https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/nad-stiralnoj-mashinoj/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 




Александр Дюма
Сальватор. Том 2


САЛЬВАТОР.
ТОМ 2

Александр ДЮМА
Перевод с французского Т. Сикачевой.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ


I.
Абордаж

Оставшись один, капитан Берто по прозвищу Монтобанн, или Верхолаз, опустился на козетку, пригладил волосы, взбил бакенбарды. Потом положил ногу на ногу, облокотился о колено и, глубоко задумавшись, сидел до тех пор, пока Петрус, приподняв портьеру, не появился на пороге.
Очевидно, бесшумное появление Петруса осталось не замеченным капитаном, так как тот по-прежнему сидел неподвижно, думая о своем.
Петрус с минуту смотрел на него, потом кашлянул, желая привлечь к себе внимание.
Капитан вздрогнул, поднял голову, широко раскрыл глаза, будто со сна, и посмотрел на Петруса, продолжая сидеть на козетке.
– Вы желаете со мной поговорить, сударь? – спросил Петрус.
– Голос! Голос точь-в-точь отцовский! – вскричал капитан, поднявшись и двинувшись молодому человеку навстречу.
– Вы знали моего отца, сударь? – шагнув к нему, спросил Петрус.
– И походка отцовская! – снова закричал капитан. – Знал ли я твоего отца… вашего отца? – прибавил он. – Еще бы, черт побери!
Капитан скрестил на груди руки.
– Ну-ка, посмотри на меня! – приказал он.
– Я и так на вас смотрю, сударь! – удивился Петрус.
– Вылитый отец в молодости, – продолжал капитан, с любовью разглядывая молодого человека, буквально поедая его глазами. – Да, да, и если кто-нибудь вздумает уверять меня в обратном, я скажу, что он лжец. Ты как две капли воды похож на отца. Обними же меня, мой мальчик!
– С кем имею честь говорить? – спросил Петрус, все больше изумляясь виду, тону и фамильярным манерам незнакомца.
– С кем ты говоришь, Петрус? – продолжал капитан, распахнув объятия. – Ты на меня смотрел и так и не узнал? Правда, – печально прибавил он, – когда мы виделись в последний раз, ты был вот такой!
И капитан показал, каким должен был быть Петрус лет в пять или шесть.
– Признаюсь вам, сударь, что понимаю не больше прежнего, несмотря на новые сведения, которые вы только что сообщили… нет… я вас не узнаю…
– Это простительно, – добродушно промолвил капитан. – Однако я бы предпочел, чтобы ты меня узнал, – прибавил он с грустью, – второго отца обычно не забывают.
– Что вы имеете в виду? – пристально глядя на моряка и начиная догадываться, с кем имеет дело, сказал Петрус.
– Я имею в виду, неблагодарный, – отвечал капитан, – что война и тропическое солнце, должно быть, сделали свое дело, раз ты не узнаешь крестного отца.
– Вы – друг моего отца, Берто по прозвищу Верхолаз, которого он потерял из виду в Рошфоре и с тех пор никогда не видел?
– Ну да, черт возьми! Наконец-то догадались, тысяча чертей и преисподняя! Не сразу вы сообразили! Обними же меня, Пьер, мальчик мой! Тебя, как и меня, зовут Пьер, потому что имя тебе дал я.
Эта истина была неоспорима, хотя имя, полученное молодым человеком при крещении, со временем несколько видоизменилось.
– С удовольствием, крестный! – улыбнулся Петрус.
Капитан распахнул объятия, и Петрус с юношеским пылом бросился ему на грудь.
Капитан обнял его так крепко, что едва не задушил.
– Ах, черт побери, до чего хорошо! – воскликнул капитан.
Он отстранился, не выпуская, однако, Петруса из рук.
– Вылитый отец! – повторил он, с восхищением разглядывая молодого человека. – Твоему отцу было столько же лет, сколько тебе сейчас, когда мы познакомились… Нет, нет, я напрасно пытаюсь относиться к тебе с предубеждением, нет, черт побери, он не был так красив, как ты. Твоя мать тоже внесла свою лепту, милый Пьер, и этим ничуть тебе не напортила. Глядя на твое юное лицо, я и сам чувствую себя лет на двадцать пять моложе, мальчик мой. Ну садись, дай на тебя наглядеться.
Вытерев глаза рукавом, он усадил Петруса на канапе.
– Надеюсь, я тебя не стесняю, – сказал он, прежде чем сесть самому, – ты сможешь уделить мне несколько минут?
– Да хоть весь день, сударь, а если бы я даже был занят, я отложил бы все свои дела.
– «Сударь»!.. Что значит «сударь»? Да, культура, город, столица. В деревне ты звал бы меня просто крестным Берто.
Вы – caballero кавалер (итал.)

, и называете меня «сударем».
Капитан вздохнул.
– Ах, если бы твой отец, мой бедный старый Эрбель, знал, что его сын говорит мне «сударь»…
– Обещайте, что не расскажете ему об этом, и я буду называть вас просто крестным Берто.
– Вот это разговор! Ты должен меня понять, я же старый моряк. И потом, я должен говорить тебе «ты»: так я обращался даже к твоему отцу, своему капитану. Посуди сам: что будет, если такой мальчишка, как ты, – а ведь ты еще совсем мальчишка! – заставит меня говорить ему «вы».
– Да я вас и не заставляю! – рассмеялся Петрус.
– И правильно делаешь. Кстати, если бы мне пришлось обращаться к тебе на «вы», я не знаю, как бы я мог тебе сказать то, что должен сказать.
– А вы должны мне что-то сказать?
– Разумеется, дражайший крестник!
– Ну, крестный, я вас слушаю.
Пьер Берто с минуту смотрел на Петруса в упор.
Сделав над собой видимое усилие, он выдавил из себя:
– Что, мальчик, у нас авария?
Петрус вздрогнул и залился краской.
– Авария? Что вы имеете в виду? – спросил он. Вопрос застал его врасплох.
– Ну да, авария, – повторил капитан. – Иными словами, англичане набросили абордажный крюк на нашу мебель?
– Увы, дорогой крестный, – приходя в себя и пытаясь улыбнуться, отозвался Петрус. – Сухопутные англичане еще пострашнее морских!
– Я слышал обратное, – проговорил с притворным добродушием капитан, – похоже, меня обманули.
– Тем не менее, – выпалил Петрус, – вы должны все знать:
я отнюдь не из нужды продаю все свои вещи.
Пьер Берто отрицательно помотал головой.
– Почему нет? – спросил Петрус.
– Нет, – повторил капитан.
– Уверяю вас…
– Послушай, крестник! Не пытайся заставить меня поверить в то, что если молодой человек твоих лет собрал такую коллекцию, как у тебя, эти японские вазы, голландские сундуки, севрский фарфор, саксонские статуэтки – я тоже любитель антиквариата, – то он продает все это по доброй воле и от нечего делать!
– Я и не говорю, капитан, – возразил Петрус, избегая слова «крестный», казавшегося ему нелепым, – что продаю все по доброй воле или от нечего делать, но никто меня не вынуждает, не заставляет, не обязывает это делать, во всяком случае сейчас.
– Да, иными словами, мы еще не получили гербовой бумаги, суда еще не было. Это полюбовная распродажа во избежание распродажи вынужденной: меня не проведешь. Крестник Петрус – честный человек, который готов скорее переплатить своим кредиторам, нежели облагодетельствовать судебных исполнителей. Но я остаюсь при своем мнении: ты потерпел аварию.
– Если смотреть с вашей позиции, признаюсь, в ваших словах есть доля истины, – произнес Петрус.
– В таком случае, – заметил Пьер Берто, – счастье, что меня занесло сюда попутным ветром. И вела меня сама Пресвятая Дева Избавления.
– Не понимаю вас, сударь, – молвил Петрус.
– «Сударь»! Ну на что это похоже?! – вскричал Пьер Берто, поднимаясь и оглядываясь по сторонам. – Где тут «сударь» и кто его зовет?
– Садитесь, садитесь, крестный! Это просто lapsus linguoe обмолвка, оговорка (латин)

.
– Ну вот, ты заговорил по-арабски, а я как раз этого-то языка и не знаю. Черт побери! Говори со мной по-французски, по-английски, по-испански, а также на нижнебретонском, и я тебе отвечу, но только не на этой абракадабре, я не знаю, что это значит.
– Я вас всего-навсего попросил сесть, крестный.
Петрус подчеркнул последнее слово.
– Я готов, но при одном условии.
– Каком?
– Ты должен меня, выслушать.
– С благоговением!
– И ответить на мои вопросы.
– С твердостью.
– В таком случае я начинаю.
– А я слушаю.
Что бы ни говорил Петрус, капитан сумел разбудить его любопытство, и теперь он приготовился слушать во все уши.
– Итак, – начал капитан, – у твоего отца, стало быть, ни гроша? Это и неудивительно. Когда мы с ним расстались, он был на грани разорения, а его преданность императору помогла ему лишиться состояния быстрее, чем рулетка.
– Да, верно, именно из-за преданности императору он и лишился пяти шестых своего состояния.
– А последняя, шестая часть?
– Почти полностью ушла на мое образование.
– А ты, не желая окончательно разорять несчастного отца, но мечтая жить барином, наделал долгов… Так? Отвечай!
– Увы!..
– Прибавим к этому какую-нибудь любовь, желание блеснуть в глазах любимой женщины, проехать перед ней в Булонском лесу на красивой лошади, явиться вслед за ней на бал в изящном экипаже?
– Невероятно, крестный, какой у вас острый взгляд моряка!
– Чтобы стать моряком, друг мой, необходимо еще быть великодушным.
Мы поистине несчастны:
Мы рабы своей любви!
– Как, крестный?! Вы знаете наизусть стихи Шенье?
– Почему нет? В молодости я приехал в Париж, потому что хотел увидеть господина Тальма. Мне сказали: «Вы прибыли вовремя, он играет в трагедии господина Шенье „Карл Девятый“.
Я сказал: «Посмотрим „Карла Девятого“. Во время представления происходит стычка, появляется полицейский, меня уводят в участок, где я остаюсь до следующего утра. Утром мне говорят, что ошиблись, и выставляют за дверь. В результате я уезжаю, чтобы вернуться в Париж лишь тридцать лет спустя. Я спрашиваю, как поживает господин Тальма: „Умер!..“ Я полюбопытствовал, где теперь идет „Карл Девятый“: „Запрещен начальством!..“ „Ах, дьявольщина! – сказал я. – А мне бы так хотелось досмотреть конец „Карла Девятого“, ведь я успел увидеть только первый акт“. „Невозможно, – отвечают мне. – Однако, если желаете прочесть, нет ничего проще“. – „Что для этого необходимо?“ – „Купите книгу!“ И действительно, это оказалось несложно. Я вхожу к книготорговцу. „У вас есть Шенье?“ – „Да, сударь, пожалуйста“. – „Ладно, – думаю я, – прочту это у себя на корабле“. Возвращаюсь на борт, открываю книгу, ищу: нет трагедии!
Одни стихи! Идиллии, мадригалы мадемуазель Камилле. Черт возьми, у меня на борту библиотеки нет, я и прочел моего Шенье, потом перечитал – вот как вышло, что у меня неосторожно вырвалась цитата. Только я оказался одурачен: я купил Шенье, чтобы прочесть «Карла Девятого», а у него такой пьесы, похоже, вообще не было. Ах, эти книготорговцы! Вот флибустьеры!
– Бедный крестный! – рассмеялся Петрус. – Торговцы ни при чем.
– Как это – ни при чем?
– Это ваша ошибка.
– Моя?
– Да.
– Что ты хочешь сказать?
– Трагедию «Карл Девятый» написал Мари-Жозеф Шенье, член Конвента. А вы купили книгу поэта Андре Шенье.
– Ага! Ага! Ага! – воскликнул капитан на все лады.
Вдруг он глубоко задумался, потом продолжал:
– Вот все и разъяснилось, но книготорговцы все равно флибустьеры!
Видя, что крестного не переубедить, и не имея оснований защищать эту почтенную гильдию, Петрус решил не упорствовать и стал ждать, когда Пьер Берто вернется к прежней занимавшей его теме разговора.
– Итак, мы остановились на том, – сказал моряк, – что ты наделал долгов. Так, крестник Петрус?
– Мы действительно остановились на этом, – подтвердил молодой человек.

II.
Крестный-американец

На мгновение воцарилась тишина. Пьер Берто пристально посмотрел на крестника, словно хотел увидеть его насквозь. – И какие у нас долги… хотя бы приблизительно?
– Приблизительно? – усмехнулся Петрус.
– Да. Долги, мой мальчик, все равно что грехи, – назидательно произнес капитан, – никогда не знаешь точной цифры.
– Я тем не менее знаю, сколько задолжал, – возразил Петрус.
– Знаешь?
– Да.
– Это доказывает, что ты человек аккуратный, крестник.
Ну и сколько?
Пьер Берто откинулся в кресле и, помаргивая, стал вертеть большими пальцами.
– Мои долги составляют тридцать три тысячи франков, – объявил Петрус.
– Тридцать три тысячи! – вскричал капитан.
– Ага! – хмыкнул Петрус, которого начинали забавлять оригинальные выходки его второго отца, как величал себя моряк. – Вы полагаете, что сумма непомерно огромная?
– Огромная?! Да я не могу взять в толк, как ты до сих пор не умер с голоду, бедный мальчик!.. Тридцать три тысячи франков! Да если бы мне было столько же лет, сколько тебе, и я жил на суше, я задолжал бы в десять раз больше. Да это сущая безделица по сравнению с долгами Цезаря!
– Ни вы, ни я – не Цезарь, дорогой мой крестный. Так что, если позволите, я останусь при своем мнении: сумма огромная.
– Огромная! Да ведь у тебя по сотне тысяч франков в каждом волоске твоей кисти! Ведь я видел твои картины, а я в живописи разбираюсь: я видел и фламандцев, и итальянцев, и испанцев. Ты – художник, у тебя отличная школа.
– Не надо громких слов, крестный! – заскромничал Петрус.
– А я тебе говорю, что у тебя отличная школа, – продолжал настаивать моряк. – А когда человек имеет честь быть великим художником, он не станет писать хуже из-за долга в тридцать три тысячи франков. Это точная цифра. А сам талант представляет собой миллионный капитал, какого черта! Кроме того, по закону, введенному господином де Виллелем, тридцать три тысячи франков составили бы как раз ренту с миллиона.
– Ну, крестный, я должен вам сказать нечто очень важное, – перебил его Петрус.
– Говори, крестник!
– Вы чертовски остроумны!
– Пфф! – только и сказал Пьер Берто.
– Не морщитесь, я знаю весьма порядочных людей, которые были бы счастливы такой оценкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13


А-П

П-Я