Жюль и Марта охотно удовлетворяли мое любопытство и относились ко мне как к собственному ребенку. Я попросила Марту сшить мне несколько цветных юбок и крестьянских блузок и в последнее время предпочитала носить именно эти наряды. Марта тревожилась, что моя «красивая белоснежная кожа» обгорит. Но я только смеялась, не выходила на солнце днем, только рано утром и поздно вечером, хотя, несмотря на все предосторожности, стала коричневой, как мулатка. Марта заохала, заставляла меня умываться кислым молоком, но кожа по-прежнему сохраняла золотистый оттенок.Как хорошо знать, что тебя оставили в покое! Мне бы хотелось одного – чтобы так продолжалось вечно. Никто обо мне не будет скучать, и никому я не нужна. Тодд Шеннон, без сомнения, очень обрадуется, и, хотя Марк был очень добр и вежлив, я твердо объявила, что желаю побыть одна.– Не посмею беспокоить вас, – мягко ответил он, – но надеюсь, вы все-таки вскоре начнете принимать гостей. Не представляете, как здесь может быть тоскливо!Бедный молодой человек! Он так скучал по Бостону и городским развлечениям. Без сомнения, дядя заваливал его работой. Но может, Фло Джеффордс, называющая себя его кузиной, хотя между ними не было кровного родства, служила некоторым утешением этому очень вежливому, сдержанному юноше.Он, казалось, очень хотел вновь увидеть меня, но, возможно, это желание было связано с тем, что я наследница огромного состояния и владелица половины ранчо?! Правда, я тут же выругала себя за такие мысли. Сколько раз клялась, что не буду поспешно судить о людях! Нет-нет, нужно дать бедняжке Марку Шеннону шанс проявить свои качества. Ведь его мать была так добра ко мне.Итак, даже ведя ленивое, бездельное существование, я подсознательно ждала приезда Марка. Конечно, я не собиралась встречаться с ним и уже велела Марте не пускать никого, кроме мистера Брэгга. Но что же Марк за мужчина, если не попытается поговорить со мной?!Я почти потеряла представление о времени. Сколько я уже тут? Неделю? Две? Загар из золотистого стал почти абрикосовым; я заплела волосы в две косы, как у мексиканских крестьянок, – не все ли равно, как выглядеть? Так или иначе, ни один посторонний не увидит меня.Но однажды все изменилось. Солнце клонилось к закату; я читала один из дневников отца, в котором тот описывает первые дни пребывания в Америке и встречу с Тоддом Шенноном. Трудно было представить, что этот угрюмый великан был когда-то жизнерадостным красивым молодым человеком, и, раздраженно вздохнув, я отложила тетрадь в кожаном переплете. Не стоит портить вечер воспоминаниями о Шенноне. Только я закрыла глаза, подставив лицо теплым лучам заходящего солнца, как раздался голос – громкий, рассерженный, напористо-высокомерный, заглушивший протесты бедняжки Марты:– Никого не хочет видеть, говоришь? Прочь с дороги, женщина, и прекрати омерзительное хныканье! Говорю тебе, я должен с ней потолковать!Не успела я сказать слова или сделать что-то, как Тодд ворвался во дворик, заполнив его, казалось, до отказа. Мне едва удалось вскочить. Какая наглость! Вломиться в мою спальню, чтобы пройти сюда!– Вот где вы! – угрожающе начал он, но я, окинув его ледяным взглядом, обернулась к ломающей руки Марте:– Все в порядке, Марта. Можешь идти. Я сама справлюсь с этим… непрошеным гостем.– Непрошеным?! Позвольте сказать, леди Ровена Дэнджерфилд, что я отказываюсь закрывать глаза на факты или притворяться не тем, кто есть! – Он презрительно тряхнул головой, брезгливо оглядел мои босые ноги и спадающие до талии косы. – Взгляните на себя! Словно мексиканская крестьянка! А я не поверил, когда ковбои рассказывали, что видели, как вы ездите верхом, без шляпы, по-мужски! Да еще и Марк получил из Бостона письмо, и его мамаша только о том и поет, какая вы красавица и какие драгоценности и французские туалеты носите!– Немедленно прекратите орать на меня!Стыжусь признаться, что полностью потеряла над собой контроль и разозлилась еще больше, чем Тодд.– Как вы смеете врываться в мой дом и оскорблять меня?! Допрашивать, вопить?! Позвольте напомнить, мистер Шеннон, что вы владеете только половиной ранчо и можете поступать с падчерицей и племянником как пожелаете, но не смейте указывать мне, как одеваться и вести себя.Я заметила, как побагровело лицо Шеннона; на секунду показалось, что он вот-вот ударит меня, но я не двигалась с места, гордо подняв подбородок.– Вы… слушайте, мисс, я не позволю всяким девчонкам, хоть бы и партнерам, так разговаривать с собой!– Как я могу спокойно выслушивать все это, если вы даже не пытаетесь понизить голос?!Я с омерзением взглянула в его глаза и намеренно по-крестьянски подбоченилась.– Интересно, представляете ли вы себе, насколько смехотворно выглядите?! Стоите мрачный, словно туча, орете на весь дом. Чего вы надеетесь добиться? Думаете запугать меня криками? Вы такой жалкий, глупый человек, мистер Шеннон! В других обстоятельствах ваши дешевые уловки могли бы меня позабавить!– Значит, я вас забавляю? – процедил он сквозь зубы, по-бычьи нагнув голову. – Так вот, позвольте вам сказать, ехидная маленькая стерва, что здесь мужской мир и, хотите вы этого или нет, без мужчины не обойтись!– И вы называете себя мужчиной только потому, что выше меня ростом и громче кричите?Так, значит, я ехидная стерва! Будь я немного посильнее, содрала бы кожу заживо с этой скотины!– Нечего мне напоминать, что я мужчина, мисс! Но сильно сомневаюсь, что вам известно, как должна себя вести настоящая женщина! Клянусь Богом, с таким языком и манерой говорить с людьми вы кончите жизнь засушенной старой девой!– Лучше уж так, чем связаться с грубияном, воображающим, что может сделать меня своей рабыней, – бросилась я в бой, забыв о достоинстве, о решении сдерживаться любой ценой, чувствуя только, что руки чешутся отвесить пощечину Тодду Шеннону; я так бы и поступила, не опереди он меня.– Значит, притворяешься, что мужчины тебе безразличны, так? – пробормотал он с сильным ирландским акцентом, проявлявшимся только в минуты сильного гнева, и, схватив меня в объятия, бешено стиснул.Я впервые почувствовала себя совершенно бессильной перед мощью этого гиганта.– Посмотрим, – прорычал он, и губы, эти тонкие, жесткие, ненавистные губы слились с моими.Руки все сильнее обхватывали меня, дыхания не хватало, а Тодд был неподвижен, словно скала. Он долго, бесконечно долго целовал меня и, думаю, наслаждался бесполезными попытками освободиться, яростными нечленораздельными криками. По всему видно, он решил проучить меня, указать настоящее место, и я ненавидела его за это, ненавидела все больше, потому что он знал, как целуют женщин, и смог пробудить во мне странные, дремавшие до сих пор ощущения. Поцелуи сэра Эдгара я терпела, не испытывая ничего, кроме легкого раздражения.Но Тодд Шеннон… О Господи, этот человек был дьявольски умен! Поцелуи из яростных стали страстными, а потом преувеличенно нежными. Думаю, он знал, что я испытываю, и это доставляло ему еще большее удовольствие.Крайнее отчаяние придало изобретательности. Я притворилась, что слабею, и, услышав торжествующий смешок, закрыла глаза и прижалась еще ближе. Стальное кольцо объятий чуть разжалось.– Будь я проклят, если под толщей льда не скрывается женщина! – прошептал он, и ярость, невероятная, ослепляющая ярость при виде такой наглости потрясла меня.Высвободив руку, я ногтями вцепилась в его лицо, изодрав щеку, чувствуя себя на седьмом небе; в глазах Тодда появилось ошеломленно-неверящее выражение.– Ты, здоровый дикарь! Воображаешь, я размякла от твоих поцелуев?!– Будь ты проклята, лживая сука! – Он отбросил мои пальцы, чуть не сломав запястье, и, заломив руки за спину, вновь прижал к себе. – Всякой сучке нужно показать, кто ее хозяин, – прошипел он. – Ты меня дразнила и намеренно издевалась, но, клянусь Богом, заплатишь за это!Всякий раз как я старалась отвернуть голову, он вновь заламывал руки так, что вот-вот, казалось, треснут кости, и я невольно стонала от боли. В конце концов пришлось покориться и позволить ему целовать себя, сколько захочет, пока распухшие, искусанные губы не разомкнулись навстречу настойчивому, жадному языку.В сине-зеленых глазах Тодда отразились красноватые лучи заходящего солнца, когда он наконец поднял голову. Но на этот раз Тодд не смеялся.– Будь я проклят, если ты не самая странная женщина из тех, кого я встречал! И клянусь Богом, упряма, как дьявол! Что мне с тобой делать?Я еще в жизни не испытывала такого унижения; гневные слезы жгли глаза. Лучше подвергнуться зверскому насилию, чем вечно помнить об этих медленных, намеренно страстных поцелуях, против воли вызывающих желание, – и это было унизительнее всего.– Отпустите же меня наконец! – хрипло прошептала я. – А потом можете убираться – показали свою силу и радуйтесь!– Девочка, когда ты научишься придерживать язык? Мы прекрасно могли бы поладить…Но я не дала ему докончить фразы.– Решили, что взяли надо мной верх? Что я всегда буду к вашим услугам, как только придет фантазия излить на кого-нибудь избыток страсти?– Клянусь, у меня руки чешутся отвесить тебе пару пощечин, – выругался он, и я горько рассмеялась:– Почему нет? Вам осталось только изнасиловать меня!– И по-моему, ты на это напрашиваешься, – медленно протянул он, как-то странно оглядывая меня.– О Боже, вы просто невыносимы! Почему бы не положить конец этой омерзительной сцене?!– До конца еще далеко, и ты об этом знаешь, Ровена. Я обезумел и заразил безумием тебя. Может, я не должен был этого делать, но так вышло, и что-то изменилось между нами. Если прекратишь вести себя как упрямый, испорченный ребенок, сама это признаешь.Но конечно, я не желала ничего признавать! Не дождется, не доставлю ему такого удовольствия!Наконец Тодд Шеннон, весьма обозленный, ушел: я угрюмо молчала и отказывалась с ним говорить. Я провела ужасную ночь, напуганная теми сторонами моего характера, о которых раньше не подозревала. Неужели я унаследовала это от матери? Подобная чувственность, приступ похоти, охвативший меня, не имеют ничего общего с моим обычным рассудочным мышлением. Неудивительно, что Тодд Шеннон был так уверен в себе! Какими жалкими ему, должно быть, казались моя самоуверенность, заверения в холодной ненависти! Стоило ему поцеловать меня, и я растаяла! Что же со мной происходит?Последние уничтожающие слова Шеннона пришли на память: «От чего ты бежишь? Когда надоест скрываться, дашь знать. А пока, девочка, оставляю тебя подумать в одиночестве!»Как он посмел?! Как осмелился намекнуть… Казалось, я едва сомкнула глаза, и меня тут же разбудила Марта, озабоченно качавшая головой.– Сеньор и хозяин… он словно бык, когда разозлится! Все в ужасе разбегаются! Только ваш добрый сеньор отец не боялся…Я опасалась думать о том, чему успела стать свидетельницей Марта. Значит, она жалела меня? Даже Жюль сегодня ходил на цыпочках. Я для них бедняжка, беспомощная женщина, неспособная противостоять мужчине! Ну что ж, чего нельзя добиться силой, можно получить хитростью. Тодд Шеннон еще поймет, что со мной не так легко совладать!Визит Шеннона не нарушил мира и покоя, но я потихоньку пробуждалась от летаргии и начала обращать внимание на происходящее вокруг, поняла, что еще ни с кем не познакомилась, а приказы ковбоям отдает Шеннон – но недолго ему осталось хозяйничать. Мне нужно было еще многому учиться, узнать. Скорее бы приехал мистер Брэгг. Как я нуждаюсь в его советах сейчас, а он все не появляется. Ну что ж, с ним или без него – я проучу мистера Шеннона! По странному совпадению, словно помощь свыше, из Бостона наконец прибыли мои вещи. Их привез в фургоне Марк Шеннон.– Не знаю, принимаете ли вы визитеров, леди Ровена, но подумал, что вы захотите поскорее получить ваши сундуки. Простите, что вторгся к вам так неожиданно!Глаза его, ясные, голубые, весело щурились, золотистые волосы сверкали на солнце.Какой милый, хорошо воспитанный молодой человек, вежливый и спокойный!Когда он приехал, я была в обычном наряде – крестьянской блузке и яркой пышной юбке, но надела сандалии и не заплела косы – только что вымытые волосы разметались по плечам. Марк замер, поспешно смущенно отвел глаза и вновь, словно притянутый магнитом, уставился на меня. Марк Шеннон вовсе не был застенчивым ковбоем, наоборот, по рассказам Коринны я знала, что сын миссис Шеннон – один из самых завидных женихов в Бостоне, о котором мечтали многие девушки. Я же привыкла к мужским взглядам, но это было давно, в Лондоне, а Тодд Шеннон всего несколько дней назад презрительно обозвал меня мексиканской деревенщиной.Намеренно кокетливо улыбнувшись Марку, я пригласила его посмотреть дворик, заверив, что Жюль отнесет сундуки.– Вы так добры, что обо всем позаботились! Пожалуйста, мне здесь так одиноко!Он с готовностью последовал за мной. Очевидно, Марк привык к успеху у женщин!Марта, улыбаясь, принесла кувшин с апельсиновым соком, мы разговорились о Бостоне, Лондоне, театрах и опере, книгах, которые прочли. Избавившись от первоначального смущения, Марк обрел большую уверенность в себе. Никто из нас не упоминал о Тодде. Мы весело смеялись, болтали и почти подружились. Марк пообещал назавтра заехать за мной и сопровождать на прогулку.– Конечно, за день объехать ранчо невозможно, но я покажу вам самые интересные места. Где-то у меня была карта. Попробую найти. – Он по-прежнему восхищенно смотрел на меня. – Думаю, вы будете иметь большой успех в здешнем обществе, и очень рад этому! Подождите, что скажет губернатор, когда увидит вас. – Я вопросительно подняла брови, и Марк совсем по-мальчишески рассмеялся: – Да, да, ведь вы еще не знаете! Губернатор Нью-Мексико скоро приедет в Силвер-Сити! Этот город гораздо больше, чем Санта-Рита, и в честь губернатора дадут большой бал! Я все искал предлога, чтобы пригласить вас! Не согласитесь стать моей дамой?– Значит, ждали, пока прибудут мои платья? – притворно-обиженно спросила я, и он покраснел.– Вы же знаете, что это не так! Просто боялся отказа. Поверьте, даже под этой уродливой маской я разглядел, как вы прекрасны!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59