов, и сколько бы она ни отрицала, это действительно в какой-то степени реабилитировало его.
Она подошла к его комнате, и сердце ее бешено колотилось. Джесси сидел на цветастых подушках на сиденье под окном и выглядел еще более мужественным в джинсах и расстегнутой рубашке на желтовато-зеленом фоне. Он смотрел в окно на Джима Хадсона и не заметил, как вошла мисс Абигейл. Она смотрела на него, с трудом переводя дыхание – он выглядел слишком привлекательно и миролюбиво, а она не хотела ни того ни другого. Он отпустил занавеску, рассеянно почесал обнаженную грудь, и глаза мисс Абигейл следили за его тонкими пальцами. Наконец она смогла откашляться.
Джесси с удивлением поднял взгляд.
– Здесь, наверное, нельзя сидеть? – Он хотел подняться.
– Нет, можно. У окна прохладно, сидите. Он откинулся назад.
– Ну, заходи. Может быть, теперь ты не боишься. – Он не собирался подшучивать над ней, и она внезапно почувствовала, как ей этого не хватает, чтобы ослабить восхищение, которое он начал у нее вызывать.
– Я... я еще боюсь, – призналась она. Никто из них не улыбнулся.
– Я хотела спросить: «Почему вы не сказали мне», но – это глупо – вы ведь говорили.
Он великодушно не обратил на это внимание, хотя мисс Абигейл только этого и хотела, уж лучше чем натянутая серьезность. Он только сказал:
– Я бы тоже выпил стаканчик лимонада, Эбби. Не могла бы ты мне принести, пожалуйста?
– Как я могу не принести? В конце концов именно за это мне и заплатили.
Она чувствовала на себе его взгляд, и ее руки задрожали, пока она наливала напиток. «Кто вы? – мысленно вопрошала она. – И зачем вы здесь?» Она была в полном расстройстве чувств из-за перемены, которую ощущала в Джесси после ухода Джима Хадсона. Он взял стакан, поблагодарил ее, сделал глоток и наклонился вперед, поставив локти на колени, молча глядя на мисс Абигейл.
– Прежде всего, – нервно начала она, – я хочу дать ясно понять, что причинила вам боль на кухне не нарочно и... и причина, по которой я это говорю, не имеет ничего общего с тем, зарабатываете ли вы себе на жизнь, грабя поезда, или нет.
– Приятно слышать. Я, конечно, тебе верю. Ты очень честная, Эбби.
Глаза Джесси, казалось, прожгли ее насквозь.
– А вы?
– Садись, Эбби. Ради Бога... в то маленькое кресло-качалку, и я поговорю с тобой.
Она замешкалась, потом села, но не расслабилась.
– Все, что я рассказывал о себе, правда. Я никогда не врал тебе.
– Джим Хадсон – это тот друг, о котором вы рассказывали? Тот, что покинул Новый Орлеан вместе с вами, когда вам было двадцать?
Джесси кивнул, потом выглянул в окно, снова чувствуя, как волнует его эта женщина, хотя он и предпочел бы, чтобы этого не было.
– Он очень привлекательный, – сказала Эбби, глядя вниз на свой стакан, а затем тихо добавила, – и очень богатый.
Джесси посмотрел на мисс Абигейл карими в крапинку глазами и промолчал.
– Я просто не могу принять тысячу долларов. Это слишком много.
– Джим, кажется, так не думает.
Мисс Абигейл посмотрела прямо в глаза Джесси.
– Не думаю, что он это решает.
– да? – уклончиво спросил Джесси. Он поднес стакан к губам, словно не придал этой реплике особого значения. Мисс Абигейл поймала себя на том, что смотрит на его полные губы, на черные усы, которые он пригладил указательным пальцем после того, как отпил лимонада.
– Кто вы? – спросила она не в силах сдерживаться.
– Джесси Дюфрейн, к вашим услугам, мадам, – ответил он и приподнял стакан, словно произнося тост.
– Я не это имела в виду, вы знаете.
– Знаю. – Он углубился в изучение стакана. – Но мне не хотелось бы, чтобы ты пересмотрела свое отношение ко мне, если я вдруг стану для тебя реальным.
Она глубоко, неровно вздохнула.
– Вы для меня и так реальный, вы знаете. Джесси продолжал поглощенно изучать стакан, покачивая его так, что жидкость завертелась в водовороте, оставляя на стенках прозрачные кусочки лимона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58