Ей снилась ярость, которую можно загасить только смертью Эль-Мюзира. Она стонала во сне, а сильные руки то и дело успокаивали ее.Когда, наконец, она очнулась, то обнаружила, что тихонько лежит рядом с Бекетом и прислушивается к его ровному дыханию. Мысль снова обратилась к только что сотворенному ими чуду, к тому, что она испытала, к ее снам.Катье отодвинулась от него, слегка встревоженная слабостью во всем теле. Медленно, с усилием поднялась, собрала раскиданную одежду и стала одеваться. Нижняя юбка путалась в ногах, шнуровка обматывалась вокруг пальцев. Она помедлила, переводя дух, потом из последних сил затянула корсет.– Мужчина всегда должен просыпаться при таком зрелище, – услышала она голос Бекета.Вздрогнув, перевела на него огромные глаза. Он тоже вскочил на ноги и едва не потерял равновесие. Удивленно оглядевшись, запустил пальцы в темную гриву.– Так и знал! Не надо было спать.Слова повисли над поляной. Теперь ни у него, ни у нее нет выбора – Бекет отчетливо это сознавал. Не говоря ни слова, он поднял бриджи и натянул их.– Мне пора, – проговорила она каким-то хриплым голосом и застегнула верхнюю пуговицу жакета.Он кивнул и встретился с ней взглядом.– И мне, Катье.Он по очереди поднимал с земли рубашку, мундир, ботфорты, шпагу и, надевая их, превращался в знакомого ей полковника.С неотразимой улыбкой он поклонился и подал ей руку – как галантный кавалер.– Мадам.– Милорд, – отозвалась Катье и тоже хотела присесть, но поняла, что настоящего реверанса не получится: ноги не держали ее. Хотела опереться на него, но даже такое прикосновение показалось слишком чувственным, поэтому она быстро отдернула руку. – Я... Я... – Катье запнулась и закусила губу, чтобы не закричать.-... Я никогда... не думала, что можно почувствовать... такое.На лице у Бекета была написана тревога, но он легонько стиснул ее пальцы и поднес их к губам.– И я не думал.Взгляд его вдруг сделался мечтательным. Он по одному перецеловал ее пальцы, тыльную сторону ладони, запястье. Она содрогнулась от ощущения влажного горячего языка на своей коже. Потом он прижал ее ладонь к своему приоткрытому рту и закрыл глаза.Катье стояла неподвижно, прислушиваясь к биению своего сердца. Наконец не выдержала и беспомощно прислонилась к Бекету.– Катье, – сказал он, лаская ее голосом. Впился губами в теплую мякоть ладони. – Катье... О Боже! – Он уронил ее руку и отшатнулся, мотая головой.Затем расправил плечи, снова поклонился и молча пошел рядом, не прикасаясь к ней. Ему хотелось побыть с ней подольше, чтобы было за что уцепиться в последний миг. Ведь она сделала ему подарок, какой редкий мужчина получает от женщины, – подарила ему жизнь.Но слишком поздно.Она подарила ему жизнь как раз тогда, когда он готов расстаться с жизнью. Он шагал рядом, упрятывая свои чувства к ней на дно сердца. Теперь ему нужны не они, а его ярость, его ненависть, его долг, его клятва.Перед ними замаячили стены аббатства. Катье снова увидела обвалившийся неф. Вот так и жизнь ее рухнула в глубокую бездну.Оба невольно замедляли шаг, оттягивая минуту расставания.Вот и яблоня, у которой привязана гнедая кобыла.– А когда ты... Нет, я не хочу знать, не хочу! – Она закрыла глаза от страшной правды, но тут же совладала с собой. – Когда ты с ним встретишься?– Как только сядет солнце. Он ночной зверь и умрет ночью.Она чувствовала себя, как разобранная на части деревянная кукла. Больше им не суждено свидеться. Он убьет Эль-Мюзира и вернется к своему воинскому долгу.– Будем прощаться? – спросила она.Бекет поймал золотистую прядь, выбившуюся из подколотых в спешке волос и поцеловал ее.– Мы уже простились. – Он поправил прядь и отступил.– Я... Я буду тосковать по тебе. – Она зажмурилась, не позволяя себе заплакать. – Уж лучше б я тебя не знала... Ничего подобного , когда он вернется к герцогу Мальборо , у меня , как благословение Божье , останутся мои воспоминания. Она улыбнулась дрожащими губами.– А то теперь всякий раз, как я буду проезжать по дороге на Ауденарде, мне вспомнится англичанин в алом мундире. И не только на той дороге , а везде , всегда! Бекет потрепал ее за подбородок.– Тебе незачем проезжать по дороге на Ауденарде, сильфида.– Ну почему? Раз в неделю – в базарный день... Мы с Петером покидаем Геспер-Об и возвращаемся в Сен-Бенуа.– Катье... – он осекся.Она удивленно заглянула в синие глаза и увидела там мучительную душевную борьбу.– Тебе некуда возвращаться, Катье. Я думал, ты знаешь. Замок Сен-Бенуа...– Что?! – Она помертвела.Он протянул к ней руку, но опять удержался.– На исходе сражения Сен-Бенуа был взорван пушечной канонадой.Катье уставилась на него, чувствуя, что сходит с ума.– Нет! – прошептала она. – Нет! Не может быть! Я лишилась сестры, всех надежд на будущее Петера, дома... И тебя... – Она вцепилась в лацканы его мундира. – Да, ведь ты скоро вернешься к своему Мальборо, к своему долгу. А мне и моему сыну ничего не остается. Ничего, кроме дядюшки, который упрячет его подальше, как только узнает про... «изъян».Он перехватил ее дрожащие руки.– Моя сильфида, ты молода, прекрасна, в твоей жизни еще будет много счастья. Не надо бояться. Маркграф примет твоего сына. Скажи ему – и в душе сразу же поселятся мир и надежда.– Какая надежда? – Она отстранилась. – Ты бы слышал, как Клод говорил о Петере! Называл его совершенством, уверял, что не терпит даже малейших изъянов. А еще – как они со смехом рассказывают про его деда!– Катье, ты должна ему сказать. Дед Клода был выживший из ума старик. Маркграф не может так обойтись с шестилетним ребенком.– Да откуда тебе знать? Думаешь, он поступит так, как на его месте поступил бы ты? Не станет стыдиться Петера из-за такой малости? – Она повернулась к лошади и начала подтягивать подпругу. Глаза жгли слезы. – Ты же его не знаешь!– Я слишком хорошо его знаю. И все-таки ты должна сказать.Он посадил ее боком в седло; трясущимися пальцами она расправила юбку. А он накрыл их своей рукой.– Мне жаль, что все так случилось. Я думал, душа моя давно мертва, но ты... Прости меня, Катье. Если б я мог остаться с тобой навсегда!.. Но моя участь предрешена. Я лишь играю предназначенную мне роль.Его слова глубоко задели Катье.– Что ж, играй, – сказала она, вырвав руку. – Иди к дьяволу, англичанин! Ты так хорошо поместил между ним и собой мою жизнь, что от нее камня на камне не осталось. Так и быть, я скажу Клоду. Но если с моим сыном что-нибудь случится, я до конца дней буду проклинать тебя.Вонзив пятки в бока лошади, она умчалась от его ответа и от него.Катье глядела на Клода, вольготно развалившегося в обитом парчой кресле зеленой гостиной. Карточные столики убрали, оставили только ковры и ряды стульев вдоль стен. Маркграф наблюдал, как слуги снимают со стены «Трех граций».Терзаясь гневом и отчаянием, она прискакала в замок и потребовала свидания с Клодом, боясь, что ее решимости надолго не хватит.– Вы становитесь обузой, Катрин, – произнес Клод, поднимаясь ей навстречу.– Мне надо с вами поговорить. – Она взглянула на слуг. – С глазу на глаз.– А куда это вы ездили? К давешнему любовнику?Катье отвела взгляд. Лучи закатного солнца подчеркивали румянец на ее щеках. Клод ухватил ее двумя пальцами за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.– Ходят слухи, что вы путаетесь с англичанином. Это правда? Неужели Торн спит с вами? Ну, говорите же, бледная мышка! – Он провел пальцами сзади по ее шее и запустил их в волосы. – А может, не такая уж мышка? Торн дикий мужчина. Я знавал его лет десять назад, в Вене. Он был совсем юнец, но уже тогда мы все завидовали его необузданному нраву. Женщины стекались к нему со всех сторон, точно ручейки в бурную реку. Но в той реке было слишком много порогов для этих изнеженных созданий. Я был склонен считать вас одним из них. – Он больно потянул ее за волосы. – Неужели вы и впрямь способны удовлетворить дикого мужчину? Быть может, Филиппа и не стоило жалеть?Катье бил озноб.– Прошу вас, Клод, – еле выдавила она, – не трогайте меня. Я пришла поговорить с вами, и только.– Позже, Катрин. – Он выпустил ее волосы. – Исповеди после обеда так утомляют.– Но, Клод, мне в самом деле необходимо... Он повелительно махнул рукой лакею.– Проводите мадам де Сен-Бенуа в ее покои и проследите, чтобы она их не покидала.Катье опешила.– Что? Как вы...– Слушаюсь, Ваше Высочество. – Лакей вытянулся перед ней, скрестил руки на груди; лицо у него было непроницаемое.– Меня ждет отдых, Катрин.Она колебалась, и он нетерпеливо взглянул на нее. Храбрость изменила ей.– Клод, прошу вас! Я хочу... Маркграф брезгливо поморщился.– Я повинуюсь только своим желаниям, дорогая моя. Зарубите это на своем носике. И если, скажем, я пожелаю преступить закон в отношении своей невестки, то и от церкви можно откупиться. Либо откупиться, либо разрушить ее, как аббатство Святого Криспина. Даже слуги Божьи хорошенько подумают, прежде чем вызвать неудовольствие маркграфа Геспер-Обского. А уж вам тем более не советую.– Но, Клод.... – У меня нет времени, – Клод и обшарил глазами ее смятую амазонку. – И приведите себя в порядок, мадам. Пока что вы маленькая грязная мышка. Я приду к вам после и дам вам возможность излить душу. Но я желаю видеть перед собой женщину, а не мышь.Клод с достоинством удалился.Катье стиснула зубы, чтобы удержать рвущиеся наружу слова отвращения, гнева, презрения. Она глядела вслед своему деверю. Человеку, с которым связаны все ее надежды. Человеку, в чьи руки она собирается отдать Петера со всеми его изъянами. Она резко повернулась к лакею и последовала за ним в свои комнаты.Солнце скатилось к горизонту. В стенах аббатства Бекет слушал, как шпага шепчет последнюю клятву точильному камню. Он смазал ее .маслом и насухо вытер.Все готово. Ярость крепнет с каждым движением. Он надел алый камзол, мундир и перевязь. Спрятал в ножны заточенную шпагу. Подошел к Ахерону и запрыгнул в седло.Зверь затаился у него внутри. На губах сверкнула улыбка. Теперь уже скоро его можно будет выпустить на волю. Рука его напряглась, как будто пальцы сжимали эфес шпаги, а во всех жилах отдавался звон клинка о клинок.Он послал Ахерона к замку.В южной стороне поднималось облако пыли. Конь с седоком в алом мундире во весь опор мчался к нему. Гарри Флад. Подхлестывая коня, он пытался поравняться с быстрым аллюром Ахерона.– Дело дрянь, полковник. Французишки, видать, сымаются с места. Найалу оттеда никак не уйтить – прячется у старой няньки. Она ему кой-чего порассказала, навроде как в монастыре-то не одне монахи.Замок манил Бекета своими темными очертаниями. Но тени подождут до заката. Теперь его зовет другой долг.– Ну и чего, полковник?Дыхание Бекета было сдержанным, рассчитанным, питающим внутреннюю ярость.– Едем к лейтенанту! – решил он и повернул Ахерона на юг, чтобы исполнить последний долг перед своей сильфидой.Катье расхаживала по комнате. Ее душа металась между отчаянием, гневом и безысходностью. Она послала Клоду записку, но чувствовала, как решимость все больше слабеет. Может , не говорить ? Нет, она обещала Бекету!Выглянула в окно. Солнце садится. Что, если он уже встретился с Эль-Мюзиром?Она сложила руки в истовой молитве.– Отче наш, Иже если на небесех... – Рыдания душили ее. – Господи Боже, спаси его и помилуй! Грехи его, не столь тяжки, как мои!Сесиль поскреблась в дверь и вошла, держа на вытянутых руках облако золотистого шелка.– Мадам. – Она присела и вытащила из-под облака сложенный листок. – Это для вас.Катье взяла записку, написанную все тем же паучьим почерком. Руки дрожали, когда она разворачивала ее.«Ты не пришла, сестренка. Я тобой недоволен. Помни, ты должна привести ко мне своего англичанина». Катье задохнулась и бросила записку на туалетный столик. Эль-Мюзир. Что он задумал ? Катье не отрывала глаз от скомканного листка. Надо сказать Клоду! Она повела плечами, точно сбрасывая непосильную ношу.– Сесиль, у меня к тебе два поручения. Скажешь мадам Д'Ажене, что я должна немедленно ее видеть. А еще передашь Его Высочеству... Напомнишь ему о том, что он назначил мне аудиенцию.Сесиль снова сделала реверанс.– Боюсь, мадам, одно поручение я не смогу исполнить. Мадам Д'Ажене срочно собралась и уехала. Странно, что вы об этом не знаете.– Уехала? – Катье закусила губу. – Ну хорошо, тогда пойди к Его Высочеству. Надеюсь, он хотя бы не уехал?Сесиль хихикнула и, слегка покраснев, натянула на руку золотистое кружево нижней юбки.– Платье от Его Высочества, мадам.Катье вспыхнула и отвернулась.– Успеется.– Прошу прощения, мадам, но вы...– Я сказала, успеется. Ступай тотчас же к Его Высочеству!Служанка испуганно вытаращила глаза, присела и скрылась.Через несколько минут в дверь для прислуги впорхнуло полдюжины камеристок под предводительством суровой пожилой дамы.– Его Высочество приказали вам немедленно одеться, – объявила она.Камеристки стали раскладывать на кровати наряд: платье из шелка и воздушных золотистых кружев и красную бархатную накидку. Что еще взбрело ему в голову? У Катье все внутри сдавило узлом. Неужели она должна заплатить собой за безопасность сына?– Я не стану... – начала она.– Мадам, это приказ Его Высочества. Скоро он сам сюда прибудет.Суровая дама отдавала распоряжения, называя каждую камеристку по имени, и вскоре Катье подхватил кружевной и шелковый вихрь.Она безвольно покорилась рукам, стаскивающим с нее платье и чулки. Душу ее точила тревога.Клод скоро будет здесь. Что, если Петер никогда больше не получит лекарство? Правильно ли она поступает? Она проглотила комок в горле. Бекет прав: нельзя связываться с дьяволом. Придется связаться с Клодом.Камеристки с двух сторон ухватились за шнуровку корсета, затягивая изо всех сил. Катье взглянула в зеркало. Оттуда на нее уставилось золотоволосое видение. Груди цвета свежих сливок округло и пышно выступали над шелковистой полоской кружев. Сквозь почти прозрачную нижнюю юбку просвечивали тончайшие чулки.На нее через голову надели шелковое платье. В серых глазах, глядящих на нее из зеркала, отразились грусть и печаль. Если бы Бекет увидел ее такой, какая она сейчас, то, может, позабыл бы о своей охоте на безумного турка и остался с ней?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39