Когда Ксантив разбудил ее, она долго озиралась, не понимая, где они находятся. Его объяснения привели ее в ярость.
- Как ты посмел?! - ее голос был немного хриплым спросонья. - Как ты, ничтожный раб, посмел бежать и увезти меня?
- Я больше не раб, Илона. Я родился свободным, я всегда был свободным в душе. Теперь я свободен до конца.
- Ты раб! Ты беглый раб! Тебя повесят на первом же дереве!
Обида обожгла его, но ему удалось подавить свои чувства. Илона могла быть раздражена тем, что он усыпил ее, не предупредив, и в раздражении, конечно, не могла оставаться той ласковой девочкой, которую он любил. Но скоро злость уляжется.
- Да, повесят, - спокойно согласился Ксантив. - Если найдут. Но этого не случится - я хорошо все рассчитал. Вечером мы будем в городе, завтра утром - в море. Мы найдем корабль еще до того, как все портовые города будут оповещены о нашем исчезновении.
- А за морем? Ты думаешь, ты найдешь там приют? Там приютят беглого раба?! Или ты рассчитываешь на мое покровительство?
- Тебя там не знают. Нет, мы доберемся до Энканоса, он расположен совсем недалеко от побережья.
- А дальше? Что ты будешь дальше?
- Дальше - на север. Там земли варваров, и там нас никто не найдет.
- И ты хочешь покорить их? Да? Ты ведь говорил, что был военачальником, тебя наверняка еще помнят. Тебе дадут большой отряд, с которым ты покоришь все-все северные земли, - глаза Илоны заблестели, она даже улыбнулась. - Ты будешь царем большого и сильного царства, тебя будут все бояться, а я буду твоей царицей. Ах, как это замечательно! Почему ты сразу не сказал?
О Боги, она совсем еще ребенок. Корона для нее - игрушка, но любимая игрушка, и, как все дети, она мечтает о ней. Она обиделась, что Ксантив так обошелся с ней - усыпил, похитил, но она не могла долго обижаться. В конце концов, нечто подобное он предвидел - дурное расположение духа поначалу, но прежнее понимание и доверие потом. Жаль все же, что приходится отбирать у нее мечту об игрушке.
- Илона, я не строил таких планов. Это невозможно по многим причинам. Я был военачальником, но это не значит, что я буду им теперь. Даже если мне поверят - земли, покоренные мной, будут принадлежать не мне, а царю, давшему мне людей.
- А ты поднимешь бунт, - нашлась Илона.
- И начнутся бесконечные войны. Меня попробуют покарать за своеволие, я буду сопротивляться, потом поднимут восстание жители покоренных стран, я должен буду усмирить их... Зачем? В войнах гибнут тысячи достойных людей.
- Странно мне слышать такое от военачальника. Как же ты командовал?
- Илона, Энканос принадлежит Богу войны. И там нас учили: армия нужна не для того, чтобы воевать, а для того, чтобы войны не было. Армия должна беречь мир и покой, а не разрушать его. Мир и покой всех людей, а не только соотечественников.
- Не понимаю. Если все так думают, то зачем тогда всем нужны армии? Если никто не нападает, то от кого тогда надо защищаться? И как быть с настоящей доблестью, которая может проявиться только на поле боя? Как быть с границами государства, которые нужно расширять? Как быть, если сосед оскорбил тебя? Стерпеть?
- Все эти вопросы не обязательно решать силой оружия. Этот метод силой - наилучший лишь для неразвитых людей, которым проще пустить в ход кулаки, чем напрягать ум. А доблесть... Это ведь сила не рук, а духа. На поле боя она отходит на второй план, вытесненная азартом, физической силой, опьянением кровью. Доблесть лучше всего видна там, где нет оружия.
- Так ты и меня считаешь неразвитой? - вспыхнула Илона.
- Нет. Ты всего лишь молода. К тому же ты женщина. Тебе не нужно знать все эти тонкости. На войне не место чутким и нежным женщинам, Ксантив улыбнулся. - Предназначение женщины в другом.
- А в чем ты видишь свое предназначение? Все мужчины считают, что женщины недостойны их знаний. Но скажи мне, в чем смысл твоей жизни?
- Я был бы недостоин того, чтобы называться человеком, если бы сделал доступными для тебя мои знания. Это грубость, постоянные лишения и смерть, а мои знания - всего лишь умение не бояться этих ужасов. Я никогда не позволю тебе испытать беды войны, вот в этом и есть смысл моей жизни.
Как трудно будет выполнить это обещание... Но она должна быть счастлива, пусть даже ценой его жизни. Ксантив достал еду, пододвинул к ней поближе.
- Подкрепись. Нам будет трудно эти несколько дней.
Илона бросила взгляд на лепешки и отвернулась, капризно пожаловавшись:
- Я не могу есть черствые лепешки. Каждое утро во дворце мне подавали хлеб, размоченный в молоке, и тертые орехи, смешанные с медом.
- Здесь некому подавать. Ты не ребенок, чтобы пищу за тебя разжевывали. Ешь, нам предстоит долгий путь.
- Я никуда не поеду! - плаксиво заявила она. - У меня болит все тело, я не могу пошевелиться. Мне кажется, что я упала с крыши дворца на камни.
- Тебе это только кажется. Ты спала не на земле, а на ветвях. Ты будешь есть?
- Нет. Я не могу есть эти лепешки!
- Когда человек требует от пищи изысканности, то он не голоден. Когда человек голоден, он довольствуется тем, что есть.
Обиженная Илона отвернулась. Ксантив жевал лепешки, запивал водой из ручья; жизнь во дворце не лучшим образом отразилась на ней, думал он. Она избалована роскошью, и ей трудно будет привыкать к простой жизни. Поев, он аккуратно завернул оставшуюся провизию, убрал в седельную сумку. Привел отдохнувших коней.
- Поехали.
- Я никуда не поеду.
- Хорошо, - Ксантив говорил с наигранным равнодушием.- Оставайся здесь или пробуй вернуться домой. Только учти, что дорога кишит разбойниками, и защитить тебя от них будет некому - я поеду к морю. А разбойникам все равно, кого грабить и убивать, для них твоя царская кровь ничем не отличается от крови крестьянки.
Тяжело ему было разговаривать с ней таким тоном, но это было необходимо, иначе она привыкла бы капризничать. Илона метнула в него гневный взгляд, но промолчала. Ксантив помог ей сесть в седло; в молчании они тронулись в дальнейший путь.
Лошади бодро стучали копытами по каменистой дороге, в воздухе уже пахло морем. По расчетам Ксантива, им оставалось всего несколько часов пути, и они устроятся на ночлег задолго до заката.
- Ксантив, ты говорил, что был одним из двух сотников Энканоса, - нарушила его мысли Илона.
Ксантив кивнул.
- То есть, там было двести воинов. Это постоянно или было только тогда?
- Постоянно.
- Так это целая армия! Это целая армия непобедимых солдат. Зачем тебе обращаться к какому-то царю, если ты можешь возглавить армию Энканоса?
- Это невозможно по многим причинам. Во-первых, закон запрещает Энканосу вести завоевания. Во-вторых, я не хочу быть завоевателем и не буду им. Цари, вопреки твоим убеждениям, такие же несвободные люди, как и рабы. Власть - это иллюзия свободы, а на деле лишь оборотная сторона рабства. Хозяин и раб связаны одной веревкой, они принадлежат друг другу. Если есть хозяин, он не может обойтись без раба, если нет рабов, то нет и хозяев. А власть над себе подобными связана с обязанностями и ограничениями. Ты не можешь поступать так, как тебе хочется, ты постоянно учитываешь мнение других, и не всегда приятных тебе людей, ты считаешься с мнением своих граждан, которое выражается в приличиях и традициях, и, в конечном счете, ты зависишь от людей больше, чем они от тебя. Ведь кем ты будешь, если твои подданные все разом внезапно перестанут тебе подчиняться? Тебе придется заставлять их слушаться, а для этого тебе понадобится армия солдат и законников. Для армии нужны деньги, а где их взять? У твоих подданных, но у них мало денег и ты не можешь взять их все: если ты отнимешь все их средства, то они перемрут, и ты останешься без рабов и без денег, которые ты можешь с них получить. Тогда ты поступишь точно так же, как и другие цари: ты отправишь армию в набег. В случае удачи ты на деньги убитых жителей другой страны усмиряешь своих, а в случае поражения рабство ждет тебя. Но в любом случае ты ничего не получаешь для себя, кроме хлопот. Ты постоянно думаешь, как бы угодить всем, а если не всем, то какой группе людей - солдатам, жрецам, купцам или вельможам чтобы сохранить власть. Это порочный круг, Илона. И так мы жить не будем. Мы построим свой дом, мы будем жить в нем, потом вокруг нас начнут селиться другие люди, а мы будем основателями города.
- И тебя выберут его правителем.
Ксантив расхохотался.
- Да нет же, Илона! Я не хочу быть правителем, я хочу быть свободным человеком. Свобода - это равенство двух условий. Свободным может быть только тот, кем не помыкает никто и кто не имеет рабов сам.
- Нищий бродяга.
- Нет. Нищий - он тоже раб. Раб голода, жажды денег и власти. А у нас будет все, что нужно для жизни, но столько, чтобы это не тяготило нас. Мы всего добьемся сами и никому за это не будем кланяться.
- Ты украл у меня короны двух царств, чтобы сделать крестьянкой? возмущенно крикнула Илона.
- Я спас тебя от двух корон. Пройдет немного времени, и ты это поймешь, - мягко сказал Ксантив. - Поверь, мы будем самыми счастливыми людьми, а для счастья совсем не нужны короны.
- Да что ты знаешь об этом? Ты никогда не был на троне, ты не знаешь, что это за наслаждение - повелевать! Ты просто завидуешь царям, как все нищие философы, и поэтому стараешься убедить меня, что завидовать нужно тебе. И все для того, чтобы твоя убогая жизнь была идеалом! Тебе никогда не стать настоящим царем, но ты придумал другое - ты хочешь, чтобы тебе поклонялись, как праведнику, чтобы тебя называли живым богом. Вот чего ты хочешь!
Ксантива позабавили ее обвинения.
- Ну хорошо, пусть я хочу быть богом. А кем тогда будет моя жена? Богиней. Разве богиней быть не лучше, чем царицей?
- Нет! Я хочу быть царицей, носить корону, для которой я рождена, а не притворяться святой. Я хочу купаться в роскоши, а не ограничивать себя во всем, опасаясь разрушить "божественный" ореол.
- А мы не будем притворяться и играть роли богов. Мы будем самими собой. Мы не будем ограничивать себя, но мы сами добьемся всего, что захотим. Своим трудом.
- Пусть рабы трудятся. А я хочу повелевать ими.
- И для этого готова выйти замуж за старика?
- Да! - с вызовом ответила Илона. - Старик скоро помрет.
- А если ты умрешь раньше? Вспомни, твоя мать умерла родами совсем молодой. Или ты надеешься, что твой муж не будет способен иметь потомство? Надеешься, что он будет смотреть на тебя, как на дочь? Ошибаешься. Он не стал бы для этого жениться. Нет, Илона, он возьмет от тебя все, и ты ни в чем не сможешь ему отказать - став женой, ты будешь обязана во всем подчиняться мужу.
Илона замолчала - возразить ей было нечего. Странное чувство оставил этот спор, Ксантив и не предполагал, что его избранница может иметь такой образ мыслей. Но это детство, успокаивал он себя, она побудет несколько дней в храме, она поговорит с мудрыми наставниками и поймет, как была неправа.
Энканос... У Ксантива защемило сердце при мысли, что он вновь попадет в эти стены, в которых прошли лучшие годы его жизни, ни отравленные ни предательством, ни непониманием, ни рабством...
... Он довольно хорошо помнил свои детские годы. Самое первое его воспоминание было связано с отцом. Огромный, сильный, со сверкающей белозубой улыбкой, он учил маленького Ксантива плавать в холодной бурной реке. Правда, звали его тогда не Ксантив - это имя ему дали в Энканосе но свое имя от рождения он не помнил. В какой стране жили его родители? Ксантив так никогда и не узнал, где он родился и кем были его родители. Остались только смутные образы.
Потом исчез отец, а под большим деревом на берегу реки появился камень с выбитой надписью. Став старше, уже в храме, Ксантив понял, что его отец умер совсем молодым. И почти сразу же после его смерти мама, постоянно плакавшая, вместе с маленьким непоседой отправилась в путешествие.
Ксантив почти ничего не помнил об этом пути. Кажется, были леса, в которых был снег, были горы, но не исключено, что Ксантив придумал это. И очень ярко, детально, он запомнил день, когда впервые увидел Храм.
Энканос показался ему сложенным из скал. Невообразимо огромные каменные ступени, раскаленные солнцем, и пышная зелень рощи, окружавшей храм. Ксантив не понимал, почему мама не отпускает его побегать под прохладной зеленью деревьев, зачем она заставляет его подниматься по бесконечной лестнице, от которой волнами поднимался душный жар. А в самом храме царила полутьма. Здесь было прохладно, путникам дали попить холодного молока и съесть по большому куску ароматного хлеба.
Верховный жрец храма потряс воображение Ксантива. Потом он узнал, что Лакидос был добрым и справедливым человеком, но в первый раз мальчик даже испугался той торжественности и величественности, с которыми говорил жрец. Мать опустилась перед ним на колени, подтолкнула к нему сына. "Его отец..,"- начала было она, но жрец остановил ее: "Ты носишь траур, я все понял." Помолчав, сдавленным голосом мать сказала: "Я не смогу воспитать его так, как заслуживает сын такого отца. Я слышала, что Храм принимает учеников." - "Да. Храм может взять на себя заботу о нем. Но знаешь ли ты наши законы? Он будет считаться сиротой, и он получит новое имя. Храм станет его единственным домом и родиной. Если он когда-нибудь встретит тебя, он не узнает тебя, не назовет матерью." Мать нервно кивнула, не решаясь посмотреть ни на жреца, ни на сына.
Потом она уходила - маленькая изящная женщина в черном покрывале, сквозь которое просвечивали солнечные лучи. Она оглянулась, мальчик подбежал к ней, она поцеловала его в лоб, сказала: "Посиди здесь, я скоро приду." Такой он ее и запомнил - в траурном покрывале, с заплаканными синими глазами, в которых затаилось сознание вины. Больше он ее никогда не видел.
Наверное, первое время он очень тосковал, плакал по ночам - он этого не помнил. Все заслонили годы обучения. В Энканосе воспитывалось две сотни мальчиков разного возраста, и их учили всему, что должен знать образованный человек. И, конечно, военные науки. Многие мальчики не выдерживали, их отправляли в другие храмы;
1 2 3 4 5 6 7 8